Познакомьтесь с Сибирской освободительной армией

Иркутск, Россия — Когда Вы лидер выходящей за рамки обычного политической группы, кафе под названием «Я жду НЛО», может быть, не самое лучшее место для встречи с журналистом. Но вполне возможно, что похищение инопланетянами более вероятно, чем то, для чего работает Михаил Кулехов: независимость Сибири.

Кулехов возглавлял Сибирскую освободительную армию, пока офицеры из ФСБ (преемницы КГБ), не связались с ним. «Они спросили меня: «Почему вы называете себя армией? Собираетесь ли вы взять в руки оружие?». Убедившись, что это не так, офицеры просили Кулехова изменить название организации. Он сделал это, и в настоящее время это — Областническая альтернатива Сибири. (Два названия имеют одно и те же сокращение на русском языке, ОАС, — отмечает он.)

То, что российская служба безопасности ограничилась не более, чем мягким выговором потенциальным сепаратистам, вероятно, является отражением скромного размера группы: Кулехов насчитывает около 30 членов ОАС. Так что, Сибирь — не Чечня.

Сибирская независимость является маловероятной. Но отдалённое политическое и экономическое будущее этого региона остаётся неопределённым. Большая часть нефти и природного газа, которой подпитывается быстро растущая экономика России на протяжении последнего десятилетия, находится в Восточной Сибири. Также район богат древесиной, полезными ископаемыми и другими природными ресурсами. Но там не очень много людей. Это часть России была колонизирована последней, и русская история в большей части Восточной Сибири простирается назад лишь на 100 лет.

Вопреки репутации Сибири, большинство из городов, которые я посетил, были приятными — Иркутск, в частности, имеет изысканную архитектуру и оставляет ощущение города образования и науки. Сибиряки хвастаются тем, что они, как правило, умнее и красивее, чем их соотечественники, потому что большое количество элиты России было сослано сюда, когда Сибирь использовалась в качестве колонии. Но жизнь здесь всегда была трудной, это отдалённый край, а зимой здесь очень холодно. Советы призвали русских селиться здесь, но после распада Советского Союза, люди стали уезжать в западном направлении: население России к востоку от Иркутска сократилось с 8 миллионов до 6 миллионов между 1998 и 2002 гг. (дата последней переписи). Что этот массовый исход означает для России? Возможно, наибольшие претензии России на статус великой державы обусловлены её огромными размерами, и сокращение населения в отдалённых уголках может поставить права на Сибирь – и расширение её авторитета на мировой арене — под вопрос. Я ехал через эту область, направляясь на восток от Иркутска, чтобы посмотреть, как Россия владеет своим Дальним Востоком.

Кулехов основывает свои аргументы за независимость на трёх столпах: географической, экономической и культурной уникальности Сибири. Иркутск, отмечает он, дальше от Москвы, чем Нью-Йорк от Лондона, и российское присоединение Сибири аналогично британской колонизации Нового Света. «Мы слишком далеко, легко увидеть, что мы другая страна», — сказал он. Экономически, утверждает он, Сибирь больше торгует с Азией, чем с европейской частью России, и слишком большая часть дохода от огромных природных ресурсов региона уходит в Москву.

Более того, сибиряки имеют уникальные «национальные особенности. Мы очень скептичны, никому не доверяем, мы трудно договариваемся, и мы делаем что-либо так, как мы хотим, чтобы было сделано. Мы индивидуалисты». В то время, как повсюду этнические русские — православные христиане, в Сибири они имеют синкретические наклонности, добавляя некоторые элементы буддийских и шаманских традиций коренных народов Сибири. (Зелёно-белый логотип ОАГ подразумевает экуменизм, так как включает в себя крест, а также круговую форму, относящуюся к буддийским чакрам.)

ОАС претендует на место в многовековой истории сибирского политического движения за независимость, начиная с интеллигентов 19 века, которые первыми стали настаивать на существовании сибирской идентичности отличающейся от русской, до кратковременно существовавшего антибольшевистского Временного правительства автономной Сибири в смутные времена после Гражданской войны в России. Каждый год члены ОАС совершают паломничество к могиле одного из первых героев Сибирской независимости, и, в ходе моего визита, газета группы поместила на первой странице очерк о полицейских силах автономного правительства в период после гражданской войны.

Кулехов декларирует солидарность с другими сепаратистскими движениями, которые, по его словам, в России повсеместно. Но, по крайней мере, сейчас, Россия движется в противоположном направлении. Губернаторы регионов избирались на местных выборах, но в 2004 году тогдашний президент Владимир Путин изменил закон и постановил назначать губернаторов напрямую, значительно увеличивая власть Кремля над отдалёнными регионами России. Это стало темой, сопровождавшей меня на протяжении всей моей поездки: как далёкий город Москва имперски правит Сибирью, практически без учёта пожеланий местного населения. Слово «колония» снова и снова всплывало в разговорах.

Михаил Рожанский, политический аналитик из Иркутска, говорит, что нет никакой надежды на сибирскую независимость. Но её привлекательность очевидна. «Понятно, почему люди здесь мечтают об этом, они не хотят чувствовать себя, как на краю света», — сказал он.

«Всё централизовано, всё это – колония Москвы. Даже те районы, которые находятся ближе к Москве, всё ещё чувствуют себя живущими на краю России», — сказал Рожанский. Несмотря на то, что централизация создаёт чувство обиды, она также затрудняет развитие сильного регионализма: «Отношения между Иркутском и Москвой теснее, чем отношения между Иркутском и Красноярском», другим сибирским городом.

Ключевым компонентом сибирского характера является отсутствие корней, добавил Рожанский. Первые русские поселенцы пришли сюда не потому что это было хорошее место для жизни, а потому, что они гнались за ценным природным ресурсом того времени: мехом. И ничто не изменилось, даже если сегодня целью является работа в лесной или нефтяной промышленности.

«Даже если люди пришли четыре века назад, они чувствуют, что живут здесь, временно, — сказал он. — Люди всегда приходят сюда из-за природных ресурсов, а не потому, что они хотели прийти именно сюда. И здесь нет традиции компромисса — люди просто уйдут, найдут новое место для жизни».