К кончине Лжедмитрия I

Ранним субботним утром 27 мая 1606 года толпа вооруженного московского сброда, ведомая думным боярином Михаилом Татищевым, ворвавшись в царские покои кремлевского дворца, расправилась с легитимным российским монархом - царем Дмитрием II, бывшим когда-то раньше галицким дворянином Григорием Отрепьевым, однако вошедшим в историю под странным обозначением "Лжедмитрий I".

В отличие от дворцовых переворотов следующего века, насилие того дня не ограничилось цареубийством - бои шли в разных местах почти весь день, их жертвами стало до полутора тысяч человек, из которых сторонников Лжедмитрия оказалось не более трети: основная цель мятежников - польские шляхтичи, как видно, сумели дорого продать свои жизни.

Более того - значительную долю жертв "народного гнева", умело инспирированного Василием Шуйским и компанией, составили, что называется, "некомбатанты": польские повара, портные, слуги, музыканты, уничтоженные поголовно. Большая же часть тех, кто мог и умел носить оружие, сумела пробиться на Посольский Двор и продержаться там до той поры, когда вожди победителей начали наводить порядок в своих толпах. В итоге несколько сотен поляков (в их числе вчерашняя царица - супруга Лжедмитрия Марина Мнишек, а также ее отец) были сосланы в Ярославль с относительно мягкими условиями содержания - их при этом даже не посмели разоружить.

Так завершилось это одиннадцатимесячное царствование, о котором во все последующие, вплоть до брежневского, принято было говорить как о засилии иноземцев и чуть ли не как об иностранной и иноверческой оккупации. А лучше не говорить вовсе - ибо его реалии почему-то никак не хотели ложиться в вышеприведенную схему.

В самом деле, обвинение в пресловутом засилье иноземцев звучит как-то странно, если сравнивать режим Лжедмитрия с режимом любого из русских царей XVIII века. Иностранцев в 1605-1606 годах в Москве, конечно, стало больше, чем прежде, но все-таки много меньше, чем сто или сто пятьдесят лет спустя. Характерно при этом то, что, в отличие от эпохи Петра или Анны Иоанновны, ни один из иностранцев не занимал в государственном аппарате Лжедмитрия хоть сколько-нибудь значительного поста. Даже в армии, где еще со времен Ивана Грозного подвизалось немало западноевропейских наемников.

Еще менее имеется оснований считать режим Лжедмитрия марионеточным правительством, управлявшимся из Кракова Сигизмундом III. Действительно, находясь в Польше и отчаянно нуждаясь в поддержке своих амбициозных замыслов, Григорий Отрепьев раздавал обещания налево и направо - в том числе и обещания территориальных уступок. Но вот оказавшись Кремле - поспешил ли он вернуть авансы? Вовсе нет, ни на грош - и в этом нет ничего удивительного: во все века, да и поныне, сторонняя помощь в борьбе за власть никогда не рассматривается потом добившимся власти лицом в качестве серьезного кредита. Оказанная услуга, как известно, сама по себе - не имеет цены никакой! Исключений (вроде лейб-кампанцев Елизаветы Петровны) очень мало и они запомнились именно незаслуженностью, по всеобщему мнению, полученных бенефиций. Добавим, что и более верный, с точки зрения Сигизмунда III, вариант установления контроля над Москвой - воцарение на кремлевском троне его сына, королевича Владислава, не рассматривался тогда как однозначный - польский монарх предпочел бы личную унию c Россией под своим собственным скипетром. В итоге, к концу короткого правления Самозванца взаимное раздражение Москвы и Кракова достигло едва ли не критического накала. Заметим попутно, что как раз свергнувший Лжедмитрия Шуйский обменял с плеча огромный кусок территории своего царства на иностранную военную помощь, передав Карелию и Ингрию шведам (и еще доплатив серебром).

Примерно так же обстояло дело и с широко распространенными обвинениями Лжедмитрия в гонениях на русское православие. Оставив за бортом рассуждения о том, сколь на самом деле была бы для России плоха уния с Ватиканом на тех или иных условиях, отметим, что таковых гонений просто не было, и все! Опять-таки, будучи в Польше, Отрепьев принял католичество (из тех же, разумеется, тактических соображений), но это была его личная тайна, едва ли известная его русским подданным. Действия же царя-Лжедмитрия по управлению русской церковью были вполне каноничны, традиционны для московского самодержца и включали в себя довольно значительные меры материальной поддержки монастырей и храмов. Впрочем, Лжедмитрий заменил патриарха, годуновского ставленника Иова, на своего - Игнатия. Но и это было вполне обычным на Руси делом.

Не был Лжедмитрий и, что называется, случайным человеком на троне - подобно Екатерине I или той же Анне Иоанновне. Не был потому хотя бы, что обрел русский трон в борьбе, с напором и терпением реализуя суперамбициозный и весьма нетривиальный замысел. А также потому еще, что, похоже, имел в себе ощущение миссии - потенциала осознанных перемен, долженствующих быть реализованными в ходе его царствования.

Но об этом чуть погодя.

Можно даже сказать, что это был не чуждый тогдашней элите человек. Служивший одно время холопом бояр Романовых, он затем сделал, как бы сейчас сказали, неплохую карьеру церковного литератора, в зените которой попал в окружение патриарха Иова. Патриарха Отрепьев неоднократно сопровождал в его публичных выходах - и в этом качестве имел возможность лицезреть всю "верхушку" тогдашнего государства: и Освященный Собор, и Боярскую Думу. Едва ли думные чины запомнили его в лицо, но вот он их запомнил наверняка - что, разумеется, помогло потом адаптироваться в их кругу уже в новом качестве.

"В 30 верстах от Москвы есть обитель Вяземская: Царь велел обвести ее ледяною крепостью и прибыл туда с немецкою гвардией, двумя отрядами польской конницы, также со всеми боярами, в намерении показать им искусство осаждать крепости... Царь первый ворвался в крепость; за ним вся гвардия. Торжествуя победу, он говорил коменданту ледяной крепости: "Дай Боже! Взять со временем таким же образом и Азов".

На какие мысли наводит нас это сообщение современника, какие параллели при этом возникают? Конечно же - Кожуховские маневры Петра Первого в 1695 году: здесь и потешная крепость, и деление войска на "старое" (в крепости) и "новое" (осаждающие). Здесь и личное участие царя в штурме - невиданная прежде на Руси вещь! Наконец, мы видим упоминание Азова - того самого турецкого городка, в который Петр отправился воевать тотчас же по окончании упомянутых маневров... Тогда же, в 1605 году, Самозванец выстраивал свою внешнеполитическую линию через участие в большом европейском проекте - антитурецкой коалиции, членство в которой он пообещал еще в Польше Cигизмунду III. Можно, коли угодно, считать это "следованием в фарватере польской политики" - но едва ли кто подвергнет сомнению объективную заинтересованность России в борьбе с Турцией и союзным ей Крымским ханством. И ведь ровно той же линии придерживался Петр в первые годы своего царствования!

Вообще, крупных и мелких аналогий и предвосхищений тех или иных черт петровского правления в царствование Лжедмитрия - хоть отбавляй. Вот, например, самопровозглашение себя Императором - дипломаты Лжедмитрия с таким же трудом превеликим тщились добиться у иностранных монархов признания данного титула, как и дипломаты Петра. Аналогия прослеживается и в матримониальном поведении обоих царей. Так же, как Петр - на крещенной в католичестве Марте Скавронской (имевшей, как многие полагают, польские корни), Лжедмитий женился на Марине Мнишек, похоже, исключительно по сильной любви. Во всяком случае, какого-либо иного смысла в этом поступке не было - данный мезальянс с дочерью захолустного польского воеводы не давал Польше никаких дополнительных рычагов влияния на Россию, равно как и наоборот, а вот проблем создавал множество: династических, церковных, церемониальных. Именно эти сложности, вернее - замеченная всеми неловкость при их разрешении, похоже, и склонили чашу весов тогдашнего "общественного мнения" на сторону Шуйского: московская свадьба Лжедмитрия и коронация его супруги состоялись 18 мая, всего за девять дней до восстания.

Сегодня понятно, что свержение с престола помешало Самозванцу осуществить беспрецедентно масштабную для того времени кампанию по "импорту" специалистов из Европы. Во всяком случае, детальная переписка по этому вопросу велась вовсю - причем в ней совершенно однозначно проявлялись намерения нового царя основать в своей стране университет! Следующий раз об этом заговорит только Петр, а реальный университет в России возникнет лишь через полтора века - в1755 году.

Вообще, многие свидетельства доносят до нас сведения о своего рода стилистической революции в среде высшей знати, затеянной этим единственным до Петра русским царем, побывавшем за границей. Это и ношение (временами) европейского платья, и существенно более вежливая и непосредственная манера общения со своим ближайшим окружением, и многое другое.

А кроме того - режим Лжедмитрия оказался значительно скромнее предшествующих в том, что касается масштабов репрессий и расправ с противниками. Возможно даже - излишне скромным: так, Лжедмитрием были помилованы осужденные на смерть Шуйские, а Михаил Татищев избежал казни лишь стараниями любимца Лжедмитрия - Петра Басманова, зарезанного тем же утром 27 мая неблагодарным цареубийцей.

В общем, жаль, что из затеи Лжедмитрия ничего не вышло. Так же точно, как и из целого ряда иных интересных вариантов развития страны, длинным парадом возможностей продефилировавших перед русскими людьми в Смутное Время. Из которых народ наш, как водится, выбрал тогда самое худшее и непритязательное - скучный и ригидный режим бесцветных Романовых.