Дети цирка

О цирке я могу говорить и слушать часами. Потому что цирк — это удивительный мир, а цирковые артисты — удивительный народ. Цирковые (не в коем случае не говорите при них «циркачи» — это невежливо) редко допускают в свою жизнь посторонних, они живут своей жизнью, а людям со стороны разрешают смотреть на себя только на манеже. В цирке, в отличие от спорта, люди живут до самой старости: даже десять раз переломанный или постаревший артист может найти там себе работу — уйти из воздушных гимнастов или жонглеров на лошадях на какой-нибудь более легкий номер или просто ухаживать за животными. В цирке рождаются и умирают, и государство почти не властно над жизнью этих людей, потому что в отношениях с государством цирк использует один из расхожих приемов иллюзиона: если хочешь что-то спрятать — положи это на видное место. Чаще всего этот прием используется, когда речь идет о цирковых детях.

Работа в цирке зачастую связана с высоким риском для жизни. Дети начинают работать очень рано: в семь-восемь лет они уже профессионально тренируются, к двенадцати выходят на манеж, а иногда делают головокружительные трюки. Отец Аскольда и Эдгарда Запашных впервые впустил своих детей в клетку с тиграми, когда мальчикам было по десять лет. Куда смотрят органы опеки? А смотрят они, как и положено в цирке, на блестки.

Цирку, в отличие от балета и театра, всегда удавалось отвлечь внимание государства от того, что происходит за кулисами, и одновременно пользоваться его покровительством. Первые профессиональные цирки в России появились при Николае I, и представители царской фамилии благоволили циркам на протяжении всей их истории. После революции вопрос о том, что делать с цирками и не являются ли они предметом буржуазной культуры, стал предметом дискуссии. Решающее слово в ней принадлежало наркому просвещения Луначарскому. В то время он, равно как и Троцкий, Крупская и многие другие революционеры, все еще верил в то, что революция может создать нового человека. 21 января 1919 года, за полгода до национализации цирков, Луначарский выступил с докладом «Народный цирк и пути его развития», в котором подчеркнул, что работа цирковых артистов — это положительный пример преодоления человеком природы — как дикой, в случае дрессировщиков, так и собственной. Цирк был признан «народным зрелищем», пригодным, следовательно, для пропаганды коммунистических идей. Так началась совместная жизнь цирка и советской власти.

Как я уже говорила, особенностью работы в цирке является то, что для того чтобы стать полноценным артистом и делать захватывающие трюки, начинать тренироваться нужно очень рано, а секреты мастерства зачастую передаются внутри одной семьи (цирковые династии — распространенное явление). Соответственно, дети должны находиться около родителей, а процесс обучения невозможно описать в рамках классно-урочной системы. Сложно сказать точно, но, по всей видимости, именно к концу 20-х годов в отношении детей цирковых артистов в Наркомпросе закрепилось представление об «ученичестве» — специфическом способе обучения, отличном от школьного. В официальных документах артист цирка, у которого учился ребенок, считался «педагогом», а сам ребенок — «учеником». Поскольку в Наркомпросе никто толком не понимал, как воспитать дрессировщика или конника, то педагогическая деятельность в отношении сотрудников цирка не была толком регламентирована и почти не регулировалась. Я могу ошибаться, но мне кажется, что цирковое ученичество — едва ли не единственный пример легального существования альтернативных педагогических практик в Советском Союзе (в 20-х поиски в области педагогики, методики преподавания, педологии, психологии велись активно, но в 30-х были подавлены).

К 1926 году государство попыталось навести порядок в сфере циркового образования и поставило перед цирком задачу увеличения кадрового состава (цирковые династии не могли обеспечить требуемого количества коллективов), таким образом была создана Мастерская циркового искусства, которая впоследствии была переименована в Техникум циркового искусства, а затем в Государственное училище циркового и эстрадного искусства (ГУЦЭИ).

Собственно цирковым династиям и цирковым детям такое соседство никак не мешало и не обязывало получать образование именно в ГУЦЭИ. Во-первых, потому что в училище можно было поступить только с пятнадцати лет и получить там среднее специальное образование (то есть оно не заменяло практику ученичества, ориентированную на более ранний возраст), во-вторых, потому что, придя в цирк по цирковым меркам очень поздно, студенты со стороны не могли освоить ряд профессий в силу физических причин (к этому времени тело, как правило, уже сформировано и работа с ним затруднена).

Дети продолжали кочевать вместе с родителями из города в город и, соблюдая требование об обязательном среднем образовании, в каждом новом городе записывались в школы и посещали занятия, однако реального контроля над жизнью своих детей цирковым удалось избежать. Последняя попытка разлучить детей и родителей была предпринята в 1960 году, когда при ГУЦЭИ был создан интернат с семилетним циклом обучения, но и там, как показала практика, качество подготовки цирковых артистов, даже с более раннего возраста, оказалось существенно ниже. Министерство образования было поставлено в жесткие условия: не будет детей в цирке — не будет цирка, так что идея цирковых интернатов через некоторое время заглохла сама собой.

Вторым, гораздо более серьезным поводом для государственных придирок являлось то, что, как ни крути, цирк использовал детский труд. Призрак «гуттаперчевого мальчика» постоянно витал по близости от цирковых детей. И действительно: на тренировках и во время выступлений дети ломали себе руки и ноги, падали с огромной высоты, их кусали животные. Однако, в отличие от профессионального спорта или балета, после тяжелых травм дети не дисквалифицировались, а проходили реабилитацию, иногда меняли профиль и все равно возвращались на манеж.

В 50-е годы правительство попыталось регламентировать возраст поступления детей в цирк (12 лет), а также контролировать состояние здоровья и физические данные учеников. Буквально через два года существования соответствующей комиссии Госцирку удалось перевести ее из ведения Минобразования в свое, и таким образом деятельность комиссии фактически превратилась в фикцию — родители сами оценивали состояние своих детей и их готовность к работе, а цирковые врачи подписывали справки о состоянии здоровья. Для того чтобы уйти от обвинения в эксплуатации детского труда Госцирк назначил ученикам стипендии, а также стал платить жалование за выступления. С тех пор в отношении цирковых детей между государством и цирком был достигнут некоторый консенсус, и до сегодняшнего дня эти отношения в основном не меняются.

История детей цирка мне нравится своей необычностью. Под носом у советского государства, в свете прожекторов, на арене цирка кувыркались, выделывали кульбиты и подвергались нешуточной опасности дети. Однако серьезного вмешательства со стороны государства в жизнь и систему образования этих детей цирковым артистам удалось избежать. В стремлении сохранить детям жизнь и обеспечить безопасность государство забиралось в самые отдаленные части страны, но вход по ту сторону кулис в здании на Цветном бульваре для него оказался сильно затруднен. Небольшое (несколько тысяч) цирковое сообщество сохранило свои традиции, обеспечило воспроизводство артистов и до сих пор живет довольно стабильно. Редкий случай, когда государство позволило родителям и профессиональному сообществу самим оценивать риски для своих детей.