Головы и стенки: протесты в России
В последнее время часто говорят, что слабость нынешнего протестного движения не только в его относительной малочисленности, но и - что главное - в отсутствии внятного дискурса, внятного языка, внятных требований. Что эмоции часто преобладают над разумом. И что вообще головой стенку не прошибешь.
Все правильно. Особенно про голову и стенку. Стенки не прошибаются головами - это верно. Стенки, как показывает исторический опыт, рушатся сами. Уж, казалось бы, что могло быть прочнее Берлинской стены в ее зловещей безысходности. Но и она рухнула в одночасье. А головы, особенно продуктивные, принято использовать для иных целей.
Ну, и про язык тоже все правильно. Но язык протеста формируется прямо на глазах. Формируется не в академическом пространстве, а буквально на улице. Язык - это явление не только вербальное. Существует язык поведенческого жеста, его словарь, морфология и синтаксис. И этот язык, повторяю, формируется в наши дни. Во всяком случае, на некоторые высказывания, часто и вовсе не вербальные, мгновенно реагирует власть, весьма, надо сказать, оперативно отвечая на своем языке - на языке дубинок, автозаков, полицейских протоколов, изумительных в своем запредельном идиотизме кадровых решений.
Говорят: "Ну какой толк от этих бессловесных бульварных прогулок, мобильных лагерей и легкомысленных белых ленточек, если неясен смысл самих этих посланий?" Так именно что он ясен, этот смысл! А в ином случае власть не отвечала бы на эти послания так, как только она и умеет отвечать.
Смысл этих высказываний еще и в том, что они предельно обнажают дискурсивный ресурс власти - убогий, косноязычный, беспомощный и, в общем-то, бесперспективный. "Ничего себе беспомощный, - говорят, - когда у них дубины, а у нас только головы!" Но именно в этом как раз и дело, что у них дубины, а у нас головы.
А еще много говорят об оптимизме и пессимизме. И правильно говорят. Вот и мой друг недавно напомнил мне о том, что однажды я ответил ему на какой-то из его аргументов в одном из наших бесконечных споров (не помню, о чем, да и неважно в данном случае). "То, что ты говоришь, - сказал я ему, - слишком бесспорно для того, чтобы это было именно так". Это я к тому, что скептиком и пессимистом в наши дни быть легче и, главное, надежнее и респектабельнее, чем быть оптимистом. Видимо, именно поэтому я оптимист. То есть просто потому, что это рискованнее, а потому - интереснее.
Комментарии
Тот, кто спит и видит, что протестные настроения снижаются, это тот, кто сознаёт, что ничего адекватного не может им противопоставить и, по Фрейду, хватается на эту соломинку сновидений. Эти же люди и в Церковь ходят, ибо нуждаются в защите потусторонних сил.
А когда протесты, вдруг, сойдут на нет - успокоят себя сбывшимися надеждами. Ведь всё было так просто и предсказуемо.
Вот только, внезапно провалиться в ушедшую в подземное русло реку гораздо опаснее, нежели купаться в открытой воде.
А куда ещё, скажите на милость, деваться этой реке, если журчания её протестов власть не хочет слышать? Придётся подмывать фундаменты власти из-под земли...
"Подрыв «могущества русского народа» мыслилось осуществить проведением целого комплекса мероприятий. Сюда относились и максимальное сокращение численности русского населения путем насаждения бедности, сокращения рождаемости, устранения медицинского обслуживания и снабжения лекарствами, и уничтожение интеллигенции путем ликвидации образования, и переселение за Урал, на Кавказ, в Африку и даже в Южную Америку более 50 млн. русских из европейской части России, а пока остававшиеся здесь 14 млн. превратить в чернорабочую силу на службе у колонизаторов.
Особое внимание уделялось разрушению интеллектуального генофонда русской нации. Гитлер говорил: чтобы подорвать силу народа, достаточно уничтожить его «культуртрегеров», то есть носителей духовности, знаний и творчества в области политики и экономики, науки и техники, культуры и искусства, исторической памяти. Добиться этого предусматривалось, в частности, так: «Ни в коем случае не следует давать местному населению более высокого образования. Если мы совершим эту оплошность, мы сами породим в будущем сопротивление против нас. "