Борис Кагарлицкий: такого не было в Америке никогда

Движение «Оккупируй Уолл-стрит» вернуло нас к ситуации начала 2000-х годов, но на новом уровне. Молодежный радикализм соединился с прагматическими потребностями масс. И тут произошло чудо.

Организаторы акции «Оккупируй Уолл-стрит», похоже, даже сами не ожидали, что дадут толчок столь мощному движению. Разумеется, они верили в успех и тщательно планировали свои действия (подготовка заняла несколько месяцев). Не сомневались они и в том, что их выступление будет поддержано единомышленниками в других странах, – со времени «Битвы в Сиэтле», когда десятки тысяч левых и профсоюзных активистов сорвали там встречу Всемирной торговой организации, антиглобалистское движение набралось опыта, установило связи, которые сейчас сработали.

В середине 2000-х годов акции протеста были «поставлены на поток», но именно с этого момента движение начало выдыхаться. Кризис скорее ослабил его, чем укрепил. Люди возмущались, бастовали и выходили на демонстрации, но требования их были связаны с конкретными текущими проблемами. И лидирующую роль в этих выступлениях играли уже не антиглобалистские инициативы, а профсоюзы и радикальные левые партии на местах. Арабские революции и вовсе изменили ситуацию, превратив социальный протест в исходную точку политической борьбы.

Движение «Оккупируй Уолл-стрит» вернуло нас к ситуации начала 2000-х годов, но на новом уровне. Глобальные акции с символическими требованиями, с которых всё начиналось, возобновились, дополнившись местным социальным и политическим содержанием. Молодежный радикализм соединился с прагматическими потребностями масс. И тут произошло чудо, о котором все мечтали, но которого никто не ожидал. По крайней мере сейчас. И по крайней мере в Соединенных Штатах. Протестующие радикалы получили ясную и недвусмысленную поддержку большинства.

Такого не было в Америке никогда. Даже на пике движения против войны во Вьетнаме большинство американских граждан протестующих не поддерживало. Теперь же участников акции «Оккупируй Уолл-стрит» одобрили не только леволиберальные круги (которые, кстати, прежде к подобным выступлениям относились с опаской), но и консервативные провинциалы, только что проголосовавшие за республиканцев на выборах в конгресс!

Показательно, что «арабская весна» оказалась своего рода «моделью» для молодежи в Израиле, а затем в Европе и США. Мы становимся свидетелями мощнейшего культурного перелома. Раньше культурные и политические модели «экспортировались» с Запада на Восток и с Севера на Юг. На сей раз все складывается противоположным образом. Конечно, в 60-е годы прошлого века студенческая молодежь Парижа и Беркли переживала увлечение маоизмом. Но в масштабах всего западного общества это было явное меньшинство. Сегодня же продавщица из нью-йоркского супермаркета или итальянский учитель скорее будут отождествлять себя с арабами, проводящими демонстрации на улицах Каира и Триполи, чем с собственными политиками и бизнес-лидерами.

Сперва западные образцы поведения (особенно французский опыт массовых протестов) повлияли на алжирцев, тунисцев и египтян, потом уже успех арабских революций способствовал подъему новых движений на Западе. Кризис политизировал новое поколение молодых американцев, которому все еще молодые ветераны Сиэтла могут передать эстафету. Три года экономического неблагополучия многому научили людей.

15 октября акция глобальной солидарности с «оккупантами» прокатилась по многим странам мира, завершившись уличными сражениями в Риме. И опять был тот же эффект. Сенсационными оказались не события на улицах, а опросы общественного мнения. В демонстрациях и раньше участвовали тысячи, десятки, даже сотни тысяч (как в Генуе в 2001 году). Но это всё равно было меньшинство. А на сей раз «среднестатистический гражданин» увидел в протестующих своих представителей, выразителей своего собственного настроения.

Протест поднимается не только слева, но и справа. «Движение Чаепития» (Tea Party Movement), объединившее консервативную провинциальную Америку, испытывает к финансовому капиталу не меньшее недоверие, чем «оккупанты с Уолл-стрит». Провинциалы, не знающие иной истории, кроме мифа об Американской революции, черпают из нее свое политическое вдохновение, вспоминая «Бостонское Чаепитие» 1773 года, когда американские колонисты выбрасывали в море ящики с чаем, импортированные британской Ост-Индской компанией.

Теперь на месте заморской власти английского короля в роли душителя свободы оказывается федеральный центр. Сторонники «Движения Чаепития» – люди малообразованные, исполненные предрассудков. Но они отнюдь не лишены здравого смысла. И ничуть не хуже ребят из Нью-Йорка чувствуют, что в стране что-то неладно. Они воплощают такое же недоверие к власти, как и нью-йоркские радикалы. По существу, мы видим кризис американской политической модели и кризис доверия к системе.

Фактически разворачивается борьба за гегемонию. Кто возглавит народное недовольство: правые или левые? «Оккупанты с Уолл-стрит» сумели вызвать к себе симпатии консервативных провинциалов, ранее их не понимавших и не одобрявших. Отчасти это объясняется тем, что требования «оккупантов» не так уж радикальны. Некоторые комментаторы даже напоминают, что лозунг «Прекратите спасать банки» вполне соответствует рыночным принципам. И это, конечно, верно. Но проблема в том, что в нынешней ситуации оказывается невозможно соблюдать «рыночную дисциплину», не разрушая сам рынок. Власти тратили триллионы долларов на поддержку бизнеса, но не смогли преодолеть кризис. Политика спасения банков лишь сделала кризис более затяжным и болезненным. Все видят, что проводимая политика не только несправедлива, но и неэффективна. Возникла парадоксальная ситуация: непосредственные интересы буржуазии, требующей «поддержать бизнес», вошли в противоречие с теоретической логикой системы. Это и есть системный кризис, выход из которого в любом случае не может быть иным, кроме как катастрофическим. Именно это осознание надвигающейся и уже неминуемой катастрофы превращает миллионы обывателей в радикалов и потенциальных революционеров, а молодым активистам антиглобалистского движения позволяет опереться на массовую социальную базу, во много раз большую, чем прежде.

Уолл-стрит оккупируют люди, которые три года назад голосовали за Обаму (а если и не голосовали, то лишь потому, что еще не достигли на тот момент соответствующего возраста). Сегодня они разочарованы, но это разочарование привело не к апатии и демобилизации, а к протесту и действию. Обама не может позволить себе конфронтации с протестующими. Его социальная база и без того сужается как шагреневая кожа. Однако и выполнить их требования он не сможет. Это означало бы коренной пересмотр всей экономической политики администрации, разрыв с финансовым капиталом и переориентацию на реальный сектор, замену бессистемных «социальных программ» системоизменяющими реформами по созданию социального государства.

Смена власти в рамках существующей системы тоже не обещает ничего хорошего. На смену Обаме может придти только кто-то из правых, причем если демократы не решаются быть хоть сколько-нибудь последовательными, то республиканская партия с каждым днем становится все радикальнее, сдвигаясь вправо. Но даже во Франции или в Италии, где на смену правому правительству может придти левое, нет оснований надеяться на перемены сверху. «Умеренные левые», как показал опыт Греции, оказавшись у власти, проводят политику более правую, чем самые решительные неолибералы. Неудивительно, что, например, во Франции 81% населения негативно относятся ко всем политическим партиям независимо от их формального окраса. В Испании эту оценку поддерживает 86% опрошенных.

Низам общества не остается ничего другого, кроме как брать свою судьбу в собственные руки. Люди хотят демократии. Они понимают, что формальное наличие гражданских свобод не гарантирует возможности на практике участвовать в управлении страной. Право голосовать еще не дает основания надеяться, что твой голос будет услышан. Начинается восстание против существующих политических и экономических институтов. Каким будет мир после восстания, мы не можем пока знать наверняка. Но совершенно понятно, что неолиберальный капитализм в той форме, в которой он восторжествовал в мире после крушения СССР, не сможет пережить нынешний кризис.