Пока у людей не будет своего, на общее им наплевать?

Рассуждения типа «три дешёвые машины равно минус два потенциальных алкоголика», «спортплощадка равно плюс полтора года средней продолжительности жизни по району» или «сто квадратов кредитной жилплощади равны четырём детям» нашим либералам не просто чужды и непонятны, нет, они прямо, зеркально противоположны всему тому, чему они учат и чего они хотят. Наш отечественный либерализм - это «десять старушек - рупь», «минус миллион людей равно плюс миллион на оффшорном счету», буквально и именно так. Причём целью здесь является не рубль и не миллион (это всего лишь наживка), а именно истребление людей. Россиянский либерализм - это русоедство в самом прямом смысле слова...

Есть такая хорошая детская книжка - «Сказки дядюшки Римуса». Про братца Кролика и братца Лиса, который всё хочет Кролика съесть, и неизменно конфузится. Среди прочего, есть там сказка о смоляном чучелке. Чучелко это сделал хитрый братец Лис, чтобы поймать братца Кролика. Неприятным свойством чучелка была липучесть. Стукнешь его - а рука прилипает. Бьёшь другой - прилипает и она. Братец Кролик вот так и прилип к чучелку - потому что его ударил. И чуть было не угодил на обед к братцу Лису.

Примерно тем же отличаются некоторые идеологические конструкции. Например, либерализм российского разлива. Критикуя - и уж тем более разоблачая - эту систему воззрений, нужно всё время смотреть: не прилипло ли к тебе что-нибудь из критикуемого и разоблачаемого.

Это, увы, относится и к блестящей статье Егора Холмогорова. Которая - именно потому, что замах-то был сильный и удар вышел крепкий - не вполне свободна от этого эффекта.

Я имею в виду некоторые выводы и рекомендации, которые сформулировал Егор. Очень по-человечески понятные, достаточно предсказуемые, но, увы, подходящие как раз к той системы воззрений, на которую он нападал.

Егор Холмогоров пишет:

Нам необходима программа купирования масштабной «великой депрессии» - не экономической, а психологической, самой страшной спутницы кризиса. Нам необходимы программы которые переломят сопутствующие этой депрессии алкоголизацию, наркотизацию и абортизацию страны.

Это абсолютно верно. Да, великая психологическая депрессия, та самая разруха в головах - это главная опасность, особенно для российского общества, и без того не страдающего излишним оптимизмом. Да, алкоголизация, наркотизация (сейчас это стало главной проблемой страны: Россия вышла на первое место в мире по потреблению героина), уничтожение собственного потомства, а также сверхсмертность - это главные угрозы, а вовсе не «состояние экономики», под каковы у нас обычно понимается состояние карманов «дерипаски с абрамовичем». Да, да, да.

Но что предлагается в качестве лекарства? А вот что:

Нам необходимы масштабные и жесткие вливания в систему здравоохранения и постановка задачи по увеличению продолжительности жизни, что становится в условиях кризисного спада критически важным.

Важной задачей является создание необходимой инфраструктуры для существования в режиме честной бедности. Что это значит? Это значит совсем не систему ночлежек, бесплатных супов и прочего нищебродства, понимаемого как образ бедности. Это значит формирование инфраструктуры нормальной и достойной жизни для человека, которому кризис не позволит иметь высокие доходы. Сегодня в России такой инфраструктуры нет - напротив, почти каждый уверен в том, что если он не ездит на Феррари, не ходит в Боссе, не смотрит Петросяна на метровой плазме и не имеет денег на съем блядей, то он ч"о и лузер. Сегодня стране нужна обширная система бесплатных библиотек и недорогих кинотеатров, потоки качественных фильмов и интересных и познавательных книг, просторные зеленые парки и чистые улицы по которым можно гулять без чувства омерзения. Нужны красивые дома и журчащие фонтаны, нужно работающее без сбоев метро и нераздолбанные троллейбусы. Человек не должен перестать хотеть жить от того, что закрылась его компания по девелопменту лизинга на аутсорсинге.

Разумеется, трудно что-либо возразить против увеличения продолжительности жизни, да и система здравоохранения, разумеется, не откажется от «вливаний» (хотя не факт, что это поможет народу: увеличение финансирования без структурных реформ - деньги на ветер). Но вот следующий абзац заставляет задуматься.

Первое, что тут цепляет взгляд - это словосочетание «честная бедность».

Характернейшим признаком либерализма по-россиянски является жёсткая связка понятий «русский» и «бедный». Это настолько засело, что воспроизводится уже почти на автомате. Жириновское «мы за бедных, мы за русских» звучит как тавтология. А Марат Гельман недавно сделал выставку современного искусства под названием «Русское бедное» - скорее всего потому, что никакой другой эпитет к слову «русский» просто не клеился.

Другим родимым пятном всё той же системы воззрений является отождествление бедности и честности - всё через ту же русскость. Если ты русский и честный - ты должен быть бедным. Если ты хочешь быть богатым - не будь лохом, наплюй на честность и на русскость, и только после этого ритуального оплевания тебе выдадут шанс преуспеть. Но - или туда, или сюда.

Поэтому, когда критика россиянского либерализма - сколь угодно убедительная - завершается апологией «честной бедности», я понимаю, что здесь что-то не так.

Начать с того, что бедность в России - нечестная. В том смысле, что она ненастоящая. Люди бедны, потом что их специально держат в этом состоянии: во-первых, обирают, и, во-вторых, не дают накормиться: бьют по рукам, не позволяют работать на себя, и уж тем более - что-то скопить, заработать, обустроить жизнь. Все последние пятнадцать лет россиянская элита держит население в специально организованной нищете, страхе и невежестве, не давая устроить жизнь. Именно не давая - то есть разрушая все попытки хоть как-то устроиться.

Люди это знают. А кто не знает - тот чувствует. И поэтому любую апологию «честной бедности» они будут понимать как попытку оправдать то, что с ними делают. Любую - даже самую благонамеренную.

А теперь о содержании этой самой апологии.

За словами о «честной бедности» следует филиппика о неправильных представлениях народа, одержимого, оказывается, преступным желанием ездить на хорошей машине (помянута почему-то Феррари) или иметь у себя дома «метровую плазму» с петросяном внутри. От этих несбыточных и вредных мечт предлагается отказаться. Вместо этого народу предлагаются троллейбусы, библиотеки, парки и фонтаны.

Опять же, можно было бы начать с того банального обстоятельства, что машины, даже хорошие, дешевле дорог (кто не верит, пусть спросит у Лужкова), а городской парк - на месте которого могли бы стоять, скажем, доходные дома - это дикая роскошь. Но примем, что экономика - не главное. Выбирая между «троллейбусом» и «машиной» - то есть между благами социальными и личными - следует руководствоваться ещё и тем, какое действие они оказывают на нравственное и физическое состояние народа.

Но тут-то как раз всё очевидно. Где больше запойных алкоголиков - среди пассажиров троллейбуса или среди автовладельцев? Ответ известен. И не только потому, что за рулём пить нельзя. Но и потому, что машиной надо заниматься, на неё надо тратиться, она требует ухода и заботы - а всё это несовместимо не только с алкоголизмом, но и с теми настроениями, которые к алкоголизму приводят. В результате именно автовладельцы - самая активная и дееспособная часть населения нашей страны. Недавние события во Владивостоке показали, что они же - ещё и политическая сила, причём, в отличие от той же либеральной оппозиции, оторванностью от родной почвы отнюдь не страдающая.

То же самое действие оказывают и все остальные личные, вещные блага. Само их наличие поддерживает человека в форме. Пока человек бреется и надевает белую рубашку, он ещё на что-то надеется и как-то себя уважает. Но для этого нужно, чтобы у него была белая рубашка, которую хотелось бы надеть. Рубашка, а не парк с фонтаном. В котором он в конце концов и захлебнётся по пьяному делу.

Но и это ещё не всё. Стоит вспомнить о том, что ценность общественных благ воспринимается только через призму благ личных, и никак иначе.

Известно, что настоящее понимание того, зачем нужны хорошие дороги - не мечтательное, а прагматическое - возникает после личного знакомства с состоянием дорожного покрытия после первой поездки на своей личной машине, когда каждую выбоину понимаешь не просто как мелкую неприятность, а как то, что портит твою вещь. Точно так же, человек в дорогих брюках кровно заинтересован в том, чтобы улица была чистой - ведь он может споткнуться, а вот нищему в лохмотьях даже куча дерьма на тротуаре не страшна. И так во всём: люди, владеющие личными благами, начинают высоко ценить блага общественные, а те, у кого их нет, не ценят и общественных благ. Им просто нечем их ценить.

Это подтверждается и советским опытом. Общественные блага не ценились - потому что не было личных. Около фонтанов в парках собирались в основном пьянчужки и молодые подонки, нераздолбанные троллейбусы исправно раздалбывались, из библиотечных книг вырывали страницы. И это было абсолютно закономерно. Увы, без пресловутых «автомобиля и плазмы» любые, сколь угодно зелёные парки и сады, сколь угодно чистые улицы, сколь угодно неразболтанные троллейбусы и прочие хорошие, в общем-то, вещи, будут восприниматься как дерьмо - это уж будьте покойны.

Есть ещё и соображения элементарной справедливости. Не стоило бы забывать, что подавляющее большинство русских - это люди, ограбленные в трёх поколениях. Все хорошие вещи, начиная от домов и земли и кончая серебряными крестиками, большевики отняли ещё у их дедушек-бабушек, и семьдесят лет не давали даже посмотреть на хорошее. В свете такого исторического опыта любая «борьба с вещизмом» или даже намёк на неё воспринимается в массах только как циничное издевательство. Так что идеология, заранее отнимающая у людей даже мечту об «автомобиле и плазме», заранее обречена на единодушное отвержение - в том числе и по моральным причинам. «Так нечестно».

Любая политико-экономическая программа, предлагающая выбор между общественными и личными благами в пользу общественных, будет восприниматься обществом однозначно: «опять в задницу». Более того, в случае своего осуществления она именно туда и приведёт.

Почему?

Ну допустим, что «инфраструктура честной бедности» и в самом деле будет создана и даже окажется работоспособной. Допустим даже, что она и в самом деле облегчит положение бедных, сделает их жизнь несколько более сносной (хотя я в это не верю). Но одновременно эта инфраструктура законсервирует эту самую бедность.

Опять же начнём с экономического аспекта. «Честная бедность» потребует материального, культурного (читай - тоже материального, культура стоит денег), идеологического и прочего обеспечения. Всё это наберёт инерцию, общество научится жить в этих рамках и по этим правилам. Ломать эти рамки - когда придут новые тучные годы - будет, как минимум непросто. В том числе и в самом что ни на есть материальном смысле: сносить дешёвые кинотеатры, чтобы построить современные развлекательные комплексы, расширять дороги, предназначенные для троллейбусов, гнать со сцены самодеятельные коллективы и заводить полноценный шоу-бизнес... А также сочинять новую идеологию - да такую, чтобы при отказе от идеологии «честной бедности» не впасть в свинство. Не факт, что новый подъём будет настолько значительным, чтобы потянуть подобную перестройку.

Особенно же опасна идея сносной, приемлемой бедности. Бедность сама по себе - очень устойчивое состояние, и лишь его тягостность не позволяет ей воцариться навсегда: люди уж очень хотят от неё избавиться. Но сносная бедность может быть состоянием чрезвычайно устойчивым.

Есть отвратительная закономерность: времянки и бараки переживают дворцы и каменные хоромы. Мы можем построить барак, чтобы пережить плохие времена - но вот выберемся ли мы из него, когда у всех остальных начнутся времена хорошие? Скорее нет, чем да. Из бараков вообще очень сложно выбираться, а ещё сложнее выбить барачный дух из тех, кто в бараке пожил.

Что из всего этого следует?

Стоит признать, что сама концепция «общественных благ», при всей её благонамеренности, не то чтобы неверна, а недостаточна, особенно в российском случае. Нашему обществу нужны не социальные, а социализирующие блага. Которые могут быть «общественными» или «личными», но главное - чтобы они поднимали уровень человека, вызывали желание жить, трудиться и давать жизнь другим (во всех смыслах).

Нет, речь не идёт о роскоши, «мехах и кабриолетах» и прочем птичьем молоке. Хотя, разумеется, в роскоши нет ничего плохого - но мы говорим о нашей ситуации. Так вот, социализирующими благами могут быть вполне доступные вещи. Важно оценивать их именно по этому параметру - насколько они социализируют людей. Вполне может оказаться так, что с этой точки зрения массовый завоз дешёвых автомобильчиков - раз уж мы не можем сделать свои, а чужие сейчас как раз сильно упадут в цене - вкупе с нормативным понижением цены бензина окажется куда более полезной (и в конечном итоге - менее расходной) антикризисной мерой, чем офонтанивание. Впрочем, если уж брать именно общественные блага, то спортплощадка полезнее музея - так как на ней можно провести больше времени и к тому же несколько поправить здоровье. Я уже не говорю о жилищном строительстве - тут всё до такой степени понятно, что даже и неинтересно.

Да, конечно - и тут я вполне согласен с Холмогоровым - само принятие во внимание социализирующей компоненты благ является вопиюще антилиберальным. Рассуждения типа «три дешёвые машины равно минус два потенциальных алкоголика», «спортплощадка равно плюс полтора года средней продолжительности жизни по району» или «сто квадратов кредитной жилплощади равны четырём детям» нашим либералам не просто чужды и непонятны, нет, она прямо, зеркально противоположны всему тому, чему они учат и чего они хотят. Наш отечественный либерализм - это «десять старушек - рупь», «минус миллион людей равно плюс миллион на оффшорном счету», буквально и именно так. Причём целью здесь является не рубль и не миллион (это всего лишь наживка), а именно истребление людей. Россиянский либерализм - это русоедство в самом прямом смысле слова... Поэтому такой подход, конечно, антилиберален. Но, заметим, не факт, что он является «антиэкономическим», если понимать экономику хотя бы в классическом смысле этого слова, а не как комплекс поводов и мер по сокращению населения. В нормальной экономике вложения в людей обычно окупаются - если, конечно, себе такую цель ставить.

В заключение. В России по историческим причинам сложилось терпимое отношение к бедности. Мы привыкли говорить, что бедность не порок. Нет. Бедность в России - это порок и следствие пороков, только не самих бедняков, а тех, кто их бедными сделал, ради лишнего Феррари в своём гараже. Есть проблема честной роскоши, а не честной бедности.

И вот когда будет решена эта проблема - то есть когда владельцами Феррари станут капитаны производства, изобретатели и учёные, а не разнообразная гнусь - тогда можно будет позволить себе и фонтаны на каждой площади.