Почему же русским так близко понятие «социализм»?

Немыслимая в условиях мирного времени цивилизационная катастрофа, постигшая наш народ, полная утрата обществом нравственных ориентиров, актуализация давно забытых социальных проблем и общественных пороков заставляют серьезно задуматься о причинах нежданного бедствия, обратиться к строгой науке в поисках ответа на вечные вопросы - как подобное могло произойти, кто виноват и что нам следует предпринять в сложившейся обстановке.

Социализм есть общество, возникающее не в результате отбора методом проб и ошибок, а созидаемое целенаправленным разумом в полном согласии с «принципиальной схемой», не имеющей системных неясностей и логических противоречий. Считать, что в социалистическом обществе процесс производства определяется действием неких «экономических законов», значит впадать в товарный фетишизм самого примитивного толка, про который Маркс писал: «Формулы, на которых лежит печать принадлежности к такой общественной формации, где процесс производства господствует над людьми, а не человек над процессом производства - эти формулы представляются ее буржуазному сознанию [олицетворенной политэкономии - авт.] чем-то само собой разумеющимся, настолько же естественным и необходимым, как сам производительный труд».

Социализм и есть то общество, где человек господствует над процессом производства, а не склоняет покорно голову под ударами «экономических формул», отражающих закономерности товарного обращения минувших эпох. Басящие сегодня с телеэкрана об уровнях инфляции, «ипотечном кредитовании», «инвестиционном климате» и прочих финансовых дуростях различные «экономические эксперты», «политики», «государственные деятели», «ученые» вопиюще невежественны, чтобы иметь какое-либо моральное право выходить на многомиллионную аудиторию с теми наивностями, которые представляются им их «мыслями» и «суждениями». Не говоря уж о том, чтобы браться за выработку стратегии государственного развития в XXI веке на основании своих ретроградских либеральных химер.

Отмахнемся сразу от поверхностного диагноза, сводящего вопрос к предательству «элит», перерождению партии, к падению нравов и утрате веры в «светлые идеалы». Эти, лежащие на виду обстоятельства - не более чем следствия, лишь путь к истине, глубоко спрятанной от некритичного взгляда, лежащей в самом фундаменте общественных отношений. Не следует также приписывать случившееся лишь случайному капризу истории, носящему субъективный характер, не связанному с серьезным искажением основ социалистического общества, с извращением самой его сути. Номенклатурные догматы о «материальной заинтересованности», «оплате по труду», «социалистических» товарно-денежных отношениях после контрреволюционного переворота получили свое логическое разрешение в легализации корысти, алчности, разрушающих личность эгоистических устремлениях, в снятии всех нравственных ограничений. Можно всё, что выгодно. Выгодно всё, что делает меня богаче, приносит деньги, власть, славу. Всё что нельзя - тоже можно, вопрос лишь нужной суммы. И то, что возникло на пепелище страны в результате таких «реформ», нормальный человек не может рассматривать без чувства брезгливости и презрения.

Прежде всего, вызывает отвращение возведённая в абсолют Товарность. Всеобщая мена. Клеймо продажности на всём - на импортных авто, на плазменных телевизорах, на квартирах и особняках, на заводах и фабриках, на интимных услугах и модельных стрижках, на министрах и политиках, на законах, лицензиях, званиях и регалиях. Товарность порождает неравенство, ограничивает человеческую свободу, подчиняет ее интересам примитивного выживания и потребления, превращает труд в стоимость, в тягомотину, в подневольную работу на хозяина. Такой труд не приносит удовлетворения, заставляя человека искать пути освобождения от рабства принуждения, замыкаться в своём маленьком семейном мирке, выстраивая свой дом в стиле осажденной крепости, где только и могут укрыться от угроз окружающего враждебного мира простые человеческие отношения дружбы, солидарности, чувства нежности, признательности, любви.

Заглянув в современное нам будущее, Маркс не смог бы написать лучше: «Наконец, пришло время, когда все, на что люди привыкли смотреть как на неотчуждаемое, сделалось предметом обмена и торговли и стало отчуждаемым. Это - время, когда даже то, что дотоле передавалось, но никогда не обменивалось, дарилось, но никогда не продавалось, приобреталось, но никогда не покупалось, - добродетель, любовь, убеждение, знание, совесть и т. д., - когда все, наконец, стало предметом торговли. Это - время всеобщей коррупции, всеобщей продажности, или, выражаясь терминами политической экономии, время, когда всякая вещь, духовная или физическая, сделавшись меновой стоимостью, выносится на рынок, чтобы найти оценку, наиболее соответствующую ее истинной стоимости».

Как известно, капитализм основывается на товарном производстве, на обмене, торге. Товар не просто полезная вещь, обладающая потребительной ценностью, это вещь, изделие, продукт, предназначенный именно для товарного обмена. Историческая необходимость товарного обмена связана с общественным разделением труда в процессе производства потребительных благ.

Маркс отметил одно важное обстоятельство. Всякое товарное производство имеет в своей основе разделение труда, но не всякое разделение труда порождает товарное производство. Например, в родовой общине, ведущей натуральное хозяйство, в семейном укладе распределение обязанностей не обуславливает обмен продуктами трудовой деятельности. В общине, в семье давно действует принцип - от каждого по способностям, каждому по потребностям. В семейном общении не принято строить отношения на мене, на скрупулёзном высчитывании трудового вклада члена семьи для ответного пропорционального воздаяния по делам и заслугам каждому. Не похвалят родители и своего сияющего ребенка, прибежавшего домой с игрушкой, выменянной у приятеля по двору. Неважно, выгоден или не выгоден был обмен - родители настоят на том, чтобы сделка была расторгнута, а игрушки вернулись к своим прежним хозяевам.

Обмен - деяние этически нечистоплотное, безнравственное, причем не только в среде детей, но и в не меньшей степени, среди взрослых. Положение дел меняется, когда в силу необходимости, хозяйка в семье, приготовив пищу, выносит кастрюльку с гуляшом на рынок, чтобы продать, обменять продукт семейного труда на нужные ей продукты или изделия. Не имеет никакого значения, будет ли это прямой обмен товара на товар или продажа, поскольку, не обладая самостоятельной потребительной ценностью, так или иначе вырученные деньги будут обменены на нужный продукт в будущем. В этом и заключается вся суть товарно-денежных отношений - обмен потребительными стоимостями, превращенными в товар. Производство товара с целью получения выгоды, барыша. Так что же в этом плохого, исторически отжившего, обреченного на исчезновение?

Вот как определяется обмен постперестроечным «Современным толковым словарём» 1997 г. издания: «ОБМЕН в экономике, фаза общественного воспроизводства, связывающая производство с распределением и потреблением. Необходимость обмена вызывается общественным разделением труда. На разных ступенях общественного развития обмен выступает как непосредственный обмен деятельностью, продуктообмен, товарный обмен».

Здесь замаскировано очевидное жульничество. Как уже отмечалось, разделение труда может порождать обмен, а может и не порождать, поэтому следовало бы указать, что «необходимость обмена» определяется товарным способом производства, но никак не разделением труда в процессе общественной деятельности. Нетоварное производство - есть основной вид производства в современном мире. В самом деле, любой независимый товаропроизводитель лишь внешне выступает как обладатель определенного товара. Внутренний механизм производства товарной продукции основан на натуральности, производство планируется в физических параметрах и величинах. Цеха предприятия, выпускающего, к примеру, автомобили, не обмениваются друг с другом деталями и комплектующими, не продают сборочному цеху болты, гайки и рулевые тяги. Внутри предприятия вся деятельность построена на разумных, плановых началах, подчинена требованиям технологической дисциплины, эффективности производства, а естественное разделение рабочих операций не порождает товарности продукции и межцехового обмена изделиями.

Современный капитализм в высшей степени монополизирован, все рынки сбыта поделены между гигантскими транснациональными корпорациями и ревниво охраняются от проникновения «чужаков». Поскольку внутри этих монополий производство бестоварное, «нерыночное», логично предположить, что в пределе, одна гигантская монополия, поглотившая все остальные, не будет нуждаться ни в каком рынке, разве что на Марсе не обнаружится вдруг спрос на земные сувениры.

Современная буржуазия не испытывает восторгов по поводу объединения всего производства планеты в одну мега-монополию с одним собственником, на интерес которого будет вынуждено работать все трудоспособное население планеты. Абсурдность такого положения будет столь явной, что никакой силой этот собственник не сможет контролировать ситуацию и удерживать за собой владение всеми планетарными ресурсами. Он будет сметен, а вся «собственность» его обобществлена. Чтобы избежать такого развития событий, буржуазия вынуждена решать и политические задачи не допущения сокращения численности своего класса до критического уровня, прибегать к явно нерыночной практике «демонополизации», государственного вмешательства в экономику, поддержки слоя малоэффективных мелких товаропроизводителей, удерживать на плаву многочисленный «средний класс» - торговцев, ремесленников, фермеров и массу прочего экономически несостоятельного люда. Приходится сглаживать социальные противоречия пособиями, продовольственными карточками, различными преференциями и льготами, закрепляя своё господство контролем за массовым сознанием, насаждением культа потребительства, надуванием радужных пузырей иллюзорных «свобод», «равных возможностей», «прав человека», в экзальтации договариваясь даже до слов «гуманизм» и «любовь к ближнему».

Касательно гуманизма и любви, как выразился один популярный киногерой, - это вряд ли. «Ближайшим следствием частной собственности является торговля, взаимный обмен предметами необходимости, купля и продажа. При господстве частной собственности эта торговля, как и всякая другая деятельность, должна стать непосредственным источником дохода для торговца; это значит, каждый должен стараться как можно дороже продать и как можно дешевле купить. Следовательно, при всякой купле и продаже выступают друг против друга два человека с абсолютно противоположными интересами; конфликт носит решительно враждебный характер, ибо каждый знает намерения другого, знает, что намерения эти противоположны его собственным.

Поэтому первым следствием торговли является, с одной стороны, взаимное недоверие, с другой - оправдание этого недоверия, применение безнравственных средств для достижения безнравственной цели. Так, например, первым правилом в торговле является умалчивание, утаивание всего того, что могло бы понизить цену данного товара. Отсюда вывод: в торговле дозволительно извлекать возможно большую пользу из неосведомлённости, доверчивости противной стороны и равным образом дозволительно приписывать своему товару такие качества, которыми он не обладает. Словом, торговля есть узаконенный обман. Что практика соответствует этой теории, сможет подтвердить всякий купец, если он захочет воздать должное правде». (Ф. Энгельс)

Таким образом, побочным «продуктом» товарного обмена является утрата людьми нравственной состоятельности, девальвация человечности, сведение отношений между ними к меркантильной, своекорыстной расчетливости, провоцирование вялотекущей «мировой войны» всех со всеми, эскалация ненависти и насилия в обществе. Продажность, товарность, в своем самом совершенном виде являют собой и совершеннейший инструмент растления, развращения личности, превращения человека в раба, в наёмную рабочую силу с ценником на лбу. Подобное оскотинивание человека не есть нечто сущностно необходимое, неизбежное, диктуемое «природой» человека или его врожденными «животными инстинктами». Это зло всецело определяется не характером труда, а исключительно формами общественных производственных отношений, навязывающих обмен, торг как «естественный» регулятор спроса и предложения.

Даже у «прогрессивных», «патриотических», «левых» экономистов, не говоря уж о либеральных догматиках, порой не хватает фантазии оторваться от отношений товарного обмена, конкурентной борьбы, от «рыночных механизмов» и «материальных стимулов», якобы, доказавших свою гибкость и эффективность в сравнении с советским типом хозяйствования. Весь полет их мысли направлен на «улучшение» товарного производства, смягчение порождаемых им социальных последствий, недалеко отходя в этом деле от рыночного шаманства перестроечных «академиков» - разного рода аганбегянов, абалкиных, шмелевых и прочих горбачевских «новомышленцев» - приверженцев подчинения деятельности человека «объективным экономическим законам».

Дело ещё может быть и в том, что проблема построения социалистического общества есть чисто технологическая задача, не требующая ни напряжения «экономической» мысли, ни участия самих экономистов, которым, как и многочисленным бухгалтерам, кассирам, налоговикам, ревизорам предстояли бы все тяготы переквалификации для работы в нетоварной, безденежной экономике. Специфической формой товара, участвующего в товарном обмене является рабочая сила, свойственные человеку способности создавать новые потребительные ценности.

Иронично описывая «свободу» покупать и продавать человеческий товар, «равенство» участвующих «юридических лиц», обменивающих свои собственности, их взаимную «выгоду», К. Маркс завершает либеральную пастораль найма живописной картинкой: «Бывший владелец денег шествует впереди как капиталист, владелец рабочей силы следует за ним как его рабочий; один многозначительно посмеивается и горит желанием приступить к делу; другой бредет понуро, упирается как человек, который продал на рынке свою собственную шкуру и потому не видит в будущем никакой перспективы, кроме одной: что эту шкуру будут дубить».

И вот этот мир виртуальных свобод, но вполне реального рабства и всеобщего скотства, многомудрыми партийными «теоретиками» был навязан советскому народу, «узаконен» через расстрел верховной власти, через «референдум» по «конституции», через «выборы» и «демократию» только для того, чтобы клика партийных дегенератов могла безнаказанно осуществить массовый и бесстыжий грабеж своих соотечественников!

Если с капитализмом и непогрешимой политбюровской гвардией всё предельно ясно, то картина коммунистического общества в дезориентированном общественном сознании представляется туманной и противоречивой. Платные пропагандисты - певцы либеральных «свобод» и «ценностей» потратили немало едких слов, клеймя «коммунистические» режимы, отожествляя с коммунизмом все исторические ухабы и колдобины, кликушествуя о Гулаге, «голодоморе», «раскулачивании», «расказачивании», «дефицитах», очередях, отсутствии всяческих прав и свобод, в раже своём даже не замечая, что почти дословно повторяют передовицы Геббельса из "Фёлькишер Беобахтер".

Коммунистический способ производства принципиально отличается от капиталистического, прежде всего, тем, что это не только полная монополия общественной собственностью на средства производства, но и отсутствие товарного обмена, товарного производства, отсутствие денег и наёмного труда. Люди коммунистического будущего не меняются между собой товарами и услугами, не торгуют, не продают свой труд ни хозяину, ни обществу, ни друг другу. При этом само производство обладает предельно возможной эффективностью, человек максимально свободен в выборе места приложения своих сил, имеет равные со всеми условия для полноценного труда, образования, лечения, отдыха, духовного роста.

Коммунизм есть результат разрешения противоречия между общественным характером производства и частной формой присвоения. «Страшные» для обывателя слова «отсутствие товарного обмена» не должны вызывать ассоциации с пустыми полками магазинов и длинными очередями, в которых трудящиеся будут получать по спискам полагающиеся каждому продукты и предметы домашнего обихода. Разумеется, никаких изменений в худшую сторону в снабжении населения продуктами и услугами не произойдет. Коммунизм прорастает из капитализма и заимствует от него все достижения человеческой мысли, служащие благу и удобству людей.

При грамотно осуществляемой в интересах общества политике, люди даже могут и не заметить той невидимой грани, которая отделила их от канувших в Лету капиталистических отношений. Что мы теряем и что приобретаем в коммунистическом обществе? Теряем невостребованность человека, теряем неравенство, безработицу, преступность, наркоманию, алкоголизм, сокращение населения, бессмысленное прожигание жизни и сверхроскошь на одном полюсе и нищету, безысходность - на другом, оплакиваем почивших в бозе коррупцию, взяточничество, взаимную вражду, социальную напряженность, ненависть, зависть, корыстолюбие, тщеславие и невежество. Приобретаем всего лишь человека разумного, свободного, равного среди равных. Но что же без конкуренции, без «стимулов» к труду, при общедоступности всех потребительных благ, будет подвигать человека к трудовой деятельности? Может быть либералы правы, утверждая, что человек от природы ленив, глуп, эгоистичен, что ему необходим страх голодной смерти для стимулирования трудовых свершений? Нужна каждодневная борьба за существование, за право на своё место под солнцем?

Действительно, «примеряя» к коммунизму сегодняшнего «товарного» человека, всё мировоззрение которого определяется соображениями купли-продажи, личной выгоды, социального соперничества, легко усомниться в реальности коммунистического общества. Легко отмахнуться от будущего, как от утопии, беспочвенной фантазии, усмотреть в порождаемой капитализмом несправедливости меньше зло, нежели в рисках социального прожектерства, чреватого самыми непредсказуемыми последствиями. Тем более, что несостоявшийся номенклатурный «социализм» советского издания вроде бы дает таким опасениям все основания.

Но, предположим на мгновение, что либеральные экономические «реформы» каким-то непостижимым образом увенчались успехом. Возродилось бы производство, расцвели науки, искусство, средний уровень жизни достиг бы европейского, а каждый гражданин обрёл бы благость бюргерской сытости и довольства. «Сильная» социальная политика ликвидировала бы голод, бездомность, снизила безработицу, умелая пропаганда привела бы общество в состояние «классовой гармонии» и полной аполитичности. Вожделения шведского социализма, американской деловитости и японского прагматизма вкупе с «русской ментальностью» обрели бы свою явь и плоть на выжженной почве отечества. Потерявшие было лоск и вальяжность, пообносившиеся перестроечные либералы воспрянули бы духом, заголосили со вновь обретенной уверенностью о невидимой руке рынка, о свободе, о демократии, о живительной конкуренции, о частной инициативе, о неприкосновенности собственности, о не напрасности принесённых жертв и, конечно, о долгожданных плодах их бескорыстного подвижничества, принятых мученических терний на благо российского общества.

Чем подобное общество, «мечта поэта», могло бы отвращать человека разумного? Ведь, разве не к нему стремился одуревший от «дефицитов», «блатов» и прочих идиотизмов «развитого социализма» советский обыватель? И не ради ли колбасных ароматов разрушался Советский Союз, с восторгом ломалась берлинская стена, многотысячные ликующие толпы возносили на трон одуревших от нежданной удачи новых вождей из опальных политбюровцев?

А чем нынешнее российское общество хуже любого европейского? Премьер-министров за превышение скорости не штрафуют? Нанопродуктов в магазинах нет? По телевизору сплошной балет показывают? Выборы подтасовывают? Воруют чиновники? Что у нас не так как у них?

Все точно так же, только советских людей инерция порядочности ещё держит мертвой хваткой. Не отпускает совесть. Не дает погрузиться в бессмысленное скотство забвения генетическая память о справедливости, о равенстве, о восторге приобщения к общему делу, о радости коллективного труда, о высокой цели, одухотворявшей народ. Никакими ананасами, автомобилями, поповскими баснями и порножурналами этого не заменить.

То, что либеральные «реформы» в Советской стране захлебнулись, выродились в фарс, в нелепость, во всемирное посмешище есть вполне ожидаемый итог попыток построить справедливость на мене, на эгоизме, на властолюбии и алчности. Общественный характер современного производства требует солидарности, взаимовыручки, подчинения частного интереса общему, но не товарной «конкуренции», не соперничества, не социального паразитирования и статусной дифференциации. «Стимулирование» труда при помощи кнута и пряника унизительно для человека и неприемлемо не только из соображений экономической неэффективности, но и нравственной ущербности. И Разум закономерно отвергнул модель общественного развития, основанную на оскорбительной для человека мене...