Куда ж нам теперь плыть?

Пожалуй, самое приметное в минувшем двадцатилетии - уход от разговоров по существу. Отреклись от идеологии, отошли от социализма, распустили СССР, а чего вдруг - молчат. Не признают, что всплыло. Чем подвела идеология. Где оплошал социализм. Отчего из Союза выскакивали не диссиденты, а компартии республик. История ничему не учит. Сталин ее перевирал, а нынче и знать не хотят. Живут в синхронном срезе.

Горбачев сулил ввести Россию в европейский дом. А она в европейском доме родилась, ее бы туда не вводить, а туда отпустить. Помня, как оттуда увели. 250 лет монгольское иго. Потом еще 250 лет крепостное право. Потом почти 75 лет большевики. Но Россия была в те поры Европой, родила Рублева, Мусоргского, Мандельштама. Одних замазали, других съела жизнь, третьих убили. Но русское искусство и литература стали всемирными. А так дело дрянь.

Страна вся в катастрофах. Надеются на революции, свыше или реальные. Не оглядываются на исторические процессы. Огрызаются: «Об Иосифе Сталине и Иване Грозном, господа-товарищи, можно будет доспорить как-нибудь потом...» Или: «Сегодняшнее паскудство и выявление его глубинных корней, сегодняшние деяния вполне конкретных и нагло действующих персонажей вновь и вновь подменяют говорильней про виновный ленинизм, Сталина, ГУЛАГ, КГБ и тоталитаризм». Из состава глубинных корней перечисленное исключили.

Зато внушают: «Ясно, что в основе сегодняшнего воровства и коррупции лежат возникшие в России капиталистические отношения». В этом не сомневаются. Хоть капиталистами дирижирует власть, а перечащие ей за решеткой или за границей, паскудство «путинизма» видят в капитализме! И обобщают: «Эта неотложная экзистенциальная проблема может быть решена только совместными согласованными действиями всей ответственной оппозиции». Надо, дескать, коммунистам и либералам сплотиться против этого ужасного Путина. А такие исторические опыты уже бывали.

Умри Ленин под новый 1918 год - он уцелел бы в народной памяти либералом, давшим Декретом - землю, Декларацией - права и свободы народам России и единственными за всю нашу историю честными выборами возможность народу выразить свою волю. Но, сделав в первые дни и месяцы после Октября решительные шаги к свободе, Ленин и его партия обернулись к ней спиной и стали строить марксистскую утопию, не внемля ни воле населения, ни даже самому Марксу. За Декретом о земле пришла крепостническая коллективизация. За Декларацией прав народов России – геноцид одних народов и унижение других. За свободными выборами в Учредительное собрание – выборы из одного в советы.

В книге «Империализм как высшая стадия капитализма» Ленин в 1916 году показал, как сверхмонополия губит плюрализм капитализма и с ним свободу. А в 1917-м в книге «Государство и революция» изложил план устройства советского государства в виде сверхмонополии. Стоит прочесть и сравнить. Но ныне обличители капитализма читают Ленина очень выборочно. Маяковский сперва ликовал: «Клячу истории загоним! Левой! Левой! Левой!» Верил, что воля большевиков ускоряет ход истории. Но, ликвидируя провозглашенные было ими свободы, они вернули феодальное правление и самовластие, и стали по сути крайне правой партией. А Маяковский застрелился.

Строители сверхмонополии заставили страну быть единой, держаться единого мнения, ориентироваться на одну партию, а саму партию - пуще глаза беречь единство. Ленин провел на Х съезде особую резолюцию о единстве партии. В Италии возникла фашистская партия (партия единения). В Германии единства требовала Национал-социалистическая рабочая партия. У нас ее тоже звали фашистской. Точней бы звать это разноименное движение в отстававших странах "единизмом". Перевод итальянского «фашизм» прояснит смысл.

Советский строй был не в ладах с хозяйством и проводил экономические реформы. Лишь Горбачев признал: хозяйству нужны реформы политические. Он ввел гласность и выборы не из одного - это были шаги к либерализму. Но затем Ельцин провел либерализацию цен Гайдара и приватизацию Чубайса. Оба они из ленинградско-московского кружка, обсуждавшего, как хозяйствовать при социализме. Отсюда и не сдвинулись, либералами, как их звали, не стали. Но «строили капитализм», назначая капиталистов и объявляя их «олигархами», хоть те не имели власти, а служили Ельцину, а потом Путину.

А «приватизация для всех» стала фарсом раздачи ваучеров. Независимые суды не возникли. Чиновники, кормящиеся взятками, тормозят инициативы. Но цены на нефть и газ росли, живые деньги помогли возродить советские нормы, подчинить телевидение, зажать свободную прессу и свободные выборы. Ленинизм умер, но его практика цела. Советский единизм воскрес. Но с некоторым отличием.

Не умаляя ни преступности, ни лицемерия советской власти, вспомним, что, сталкиваясь с конкретными людьми, она выступала открыто. Сотрудники НКВД-КГБ входили к вам с открытыми лицами. А при Ельцине явились и ныне множатся стражи власти в масках.

Маска их избавляет от «химеры, именуемой совестью». Маска и на идеологии. Прежняя носила полумаску, называя себя «советская власть», а страну «Советский Союз». А советы лишь исполняли волю партийных комитетов, на деле то была «комитетская власть», а страна была «Комитетским Союзом», союзом комитетов, а не народов, отчего так легко и распалась. Но и открытость была - хотя бы в Шестой статье Конституции, сказавшей, что партия - руководящая сила, как царь от бога, то есть независимо от выборов. Это нелепость, но так было. А ныне под маской капитализма государственное рейдерство съело нерушимость частной собственности, без которой не бывает капитализма. Собственника определяет власть. Кто послушен, как Дерипаска, тот собственник, а неслухи сами виноваты.

И страна говорит на языке власти. Перед выборами 1996 года граждан делили на «патриотов» и «демократов», отождествив Ельцина с демократией, и он шутил: «Интеллигенты за меня проголосуют, никуда не денутся!» И «демократы» Ельцина вместе с «патриотами» зажали реальную демократическую оппозицию. Отвергающие отечественный опыт нынекак бы против власти, но обличают надетую ею маску - Путина как сторонника капитализма, - надеясь на коммунистический реванш. Маска прячет родство коммунистов и путинцев. Но их ссоры - семейные. А глубинную оппозицию смяли – ее нет в Думе, ее не видать на телевидении, у нее нет массовых газет.

А чтобы граждане страны своим участием, равно как неучастием, изменили ее судьбу, нужна гласность. Нужно знание и понимание происходящего. Пренебрежение причинно-следственными связями, уход от дискуссий и анализа обрекает людей на веру, что распад СССР, нищета России, пламя Кавказа и прочее - плоды козней. А на президентских выборах 1996 года публичность еще дышала. Третье и четвертое места заняли все же Лебедь и Явлинский, говорившие о насущных проблемах страны.

Лебедь не принимал парадоксального положения русских, составлявших в СССР 50%, а в России более 80% населения. В советское время шла жесткая русификация, в союзные республики внедряли русских вторых секретарей ЦК, в автономиях с первого класса детей учили на русском, а не на родном языке. Но русские области держали разобщенно, не завели даже показную русскую республику. А с крестьянством не считались, решив, как Ельцин: «Никуда не денутся!» Цари тоже не знали меры в национальной гордыне, но половину русских людей держали в крепостном состоянии. Лебедь обозначил русский вопрос как важнейший для демократов России, отвергающих национал-социализм, вскормленный под крылом коммунистов. Он понимал, что благополучие русских зависит от прав и условий жизни других народов, которых иначе не удержать от враждебности, и в Чечне добился мира, сорванного потом Ельциным.

Явлинский противостоял псевдолибералам, уверявшим: «Рынок все расставит по местам». Но конкурентному рынку, хоть не без кризисов, это удается там, где его участники, неравные по положению и возможностям, имеют равные права. В России многим, не только власти, кажется, что 90% людей нужна не экономическая свобода, а пайка. Гарантированную пайку в их подсознании дают нефть и газ. Но чтобы ее дало производство, ему, а с ним и всему обществу, нужна свобода. А свобода не 10%, а всех граждан опирается на социальные гарантии трудящимся в экономике буржуазного общества. Но они пустеют при социализме, где производство и «защита» социальных прав в одном партийно-государственном кулаке. Против такого единства и встала социал-либеральная партия Явлинского.

Откажись Ельцин, уже тогда банкрот, от выборов и победи во втором туре Лебедь или Явлинский, мы вышли бы из тупика к актуальным проблемам, загнанным социализмом в подсознание, а победа Ельцина привела к кризису 1998 года и к Путину.

Лебедь погиб, Явлинского от политической практики отсекли. Но проблемы, ими обозначенные, да и другие, живы. А ни сильной партии русских демократов, ни сильной социал-либеральной партии на сцене нет. Конечно, в этом виноват Путин, но не он один, а вся традиция единизма, лидер которого сегодня он. Ведь и другой мало что изменит. Менять надо не лидера, а традицию. Смешны слухи о новой оттепели. Путину предпочтительней не быть президентом. Если опять он пойдет на галеры, это будет лишь знак его слабости, того, что его команды не работают, если не давить лично.

То-то и оно, что России надо сменить не шило на мыло, не Путина на Медведева или Сечина, а единизм на либерализм. Певцы единизма (нацисты, коммунисты, большевики разных толков, фашисты, путинцы), понимая, что от перемен не уйти, хотят удержаться в рамках единизма. И благодарны Гайдару с Чубайсом, обратившим слова «либерализм» и «демократия» в бранные. Чтобы вернуть им подлинный смысл, важны исторические ориентиры. А кроме продолжения либерализма, смытого в январе 1918 года, надежды выжить у России нет.