Слащавая романтика кораблекрушений

Франческо Скеттино (Francesco Schettino), капитан лайнера «Коста Конкордия», совершил в этом месяце крупную ошибку, посадив свое большое круизное судно стоимостью в 560 миллионов долларов на мель у берегов Италии. Однако, судя по тому презрению, которым его сейчас обливают по всему земному шару, еще большую ошибку он сделал, когда быстро покинул судно, спрыгнув в спасательную шлюпку и лишь потом позвонив итальянской береговой охране. (Забавным образом, Скеттино сейчас прибегает к самому нелепому оправданию из возможных: он говорит, что поскользнулся, упал в лодку и не смог из нее выбраться обратно на лайнер.) 

Скеттино нарушил неофициальный морской закон: капитан не должен покидать тонущее судно! У капитана, безусловно, есть вполне весомые причины оставаться на борту - как минимум, он может помочь освобождать пассажиров, оказавшихся в ловушке за застрявшими дверьми кают. Но все же, откуда взялось само правило? 

 Многие историки мореплавания считают, что эта традиция берет свое начало в 1852 году, когда на мель у берегов Южной Африки сел британский военный корабль «Биркенхед». Капитан остался на борту, чтобы командовать эвакуацией, а солдаты в первую очередь спасали женщин и детей, пропуская их первыми в немногочисленные шлюпки. Выжили в итоге только 193 человека из 643, находившихся на корабле. Тем не менее, офицеров и солдат прославили как героев: Редьярд Киплинг написал, что храбрость в битве впечатляет не так сильно, как выдержка, которая была проявлена на «Биркенхеде». Вскоре в романе друга Уолта Уитмена Уильяма О’Коннора появилась фраза: «Сначала женщины и дети!» 

 Вечный скептик Джордж Бернард Шоу считал такую романтику вершиной ребяческого мифотворчества. Под впечатлением от мелодраматических и катастрофически неточных материалов о гибели «Титаника», появлявшихся в прессе в 1912 году, он опубликовал в английской газете Daily News and Leader гневную статью. «Почему, - спрашивал писатель, - любая громкая катастрофа заставляет современную нацию не оплакивать погибших, не молиться о них, не сочувствовать тем, кто потерял близких...

но разражаться потоками вопиющего романтического вранья?»

Ко всем сюжетам о том, как «капитан идет ко дну со своим судном», а «женщины и дети спасаются первыми», Шоу относился как к слащавым сказкам: 

 «Все мужчины должны быть героями (кроме иностранцев, которых расстреливают суровые британские офицеры, когда они пытаются прорваться к лодкам по телам женщин и детей), капитан должен быть героем из героев, блестящим моряком, хладнокровным, храбрым, упивающимся гибельными опасностями, живой гарантией того, что катастрофа – это не чья-то ошибка, а, напротив, триумф британского мореплавания». 

 Между тем, писал Шоу, на деле кораблекрушения - это бессмысленные человеческие трагедии, которые происходят зачастую в результате нелепой глупости и халатности и которые мы почему-то старательно превращаем в сентиментальные мелодрамы. 

 На эту статью Шоу ответил сэр Артур Конан Дойл, выступивший в защиту того, как кораблекрушение освещалось в прессе. «Что же касается общих обвинений в том, что случившееся было использовано для прославления свойств британского характера, - писал Дойл, - то мы были бы пропащими людьми, если бы не воздавали уважение отваге и выдержке там, где мы их видим в их наивысшей форме». История «Титаника», по его словам, была «удивительной эпопеей». К несчастью, когда стали известны подробности эвакуации, Дойл был вынужден отказаться от продолжения спора. Реальные события, как оказалось, не слишком хорошо укладывались в сюжет в духе «Биркенхеда».

 Все это, разумеется, не означает, что Скеттино не следовало оставаться на борту и делать свою работу – он мог бы спасти несколько жизней. Однако сейчас мир называет его «трусливой скотиной» не только по практическим причинам. Для нас кораблекрушение – это не только событие, но и драма. К несчастью для капитана Скеттино, в таких драмах бывает только два типа персонажей – герои и негодяи.