Ален де Бенуа: трудности только начинаются

Часто капитализм называют синонимом кризиса, говорят о том, что он подпитывается кризисами, которые сам же и вызывает. Также много говорится о его безграничной способности к адаптации, делающей его неуязвимым. На самом же деле следует различать циклические или конъюнктурные кризисы

Часто капитализм называют синонимом кризиса, говорят о том, что он подпитывается кризисами, которые сам же и вызывает. Также много говорится о его безграничной способности к адаптации, делающей его неуязвимым. На самом же деле следует различать циклические или конъюнктурные кризисы (говоря о них, мы имеем в виду знаменитые циклы Кондратьева) и системные, структурные кризисы, те, которые имели место между 1870 и 1893 гг., во время Великой депрессии 1929 г. или между 1973 и 1982 гг., когда структурная безработица была постоянным явлением в западных странах. В случае актуального кризиса нет сомнения, что мы имеем дело со структурным кризисом, вызванным разрывом логической преемственности и динамической непрерывности системы в целом. Современный кризис гораздо сильнее недавних предыдущих (кризиса фондового рынка 1987 г., американской рецессии 1991 г., азиатского кризиса 1997 г., «взрыва» мыльного пузыря торгов на интернет-биржах 2001 г.) и, несомненно, наиболее тяжелый после кризиса тридцатых годов.

Большинство наблюдателей еще не понимают всей серьезности происходящего. На протяжении многих лет они наслаждались прелестями «американской модели» и благами «счастливой глобализации». Сейчас они видят, как американская модель рушится, а глобализация приводит к обнищанию общества. Разыгранный на наших глазах спектакль, когда государственные банки США и Европы после 15 сентября закачали на фондовые рынки сотни миллиардов долларов и евро, зачаровал их: откуда пришли все эти деньги? Положение усугубляется тем, что никто не знает, что же нужно делать. Молчание на этот счет, исходящее от большинства политиков, носит знаковый характер. Публика спрашивает: был ли этот кризис прогнозируемым или непредвиденным? Если он был прогнозируемым, то почему ничего не было сделано для его предотвращения? Если же он был непредвиденным, не является ли это доказательством, что уже никто не может контролировать мировую финансовую систему, запустившую свой безумный бег?

На самом деле мы столкнулись с тройным кризисом: кризисом капиталистической системы, кризисом либеральной мондиализации, кризисом американской гегемонии.

Очень часто причину современного кризиса ищут в задолженности американских домохозяйств ипотечной системе, особенно, в сфере недвижимости (так называемые subprimes). При этом забывают объяснить, почему же они столько задолжали. Одной из основных черт «турбокапитализма», соответствующего третьей стадии истории капитализма, является господство глобальных финансовых рынков. Это господство дает огромную власть держателям капитала, особенно акционерам, которые сегодня являются настоящими собственниками АО, разместивших свои акции на биржах. Акционеры, жаждущие получить в максимально короткие сроки максимальную прибыль от своих инвестиций, урезают зарплаты и переносят производство в страны, где высокая производительность труда сочетается с низкими заработками трудящихся. В результате там, где растет процент дохода от вложенных инвестиций, начинается дефляция зарплат, сопровождающаяся стагнацией или уменьшением покупательной способности большинства и соответственно уменьшением спроса.

Современная стратегия Капитала состоит в том, чтобы сдерживать рост заработной платы, производя относительную пауперизацию как низших слоев, так и среднего класса, который для поддержания стабильного и относительно высокого уровня жизни вынужден постоянно кредитоваться.

Для того чтобы поднять спрос, покупателям, то есть домохозяйствам, в послевоенный период было предложено занимать в кредит деньги для покрытия своих потребностей. Национальные экономики также стимулировались спросом, который искусственно создавался доступным кредитом. По ту сторону Атлантики (в США) эта тенденция заметно усилилась в 1990-е гг. благодаря открытию все более и более выгодных возможностей кредитования (процентные ставки, близкие к 0%) при полном игнорировании платежеспособности заемщиков. Урезание зарплат, ведущее к снижению покупательного спроса, компенсировалось нарастанием оборотов кредитной машины. Другими словами, потребление стимулировалось кредитом, вместо того чтобы стимулировать его увеличением покупательной способности. Это было единственной возможностью для портфельных инвесторов найти новые источники рентабельности в условиях неконтролируемых рисков.

Отсюда и происходит умопомрачительная задолженность американских домохозяйств, которые долгие годы потребляли больше, чем зарабатывали (в то время как 17% населения в настоящее время лишены всякой социальной защиты). Американские домохозяйства сейчас обременены долгами в два раза больше, чем французские, и в три раза больше, чем итальянские. Их сверхзадолженность в настоящее время почти равна чистому валовому внутреннему продукту (ВВП) Соединенных Штатов.

К этому надо добавить и порочную практику взаимозачетов, которая заключалась в том, что финансовые организации переводили кредитные обязательства своих должников в облигации и начинали расплачиваться ими за другие ценные бумаги или торговать ими на финансовых рынках. При этом ставка делалась на то, чтобы максимально взвинтить цену этих облигаций. Все это привело к созданию рынка кредитов, который правильнее было бы назвать рынком рисков. Разрастание данного рынка и спровоцировало современный кризис.

Однако современный кризис является еще и кризисом либеральной мондиализации. Пагубное влияние американского ипотечного кризиса на европейские рынки и есть тот ядовитый плод мондиализации, который долгое время выращивали финансовые колдуны. Он является прямым результатом сорока лет снятия всех ограничений, проводившегося по либеральным рецептам. В конечном счете, идеология нерегулируемости и породила американскую сверхзадолженность, как до этого она породила мексиканский (1995 г.), азиатский (1997 г.), российский (1998 г.) и аргентинский (2001 г.) кризисы. С другой стороны, глобализация создала положение, при котором крупные кризисы распространяются в планетарном масштабе, не встречая сопротивления, по выражению Бодрийяра, «вирусным путем». Вот почему американский кризис так быстро затронул европейские рынки, начиная с рынка кредита, подведя и американскую, и европейскую экономики к порогу рецессии, если не депрессии.

С этой точки зрения, чрезвычайно комично наблюдать тех, кто до сих пор голосил о благодеяниях «невидимой руки» рынка и о ценностях «саморегулирующегося рынка» («только сам рынок должен регулировать рынок», – читали мы в Financial Times), а сейчас обращается к властям и требует рекапитализации, если не фактической национализации финансовых компаний.

В этом заключается старый принцип либерального лицемерия: приватизация доходов и обобществление убытков. Давно известно, что главные защитники либеральной экономики США не брезгуют прибегать к протекционизму, когда это служит их интересам. Сейчас мы видим, как противники «сильной власти» поворачиваются лицом к государству, оказавшись на пороге банкротства. Фактическая национализация Фанни Мэй и Фредди Мак, двух американских ипотечных гигантов, является в этом смысле беспрецедентным фактом. В то время как в 1929 г. американское правительство сделало ошибку, доверив урегулирование кризиса синдикату банкиров во главе с Рокфеллером, в наше время секретарь казначейства Генри Полсон и президент Федеральной резервной системы Бен Бернанке решили национализировать оказавшиеся под угрозой финансовые учреждения. Уникальное решение в американской истории со времен Рональда Рейгана и наиболее радикальное вмешательство со дня создания резервной системы. На его примере мы видим решительный возврат к принципу реальности. Однако это означает и крушение фундаментального принципа либеральной системы (государство никогда не должно вмешиваться в рыночные механизмы под угрозой уменьшения эффективности системы).

Наконец не стоит упускать из виду, что источником кризиса являются США, страна огромного бюджетного дефицита, непрерывно растущего внешнего долга и колоссального торгового дефицита. На протяжении десяти лет рост американской экономики обеспечивался не увеличением реального производства, а ростом долга и монетарной ренты в результате мирового доминирования доллара. Общая задолженность (государственный долг + задолженность домохозяйств + долг предприятий) составляет сейчас 13 000 миллиардов долларов, что равняется 410% ВВП, а принятие плана Полсона приведет к дальнейшему росту дефицита.

Таким образом, кризис не может не подорвать доверия к доллару, курс которого, вероятно, будет и дальше снижаться. Тот факт, что доллар является в одно и то же время национальной валютой и международным расчетным средством, не привязанным к золоту с 1971 г., долгое время позволял США усиливать свою гегемонию и одновременно наращивать огромный дефицит. Выходом из положения для американцев был экспорт своей задолженности в зарубежные страны. В ближайшем будущем такая ситуация не сможет не вызвать беспокойства государственных и частных финансовых фондов, особенно азиатских, обладающих значительным количеством американских ценных бумаг (бон казначейства и т.д.), и сброс американских ценных бумаг станет неминуемым. В настоящее время 70% всех финансовых резервов в мире аккумулируется в долларах. Эта масса на протяжении долгого времени не имеет никакой реальной связи с американской экономикой. Вполне вероятно, что в ближайшие годы страны – экспортеры нефти понемногу откажутся от доллара (знаменитые нефтедоллары) и перейдут к евро. В долгосрочной перспективе эта ситуация может усугубиться до такой степени, что Китай и Россия выработают проект альтернативной финансовой системы. Прошлой весной Джордж Сорос сказал без экивоков: «Мир движется к концу долларовой эры».

Сейчас мы часто слышим утверждения о том, что необходимо «регулировать» систему или «сделать ее более нравственной», чтобы избежать подобных кризисов. Политики, начиная с Николя Саркози и Франсуа Фийона, говорят о том, что необходимо «открыть финансовую систему на всеобщее обозрение», в то время как другие клеймят «безответственность» банкиров, заявляя о том, что единственной причиной кризиса был недостаток регламентации и что возвращение к более «прозрачным» практикам позволить сделать капитализм более ответственным. В этом заключается двойная ошибка. Во-первых, именно слабость политиков привела к тотальной либерализации финансовой системы. Во-вторых, и прежде всего, данные утверждения игнорируют саму природу капитализма. «Капитал преодолевает все преграды как дикий зверь», – говорил уже Карл Маркс. Логика накопления капитала – это иллимитация, преодоление всех границ, обессмысливание мира ради утверждения рыночного «смысла», превращение всех ценностей в товары, Gestell, о котором писал Хайдеггер.

Утверждение плана Полсона, конечно, необходимо, но оно будет иметь и негативные последствия. Ведь если банки и акционерные общества, находящиеся на грани банкротства, получат государственную финансовую поддержку, это будет означать косвенное признание того, что в будущем эксцессы спекулятивной экономики будут продолжаться.

На этапе сверхконцентрации капитала увеличение финансового могущества является доминантой любой стратегии повышения рентабельности капитала. За пределами финансовой сферы это означает регулирование экономики только на основе критерия увеличения прибыли, без учета человеческого фактора, сломанных жизней, растрачивания природных ресурсов, нерыночных затрат («издержек»). Весь этот миропорядок и был поставлен под вопрос финансовым кризисом. Глубинная причина этого кризиса – поиск наибольшей финансовой выгоды за минимальный промежуток времени, то есть поиск увеличения ценности капиталов без учета всех остальных факторов.

Может ли кризис, задействовав эффект домино, спровоцировать задержки выплат по всей цепочке финансовых агентов и вызвать тем самым обрушение мировой финансовой системы? На нынешнем этапе вряд ли. Возможно, меры, предпринятые в последние недели, помешают финансовой системе окончательно погибнуть. Но даже в лучшем случае экономический кризис будет продолжаться, вызывая рецессию (если не депрессию) в США и замедление темпов развития экономики в Европе, что приведет к росту безработицы. Результатом будет и резкое уменьшение прибылей, что скажется на биржевой конъюнктуре. В противоположность тому, что мы часто слышим, связь между спекулятивной и реальной экономикой вполне реальна. Ведь предприятия зависят от банковской системы, и часто именно банковские кредиты являются основными инвестициями. Сейчас банки, ослабленные накопленными невозвращенными долгами, жестко урезают кредитное финансирование (credit-crunch). Политические и социальные последствия этого станут ощутимы в самое ближайшее время.

Трудности только начинаются.