Олег Меньшиков наконец нарушил обет молчания

«Невероятный человек, который все время выскальзывает из рук. Таинственен и недоступен... Он играет раздвоение. Те, кто рядом, должны думать одно, зритель – подозревать другое», – так описал Режис Варнье русского актера Олега Меньшикова. Точнее не скажешь. Конечно, друзья знают его другим – легким, заводным, искрящимся, азартным. Однако по-прежнему – недоступным и невероятным.

Есть люди, интервью с которыми — одно удовольствие. Говорят, как пишут, складно и ладно. Олег Евгеньевич Меньшиков, человек-оркестр, человек-пружина — птица совсем иного полета. Его речь — словно бетховенская симфония, вся на интонациях, эмоциях и полутонах, его жесты и мимика непередаваемы. Его порывы непредсказуемы. С грустью вынуждена констатировать, что огромная часть нашего разговора осталась за рамками данного текста. Эта часть — и есть та тайна, которая отличает большого актера от простого рассказчика.

— Олег Евгеньевич, пишут, что полтора года как минимум вы не выходите на сцену в новых проектах и не снимаетесь. Куда вы пропали?

Олег Меньшиков: «Что значит „пропал?“ Недавно вышла „Цитадель“, я играю спектакль „1900“, не так давно вернулся из Америки, где мы показывали „Игроков“. Конечно, я выхожу на сцену не так часто, как мне того хотелось бы. Но я заложник ситуации, я сам выбрал свободный путь. Государственный театр мне глубоко неприятен, я считаю, что это абсолютнейший разврат — творческий. Это болото, высушить которое на сегодняшний день совершенно невозможно. Потому что все, кто так засел, очень сильно сопротивляются, им там нравится, они хотят быть хозяевами. А антреприза в нашей стране — довольно ругательное слово, хотя во всем мире театр только так и существует. У нас, получается, либо похабень какая-то, либо государственная сцена, середины нет. А я хочу найти эту середину, хотявозможностей у меня не так уж много. Я считаю, что в театре не должно быть главного режиссера — это же не армия. Не должно быть регалий и иерархий... Хотя, наверное, кто-то скажет — легко ему так рассуждать, имея столько званий. Но я действительно призываю от них отказаться, потому что, кроме ненависти, тщеславия, дрязг и зависти, ничего это не вызывает».

— Скажите, трудно быть человеком, который может все? По крайней мере именно так охарактризовал вас в свое время Никита Михалков.

Олег: «Не думаю, что я действительно все могу. Было бы смешно относиться к этому определению серьезно. Зато я человек, который способен железно обозначить для себя рамки собственного существования — я знаю, что я могу сделать хорошо, и прекрасно знаю, что я могу сделать плохо. И вот то, что плохо, я делать никогда не буду. В этом смысле Никита Сергеевич, наверное, был прав».

— Я читала, что в студенческие годы вы были настолько увлечены музыкой, что ставили любимые пластинки и танцевали или музицировали — наедине с собой.

Олег: «В молодости моим любимым жанром была оперетта. А сейчас у меня появился духовой оркестр, и я рад, что моя юношеская страсть к музыке наконец дошла до такого масштаба. В мае в рамках фестиваля „Черешневый лес“ прошла презентация этого оркестра, которая вызвала бурю эмоций у публики. Честно говоря, я такого успеха не то что не ожидал — я его и в театре никогда не видел. Чтобы я ушел в гримерную, переоделся, а меня заставили снова облачиться в концертный костюм и вернуться обратно, потому что люди все еще хлопали и кричали „бис!“ — такого не припомню

Это тот случай, когда я лишний раз убеждаюсь, что интуиция меня не подводит. Вот чем меня Бог наградил, так это интуицией. Насчет талантов, способностей — можно спорить, а вот по поводу интуиции — я уверен. И то, что с духовым оркестром я попал в точку, — целиком ее заслуга. Хотя, честно говоря, я не предполагал, что подобный проект может вызвать такой резонанс. Мы же сделали не спектакль или шоу, а всего лишь презентацию на пятьдесят минут. Значит, в этом есть смысл, и мы будем двигаться дальше. Я хочу сделать „Сильву“, я... много чего хочу. Вопрос только — где?»

— Вы довольны своей работой в «Цитадели»?

Олег: «Скажу вам нагло: я доволен. Это же огромный жизненный пласт — пятнадцать лет. Выдающийся режиссер. Те, кто пытается что-то бубнить про него, или обиженные судьбой, или ненормальные. Он выдающийся, и с этим не поспоришь. Про эпизод, когда Митю арестовывают и приводят на допрос, он мне сказал всего одну фразу... Я говорю: „Какая обалденная последняя сцена!“ А Михалков в ответ: „Да. И он приходит такой веселый“. Все! И я понял, что надо играть. Вот на таком уровне мы с ним общаемся».

— Когда речь зашла о продолжении «Утомленных солнцем», вы якобы сказали режиссеру: «А вы разве не помните, что мой герой умер?»

Олег: «Ну, это была шутка, разумеется. Что он, больной, что ли — не помнить собственный фильм?»

— Вам сложно было воскрешать Митю из небытия?

Олег: «Ничуть. Ой, ну слушайте — я вас умоляю... Кино — великая иллюзия. Ну воскресили там — похоронили здесь, подумаешь, проблема».

— А правда, что между вами и Никитой Сергеевичем черная кошка пробежала, вы поссорились?

Олег: «Нет, мы никогда с ним не ссорились и никогда не были друзьями. У нас замечательные творческие отношения, за которые я могу порвать глотку любому, кто скажет что-нибудь омерзительное. Назовите мне помимо него хоть несколько кинорежиссеров, с которыми в России можно работать. Если загнете пальцы хотя бы на одной руке, я вам буду аплодировать».

— Тем не менее пресса писала, что вы отказались сниматься в его картине «12» за день до начала съемок, потому что не захотели брить затылок...

Олег: «Это все вранье. Я отказался сниматься, потому что понял: эта роль не моя. Бриться я побоялся?! Слушайте, посмотрите фильм про Харламова „Легенда номер семнадцать“, где я сыграл выдающегося тренера Анатолия Владимировича Тарасова. Я там очень мало похож на себя. Знаете, как я его сыграл?! Это обалденная роль! Так что дело не в том — бриться или не бриться. Если мне дают суть, если мне дают нить — я побреюсь, я сгорблюсь, я буду хромать. Но мне надо видеть идею. В Тарасове эта идея была, а там, к сожалению, — при всей любви к Никите Сергеевичу — не было».

— Но вы действительно отказались в самый последний момент?

Олег: «Да. За четыре дня до съемок».

— И как вам удалось после этого сохранить отношения с Михалковым?

Олег: «Ну... ума хватило у обоих».

— А как он отреагировал, когда вы ему сообщили о своем решении?

Олег: «Плохо. Подробностей не знаю, потому что я с ним по телефону говорил».

— Он ведь очень импульсивный человек, насколько мне известно. На съемочной площадке вы как общаетесь — с фейерверками?

Олег: «На площадке он совершенно другой, нежели в жизни. К примеру, знаменитый оператор Павел Тимофеевич Лебешев сказал: „Когда он уходит с артистом и через сорок минут возвращается с другим артистом — тут я ему все могу простить“. Вот Никита Сергеевич — такой. Он делает что-то непонятное, он знает какие-то секреты. Он может включить в тебе нечто — неизвестное и неизведанное. Одним таким вот — оба! (щелчок пальцами) — и понеслась душа в рай!»

— А вы так можете?

Олег: «Ну... иногда могу. Понимаете, у нас с ним произошло какое-то совпадение. Мы чувствуем друг друга в кадре. Один дубль! Один! И все — он говорит: «Стоп, у меня снято».

— С другими режиссерами у вас не получается с первого дубля?

Олег: «Знаете, меня в принципе не очень волнуют другие режиссеры. Совсем не волнуют. Я привык делать свое дело. И мне скучно, когда меня заставляют третий раз повторять, четвертый... Для меня это ужасно, ненавижу переигрывать одно и то же по нескольку раз».

— Вы как-то обмолвились, что даже самым близким людям не можете доверять на сто процентов.

Олег: «Не знаю, в каком контексте я это говорил... Думаю, что самому себе-то доверять не всегда возможно. Что уж говорить о других. То, что происходит у человека в мозгах, раскопать, понять и расшифровать нереально. Это другая вселенная, другой космос. Я и в себе не всегда могу разобраться, что там у меня в голове творится, что с чем борется. Поэтому вопрос доверия... Каждый человек прав в том, что он делает, в любом своем поступке, даже если нам его поведение кажется неверным. Мы можем считать что угодно, но его это ни к чему не обязывает. Он просто делает то, что нужно. Ему».

— В свое время вышло большое интервью вашей бывшей девушки, где она подробно описывала свою жизнь с вами, какие-то совсем интимные моменты... Как вы отреагировали?

Олег: «Это исключительно ее дело. Как я мог реагировать? Я сам никогда ничего не рассказываю про свою личную жизнь. Если она решила рассказать — значит, ей по каким-то причинам это было необходимо. Мне жалко, что человек включает свой речевой аппарат только для того, чтобы — не обо мне!

а о ней! — поговорили».

— Есть ли место, где вы чувствуете себя в полной безопасности?

Олег: «Да. Там, где море и солнце».

— Где вам комфортнее — дома или за границей?

Олег: «Везде, где мне хорошо. Не понимаю вопроса...»

— Поясню: сейчас многие уезжают и семьи свои увозят, потому что здесь страшно жить. В России только наездами бывают — поработают и обратно.

Олег: «Да, я согласен с вами. Еще десять лет назад передо мной такой вопрос не стоял. А сейчас стоит. Я думаю над этим... И, возможно, куплю что-то за границей, чтобы обеспечить свою жену, своих будущих детей. Потому что я не очень надеюсь на нашу страну. Не очень...»

— В таком случае не жалеете, что в свое время не остались за границей? Вы же блистали и на европейской сцене, и с Ванессой Редгрейв в Лондоне, да и «Игроки» собирали аншлаги...

Олег: «Нет, не жалею. Хотя иногда... Чем дальше, тем... У меня много вопросов вызывает то, что происходит у нас в стране. Сейчас, может быть, и жалею. Потому что я мог и остаться, и получить гражданство. Но тогда — дурной, молодой — я не думал об этом. Если бы мне сегодня предложили гражданство, я бы, наверное, его получил. Раньше возможность была — желания не было. Теперь все наоборот. Ведь по большому счету нашей стране никто не нужен — ни ветераны, ни пенсионеры, ни врачи, ни учителя, ни актеры. Мы привыкли только опосля хлопать — когда это уже не нужно, поздно. Обидно, но она такая — наша Россия, необъяснимая, с завихрениями то налево, то направо. Их понять никто не может, и они уже немножечко... надоедают».

— А вы не хотите попробовать еще раз покорить Запад?

Олег: «Ой, вот мне нравятся эти вопросы: а не хотите ли вы?! В первую очередь надо спросить, а хочет ли этого Запад. (Смеется.) Нет. Я совершенно нормально существую, мне даже здесь никому ничего не хочется доказывать, а уж на Западе — тем более. С кем-то бороться, въезжать на белом коне... Нет, не надо мне коня, и въезжать я никуда не собираюсь».

— Вспоминая съемки фильма «Восток-Запад», режиссер Режис Варнье писал, что между вами и Катрин Денев буквально сверкали искры. Вы сами ощущали это электричество?

Олег: «Да, ощущал. Эта женщина — королева. Не только в искусстве, но и в жизни. Она — Женщина! Я завидую тем мужчинам, которые были рядом с ней».

— Вы тоже были рядом с ней...

Олег: «Нет. Я имею в виду совсем рядом. Она — великая».

— Что делает женщину королевой в ваших глазах?

Олег: «Поведение. Чувство независимости и... свобода. Абсолютная свобода».

— Тот же Варнье описывал ваше весьма отчужденное отношение к своим звездным партнершам, в частности к Сандрин Боннэр, которая по сценарию была вашей женой. За кадром вы ее почти не замечали, она даже обижалась на вас...

Олег: «Конечно, обижалась. Но она-то говорила со всеми на родном языке, а я должен был разговаривать на чужом, да еще учить его параллельно. Это был всего лишь языковой барьер, не более того».

— Обычно как вы общаетесь с коллегами на площадке?

Олег: «Если я могу что-то взять от партнера — я беру. Если понимаю, что не могу ничего взять — абсолютно отстраняюсь».

— Говорят, вы один из немногих, кому удалось найти общий язык с Олегом Борисовым. Что вас сблизило?

Олег: «Видимо, день рождения, он у нас на одно число выпадал — 8 ноября... А если серьезно, вы мне сейчас сказали комплимент, потому что я считаю Олега Ивановича Борисова великим артистом, и если нас что-то сближает, то для меня это подарок судьбы».

— Почему он вас выделил из всей съемочной группы? (Борисов и Меньшиков вместе работали в картине «По главной улице с оркестром». — Прим. авт.)

Олег: «Не знаю. Он и в своей книге меня выделил. Написал, что этот парень может сыграть то-то и то-то. Если учесть, что больше он вообще никого не назвал, то эти слова — на вес золота».

— В общении он действительно был колючим и бескомпромиссным?

Олег: «Да, это правда. Он мог сказать режиссеру: „Вы не готовы к репетиции!“ И уходил».

— А вы можете так сказать?

Олег: «Уже, наверное, могу. Хотя прецедентов пока не было».

— Вы действительно так не любите своего героя Костика из «Покровских Ворот» или это тоже выдумки?

Олег: «Почему не люблю? Не читайте всю ту муру, которую обо мне пишут. Я очень люблю этого героя. Очень! Во-первых, он до сих пор существует, он живет. Во-вторых, Михал Михалыч Козаков меня когда-то пригласил в пятидесятые годы и я там прожил прекрасную жизнь. Как же я могу все это не любить... Чушь полная».

— Да, журналисты иногда немного сочиняют...

Олег: «Ага-ага! Они все время сочиняют».

— Особенно про тех персонажей, которые так закрыты, как вы. С близкими людьми вы тоже сохраняете большую дистанцию или это только на посторонних распространяется?

Олег: «Знаете, я вообще не человек с большой дистанцией. Я абсолютно нормальный человек. Естественно, я не люблю, когда лезут ко мне в кишки. Ну а кому это понравится? Близкие мои могут подтвердить, спросите у всех (Олег обводит руками зал ресторанчика, где мы сидим. — Прим. авт.) — я очень хороший». (Смеется.)

— Вы счастливы в браке?

Олег: «Я — да. Вы знаете, семейная жизнь меня многому научила. В частности, научила быть ответственным за других. Раньше я никогда такой ответственности не чувствовал, только за себя отвечал. Был абсолютно наглый и эгоцентричный. А сейчас все, что происходит в моей жизни, касается не только меня».

— Скажите, до свадьбы вы так себе и представляли...

Олег: «Да. Свою жену я именно так себе и представлял».

— Вам пришлось как-то перекраивать себя ради семейной жизни? От чего-то отказываться?

Олег: «А как же! Ты теперь не один, ты — вдвоем. Когда сорок лет живешь холостяком, а потом становишься вдруг женатым, на многие вещи начинаешь смотреть иначе. Каких-то конкретных привычек, с которыми я расстался, назвать не могу — тут все в комплексе. Мировоззрение меняется. Я начал думать не только о себе. Я начал думать о моей женщине — что вот сейчас она сидит, она ждет. Она учит меня... быть рядом. Я всегда говорю: любовь — серьезная работа. Над этим каждый день надо вкалывать, это огромнейший труд!»

— А разве не полет?

Олег: «Полет — это влюбленность. А любовь — совсем другое. Это вот взять, человека обнять и отвечать за него. Отвечать навсегда, на всю жизнь».

— Вы мечтаете о детях?

Олег: «Безусловно!»

— Вы как-то сказали, что нужно расстрелять того человека, который придумал паспорта.

Олег: «Ну да. Только где ж его найти».

— Чем провинился этот несчастный? Вам так не нравятся напоминания о возрасте?

Олег: «Не-не-не, я вас умоляю. Что мне этот возраст?! Просто чем больше читаешь, учишься, тем явственнее понимаешь, что все это смешно».

— Для артиста возраст — друг или враг?

Олег: «Не то и не другое. Для артиста возраст — показатель. Как говорила Коко Шанель, в двадцать лет ты имеешь то лицо, которое тебе дала природа, в сорок лет — то, которое вылепила жизнь, а в пятьдесят — то, которое ты заслужил».

— Как вы заслужили свое лицо?

Олег: «Ну, пластических операций я не делал, несмотря на то что газеты утверждают обратное». (Смеется.)

— А смогли бы?

Олег: «Если нужно будет — конечно, сделаю, без проблем. Что тут такого? Просто нет такой необходимости. Поэтому я просто играю в футбол, хожу в баню...»

— SPA посещаете?

Олег: «Нет, но у меня есть врач, который следит за моим лицом. Вот и все, не более того».

— Вы хотели бы вернуться в свою юность?

Олег: «Нет, не хотел бы. Я отлично понимаю, что юность прошла, ее больше никогда не будет. Это нереально — туда вернуться. Есть то, что осталось позади, и то, что ждет впереди. Меня больше интересует второе. Я бы хотел в будущем никому не надоедать. И быть самостоятельным человеком».

— Чего вы в жизни боитесь?

Олег: «Я боюсь... быть обузой для родных, близких людей. Я бы очень этого не хотел».