Горькие финики
На модерации
Отложенный
Начало марта в том году было холодным, ветреным...Снег днём вытаивал , образовывая кашу , которую вечерняя стужа превращала в небольшие торосы и слитки льда . Машины и редкие автобусы некрасиво вихлялись на дороге , пытаясь оставаться в колее ..Чем ближе к ночи,тем сильнее холодало, а то вдруг - против всех человеческих ожиданий - начинал валить снег, засыпая льдистые участки опасным, предательским покровом..
Отец получил телеграмму. В ней было сказано:"Больную выписали зпт приезжайте забирать тчк ". Мама долго болела и лежала в больнице уже около года . Болезнь была тяжелая и почти неизлечимая, сильно запущенная. Отец знал об этом, знал, что может быть в с я к о е - именно поэтому он возил нас к маме в начале осени, и я помню, как поразила меня её страшная худоба, запавшие огромные глаза, и то, как она, плача, открыла тумбочку и сказала нам с братом : ешьте всё , сыночки, мне ничего не нужно, аппетита давно нет... Её сестра привезла ей накануне мёд, яйца, масло, варенье..
Мы накинулись на еду . В палате были и другие женщин . Они страдальческими глазами глядели на худых, плохо одетых детей , на их жалкую мать и подносили нам - кто яблоко , кто булку с изюмом , кто стакан кефира . Некоторые шмыгали носом , а некоторые и плакали , наводя меня на нехорошие мысли . Я смотрел на них со страхом. Все они были одинаково худые , плохо одетые ,непричёсанные . В палате неприятно пахло .
Но вот пришла телеграмма, в которой было сказано, что мама выздоровела и её можно забрать домой. Весёлый отец пришёл с работы и сказал, что он едет сейчас за матерью , и что я тоже поеду с ним в Обоянь, а Валерку мы не возьмём . Младшего сына он отвёл к брату, передав на попечение его жены, а меня усадил в кабину попутки, сел грузно рядом (от него пахнуло вином) , захлопнул дверь - и мы покатили к матери . Мама "лежала" в Обояни , небольшом городке Курской области . Место, где "лежать" она выбрала сама - там поблизости родная деревня, там живёт сестра , которая всегда поможет . На мужа она никаких надежд ,видимо, не возлагала.
Было начало весны , но темнело рано и свет идущих навстречу машин не казался преждевременным. За посадками , в разрывах насаждений , иногда открывались светлые дали с лесами на горизонте или широкими заснеженными полями , на которых кое-где чернелись пунктиры проталин. Часа через два мы приехали , но сразу в больницу не пошли, а пошли в какую-то столовую или буфет , где отец сразу отыскал знакомых , они начали разговор , который на Руси , как известно, без водочки не вяжется , они шумно и бессвязно загалдели, закури ли - кто-то оказал внимание и мне , скосив глаза и глупо спросив : твой? - на что отец отшутился: нет, соседа! - что было мной оценено тоже очень невысоко. Отец купил мне кулёк фиников, я видел их впервые , они были мягкие, склизкие и очень сладкие...не конфеты, не ягоды ...внутри косточка...
Уже почти стемнело , когда мы подошли к воротам больницы . Подмораживало . Фиников у меня было много. Я вынимал их из кулька по одному и клал в рот - вязкая пряная сладость заполняла рот , стекала в горло , я сглатывал и брал следующий финик...Отец долго стучал в дверь .
Никто не шёл . Он начал материться про себя. Я стоял рядом в коротком сером пальтишке и сапогах и мне было холодно, я начинал дрожать, а тут ещё эти приторные финики мешали засунуть руку в карман .
Наконец женский голос за дверью спросил недовольно:
- Кто там? А? Чего забрать?..А..Сейчас узнаю..."
Женщина ушла . Я хотел в туалет , и , всё ещё жуя финики , отправился за угол , а когда вернулся , застал обрывок разговора...Дверь была приоткрыта , против двери стоял отец ,а тётка в белом халате говорила : -- Ну ,что так поздно ? Вы позже не могли , мужчина ? Все уже ушли , рабочий день кончился...Приходите завтра...без документов нельзя..
-Да я работаю...Сейчас-то почему нельзя.?..может , это...
- Бумаги все в кабинете , а он закрыт...давайте , мужчина , завтра приходите . С утра...
- А , может ,как-то..это...вот ребёнок замерз...ехали к мамке... Где она сама -то ?
Возникла пауза...Женщина во все глаза смотрела на нас , переводя взгляд .Наконец она сказала :
- Вам телеграмму давали ?
- Да , получил .
- Ну ?
- Что "ну" ?
- Да её уже вынесли в часовню , - потеряв терпение , сказала тётка .
- Как "в часовню"? - упавшим голосом спросил отец . Я ничего не понимал .Мама не выходила. Маму не отпускали. Тётка была нехорошая , грубая . Отец пьяный . Мне было холодно . Что они..И вдруг я всё понял . Отец вполголоса разговаривал с "белым халатом ". Они хотели скрыть от меня то , что мне уже стало ясно по их странному поведению . Мама умерла ! Наша мама умерла . Она не выйдет потому,что уже не ходит, она лежит в непонятной часовне , и её теперь похоронят в земле , как того дядю , гроб которому делал мой отец . Будет играть страшная и громкая музыка . Маму накроют крышкой и увезут на кладбище...
Все эти мысли и картины мгновенно пронеслись у меня в голове...Не буду описывать , как мы возвращались домой , как шли по дороге вдвоём - бушевала метель , дорогу пере секали змеистые пучки позёмки - нас продувало насквозь , было очень темно и страшно . Отец разговаривал с собой , со мной , что-то бормотал , рыдал в голос , кричал : - Маша, Маша ,что ж ты сделала...Что я ,сука , с тобой сделал...Не хочу жить.. - и он размахивал открытой опасной бритвой , которая всегда лежала у него в кармане , а я , за замирая от ужаса , висел у него на руке , чтобы он не сумел дотянуться до горла...
Пришли к дому дяди , вошли в подъезд , поднялись на второй этаж , постучали..Никто не открыл .Отец толк нул дверь . Она была незаперта .Мы вошли в прихожую . Шумели дети . Кто-то из них выскочил , потом вышла заспанная тётя Лида и, зевая, сказала :
- Ты, Миш ? - и,оглядевшись , удивлённо спросила :
- А Машка где?
Пауза.Пауза.Пауза.
- За дверью стоит - вдруг ответил отец.
Тётя недоверчиво выглянула за дверь...
Так это всё и застыло в памяти : ужасное известие , безлюдная дорога , колючая позёмка , рыдания отца , его театральный , нелепый ответ . Удивлённое лицо моей тётки . И вкус фиников во рту .
Комментарии
И не прокомментируешь...
Давно не читала столь пронзительного ничего.
И - до безобразия похоже на правду - об "отцах русских"...
Было это 19 марта 1953 года. Мы тогда жили в Алма-Ате. Жили втроём – мать, мой старший брат, восьмиклассник, и я. Старшая сестра училась в Москве в Пищевом институте. Отец сидел в Сибири, в лагере.
Только отгрохотали похороны Сталина. Когда он умер и до тех пор, пока его похоронили – кажется, 9-го или 10-го марта – погода в Алма-Ате стояла тёплая, весенняя – весь снег сошёл.
Потом пошли дожди, а в ночь на 19 марта навалило горы снега.
Я тогда учился во втором классе, и ходил в школу в первую смену. Брат тоже учился в первую смену, но в другой школе.
Когда я возвращался домой, во дворе нашего дома увидел Валерку Тумайкина, катавшего снежные комья с соседскими девчонками. Валерка был на три года младше меня, но мы с ним дружили. Он увидел меня и радостно закричал:
– Эрик! А правда, что твоя мама под трамвай попала?!
А, надо сказать, что за неделю, или около того, возле нашего дома действительно попала под трамвай одна женщина – работница со стадиона “Динамо”. И я говорю Валерке:
– Ты что, дурак?! Это же тётка с “Динамо”!
И я пошёл домой. Когда вошёл в подъезд, туда же вошла и соседка с первого этажа с ведром в руках – видимо что-то несла из сарая. Имя её я уже не помню, только фамилию – Беликова. У них была большая семья – пятеро детей. Старший сын был уже взрослый – офицер, остальные – дочери. Младшая, была года на три старше меня. Эта соседка нас, дворовых пацанов, недолюбливала, и обычно ругала или, вообще, гоняла по двору веником.
А тут она вдруг стала гладить меня по голове, приговаривая:
– Не плачь, не плачь, малыш. Всё с мамой будет хорошо.
У меня внутри всё оборвалось – что-то с мамой случилось! Я взбежал на наш второй этаж, открыл ключом дверь нашей коммуналки. В коридоре темно (свет надо было экономить), у двери – полка, между ней и стеной – паутина с засохшей мухой. Я пробежал к нашей комнате – дверь не заперта. В комнате за столом сидит брат, подперев голову рукой, и смотрит в окно.
– Что с мамой?!
– Мама попала под троллейбус, – как-то странно спокойно сказал брат. – Она жива, ей сломало ногу. Её положили в госпиталь. Я сейчас туда поеду.
– Я тоже!
– Нет. Сиди дома – нечего тебе там делать.
Мама попала под троллейбус из-за того, что тротуар был завален снегом – идти по нему было неудобно (сапог ведь тогда не было), и она сошла на укатанную дорогу. Когда появился троллейбус, она стала отходить к обочине и поскользнулась...
Конечно, никаких уроков я в те дни не учил. Когда учительница меня вызвала к доске, я толком ничего ответить не смог. Один мой друг сказал, что случилось с моей мамой. Учительница отправила меня на место и сказала:
– Вот видите, ребята, что может случиться, если не соблюдать правила уличного движения...
Предприятие, где работала мама, выделило деньги на наше с братом содержание, и поручило заботу о нас подруге мамы по работе Губановой (имени уже, увы, не помню). Она ходила с нами, покупала нам кое-какую одёжку, продукты, готовила нам.
5-го июля вернулся отец – его освободили по амнистии. Маму выписали из госпиталя 19 июля – ровно через 4 месяца после несчастного случая. Вернулась она на костылях – ей ампутировали ногу выше колена.
Прожила она после этого ещё 40 лет. Ходила на протезе. Сколько с ним было возни – это, вообще, отдельная тема.
А мне на всю жизнь запомнилась та паутина с засохшей мухой.
Вот здесь еще можно опубликовать http://zhurnal.lib.ru/