Запад утратил авторитет "честного посредника"

События в Египте показали: для наших лидеров свобода — не принцип, а стратегический ход. 

«Всем известно, как выглядит ярость арабов, — утверждалось в статье, опубликованной на прошлой неделе в журнале Time. — Это — молодые люди с безумным взглядом, выкрикивающие воинственные цитаты из Корана, и бросающиеся в бой с любым оружием, что есть под рукой — от камней до поясов шахида». Однако после наблюдения за египетским восстанием автора осенило. Оказывается, арабы — тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо: ни юмор, ни утонченность, ни глубокомыслие, ни дружелюбие, ни ярость, если уж на то пошло. Видя, как реальность опрокидывает его предубеждения, наш журналист задается вопросом: «Кто же эти люди, собравшиеся на площади Тахрир? Да они просто притворяются повстанцами — ведь они улыбаются, смеются, несут остроумные плакаты». Там, кстати, — о чем автор статьи не упоминает — было и немало женщин. И большая часть оружия, которое мы видели по телевизору, — от слезоточивого газа до танков — была либо сделана в США, либо куплена на американские деньги.

События последнего месяца в Тунисе, Египте и других странах поставили под сомнение восприятие Западом арабского мира (да, собственно, и самовосприятие арабов). Неясно пока, правда, насколько происходящее повлияет на представления западных держав о самих себе и своих отношениях с ближневосточными странами.

Арабский мир — особенно в последние десять лет — все больше изображается на Западе как регион, который настоятельно требует «приручения» с последующим «оцивилизованием». Ближний Восток преподносится как гнездо религиозного фанатизма, которому чуждо представление о свободе, а демократия может быть навязана ему только извне. Тамошние народы превозносят насилие и террор, и ничего другого не понимают. Свободу, настаивали наши лидеры, надо насаждать там под дулом пистолета, потому что арабы — не такие как мы. По сути речь шла о навязывании лубочных представлений об арабском мире, призванных оправдать нашу активную роль, или хотя бы косвенное соучастие, в его дегуманизации.

Хотя подобное восприятие усилилось из-за терактов 11 сентября, начала «войны с террором» и вторжения в Ирак, но появилось оно гораздо раньше. Покойный Эдвард Саид (Edward Said) в своей основополагающей работе излагал превалирующее в западном истэблишменте отношение к региону в прошлом веке следующим образом: «Есть Запад, и есть Восток. Первый должен господствовать над вторым, что на практике означает оккупацию его стран, жесткий контроль над их внутренними делами, превращение жизней и денег их жителей в «собственность» той или иной западной державы».

Тот факт, что миллионы тех же самых арабов без всякого религиозного фанатизма, мирными средствами борются за плюрализм, свободу и демократию против поддерживаемых Западом диктаторов, требует отвергнуть концепцию «столкновения цивилизаций», господствовавшую в прошлом десятилетии. Оказывается, поддерживать демократию в этом регионе можно без вторжений, оккупации, бомбежек, пыток и унижения его жителей. Кто бы мог подумать!

Свидетельства подобного расхождения между ожидаемым и действительным можно найти не только на страницах Time. Хотя на Западе прогнозировали, что после ухода Мубарака в Египте воцарится хаос, на деле вчерашние демонстранты, засучив рукава, занялись уборкой мусора на площади Тахрир. А вот другой пример: когда в конфронтации с тунисскими властями приняли участие женщины в хиджабах (те самые «забитые жертвы», которых французское правительство «спасает от самих себя»), Париж встал на сторону властей.

В рамках примитивной манихейской теории о борьбе между политическим исламом и демократией, изобретенной некоторыми «больными на всю голову» западными либералами, такое просто невозможно: члены «братьев мусульман» выходят на демонстрации в защиту свободы, а самозваные защитники идей Просвещения поддерживают тиранию.

На прошлой неделе Тони Блэр (Tony Blair) назвал Мубарака «человеком необычайного мужества» и «силой добра».

А в воскресенье он уже заявляет, что уход египетского президента может стать «поворотным моментом в процессе демократизации Ближнего Востока». Одним словом, человеку, которому великие державы поручили обеспечить мир на Ближнем Востоке, понадобилась целая неделя, чтобы определиться, за кого он — за деспотизм или демократию.

Таковы лишь некоторые свидетельства непоследовательности, лицемерности и противоречивости западной политики по отношению к региону, проявившиеся только за один последний месяц.

В том, что касается самовосприятия Запада, больше всего скомпрометированными оказались его настойчивые притязания на роль «честного посредника», стремящегося к распространению демократии, мира и свободы на Ближнем Востоке, но ни в коей мере не пытающегося вмешиваться во внутренние дела региона. Это никогда не соответствовало действительности. «Мы находимся в Египте не только ради самих египтян, — заявил еще в 1910 году в Палате премьер-министр Великобритании Артур Бальфур. — Ради них тоже, конечно, но еще и ради всей Европы». Однако в постколониальную эпоху тезис о бескорыстии Запада столь часто повторялся по обе стороны Атлантики, что наши лидеры, похоже, сами в него поверили.

Одним словом, Запад уже «увяз по уши». Нельзя 30 лет вооружать диктатора, а когда оппозиция ему усиливается, претендовать на нейтралитет.

Запад поддерживает демократию, когда демократия поддерживает его. Но события в Египте лишний раз подтверждают, что для Запада свобода — это инструмент стратегии, а не принцип. Поэтому, если в большинстве стран мира демонстрации в Каире вызывали восторг и восхищение, то западные лидеры наблюдали за этими событиями со страхом и подозрением. Они знают: если арабы получат возможность выбирать собственных лидеров, те, кто придет к власти, вряд ли поддержат "передачу подозреваемых особым порядком", или санкции против Ирана, или вторжение в Ирак, или блокаду Газы. Внешнеполитический курс Запада в регионе не только отличался терпимостью к отсутствию демократии: он напрямую опирался на диктатуру.

Более того, стало очевидным не только глубокое соучастие Запада в сложившейся на Ближнем Востоке ситуации, но и его полная неспособность контролировать дальнейшее развитие событий. Да, собственно, никакой роли он и не играл. Демонстранты не считали США ни главной проблемой, ни своим защитником. Тот факт, что для Вашингтона предпочтительным был вариант с перемещением Омара Сулеймана (Omar Suleiman) в кресло Мубарака в обмен на обещание демократизации когда-нибудь в будущем, свидетельствует лишь о его полном непонимании происходящего в Египте. Представьте себе американский эквивалент подобной «рокировки»: допустим, какое-то мощное общественное движение свергает Джорджа Буша, но президентом вместо него становится Дик Чейни (Dick Cheney).

При этом США явно недооценивали и упорство чудовища, которое они сами создали. Прощальное обращение Мубарака к нации было вызовом не только демонстрантам, но и Белому дому, которому, очевидно, не сообщили заранее содержание его речи. Проблема не в том, что Вашингтон не делал ставок в этой гонке, а в том, что он поставил на хромую лошадку, и та, падая, увлекла за собой США.

Что ж, Запад, конечно, «шагал не в ногу со временем», но у него еще осталась возможность повлиять на события. Уход Мубарака стал большим достижением. Однако революция требует не только покончить со старым режимом, но и создать новый. Свергнуть отдельного человека — одно дело, а изменить систему — совсем другое.

«Королей убивали и до 21 января 1793 года, — писал Альбер Камю, имея в виду казнь Людовика XVI. — Но прежде цареубийцы и их сторонники выступал против личностей, а не против монархического принципа. Они хотели посадить на престол другого короля — не более. Им и в голову не приходило, что трон может опустеть навсегда».

Репутация Запада в регионе безнадежно испорчена. Он лишился влияния, но могущество у него еще осталось. Король бежал. Но «создатели королей» еще ждут за кулисами своего часа.