Вакансия Горбачева

Судя по тому, что к Михаилу Сергеевичу Горбачеву, чье 80-летие отмечается 2 марта, респонденты социологических служб относятся не слишком хорошо, он подлинно историческая фигура. Например, к товарищам Сталину и Брежневу наше население относится очень неплохо: 51% опрошенных Левада-Центром в декабре прошлого года считают, что Иосиф Виссарионович принес стране больше хорошего, чем плохого, 20% полагают, что брежневская эра была временем благополучного развития страны, еще 20% — что было очень хорошо, потом, правда, начался застой. При этом 60% уверены, что эпоха перестройки принесла больше плохого, чем хорошего, 59% придерживаются такой же точки зрения по поводу эры Бориса Ельцина.

Вот Леонида Брежнева нельзя отнести к разряду исторических фигур. Скорее, имел шансы стать таковой, но не стал Алексей Косыгин. А Никита Хрущев — историческая фигура по простому критерию: конец сталинизма, оттепель.

Если к политику и/или лидеру относятся хорошо, значит масштабом не вышел. Если плохо, значит затевал реформы, преобразовывал страну, честно заработал недоброе отношение подведомственного населения.

Время вообще все расставляет на свои места: как выяснилось только за последний год, 1990-е не были «лихими», а историческими и масштабными личностями оказались Борис Ельцин, Егор Гайдар, Виктор Черномырдин. Длить застой — тяжелый крест, но на исторические свершения этот «функционал» не тянет. Поэтому вряд ли Владимир Путин и Дмитрий Медведев войдут в историю как выдающиеся деятели. Выдающиеся — это те, кого не поняли и не полюбили современники.

Ельцин и Горбачев — фигуры разительно противоположные. Но в историю вошли вместе, потому что горбачевская перестройка и ельцинские реформы, несмотря на разницу в первичном целеполагании — единый процесс общественно-политической, экономической, ментальной, психологической, бытовой трансформации коммунизма, движения от социалистического уклада к капиталистическому. Движения решительно неизбежного и объективного. И в этом смысле на месте Горбачева и Ельцина могли оказаться другие персонажи. Но ведь оказались именно они. И личностно окрасили процессы руинирования биологически исчерпавшего себя социалистического уклада и закладки фундамента нового, рыночного.

Личный вклад Горбачева в историю состоит в том, что ему хватило политической воли начать преобразования. Все остальное сделала сама история. Личный вклад Горбачева в том, что он — хотел этого или нет, но, скорее, хотел — дал гражданам страны свободу. А уж распорядиться ею они должны были сами. Личный вклад Горбачева состоит в том, что начал он преобразования вовремя, иначе СССР развалился бы раньше 1991 года и с большей кровью в процессе отделения национально-территориальных кусков. Никто, ни один «кремленолог», не мог тогда предсказать крушения империи. Так ведь никто из профессиональных арабистов в дурном сне не мог увидеть то, что происходит сегодня в арабском мире.

Личный вклад Горбачева — это и то, что четверть века назад было названо «новым мышлением».

Михаил Сергеевич стоял у истоков «поворота рек» в геополитике, нового миропорядка. Масштаб того, что он сделал, масштаб его личности, масштаб ожиданий — как водится, завышенных — объемнее того, что ждали от Барака Обамы. «Горбимания» никуда не делась, она эмигрировала с территории бывшего СССР и осталась за границей. И это не проблема Горбачева, что мировой масштаб сделанного им не осознан в пределах России. Это наша проблема, наша беда, переходящая в вину, что мы не можем понять смысла произошедшего.

Горби — масштабная личность хотя бы потому, что по всем признакам — воспитанию, биографии, бесконечно долгому пребыванию внутри советской номенклатуры, личным идеологическим убеждениям — он не мог сделать того, что сделал. Ему труднее было перестраивать себя, чем любому из граждан огромной империи. Трудно было рубить управленческий сук, на котором он сидел, и начинать политику гласности. Трудно решиться на политические преобразования. Еще труднее — на экономические. И эти сомнения дорого стоили экономике: степень шоковости терапии начала 1990-х прямо зависела от потерянного для экономических реформ времени в конце 1980-х. Но исторический масштаб измеряется крупными решениями, а не броуновским движением. Крупное движение — это отказ от империи, от строя, который существовал долгие десятилетия. Крупное движение — это либерализация цен и приватизация, новая Конституция, новое государство. Мелкие шажки, свойственные ветеранам броуновского движения, — это распилы и переделы, сопровождаемые откупом от надоедливого населения. Но откат населению «комиссии» от передела нефтегазового пирога в обмен на молчание широких трудящихся масс — это не крупное историческое движение. Откат он и есть откат.

Горбачев и Ельцин ничего не откатывали народу. Они, возможно, и правда думали, что пройти через трансформацию можно с меньшими издержками, в том числе и для самих себя, бывших территориальных секретарей КПСС. Но по большому счету они знали, на что шли и ради чего шли: страна не могла оставаться прежней в 1985 году, она не могла не быть реформированной в 1991-м. С реформами в массовом сознании связано все плохое, но ведь никто не задумывается над тем, что без них было бы гораздо хуже.

Сегодня в России нет лидера масштаба Горбачева. Большинство думает, что это хорошо. На самом деле — это опасно для страны. «Безгорбачевье», вакуум ответственного лидерства — это метапроблема страны, находящейся внутри политического и управленческого кризиса. Вакансия Горбачева открыта.

Опрос читателей Forbes.

Что бы сейчас было со страной, если бы не Горбачев?