О ювенальной юстиции, педофилии и… деградации европейцев

Чудные дела творятся нынче в иных цивилизованных странах... Вот собралась несколько лет тому назад Комиссия Совета Европы по этике, посовещалась, взвесила все обстоятельства и постановила: нет ничего предосудительного в ИТ- (информационно-технологической) модификации человеческого тела [1].

Другими словами, полностью одобрила - «этически» - использование человеческого тела как биоконструктор и переделку его в киборг-устройство. Или вот совсем недавно: вынес Совет Европы на обсуждение предложение по рациональной утилизации покойников. Дескать, экологию беречь надо, а посему более рациональным является мертвого человека растворять в солях и спускать в канализацию [2] или, например, еще экономичнее превращать в компост и удобрения и использовать для выращивания цветов [3].

Этика на грани безумия... А не безумно ли, идя на поводу у «продвинутых» борцов за гендерное равенство на всей европейской территории, юридически упразднять понятия «мать» и «отец», заменяя их нейтральным «родитель» и фактически поднимая вопрос о тотальном упразднении института семьи [4]? Хотя лоббисты этого законоположения ссылаются на возрастающее влияние феминистских движений и на борьбу за «равноправие» женщин, которые, конечно же, теперь, в отличие от своих супругов-«отцов», не могут быть просто «матерями», унижаясь тем самым «сексистски» [5], однако одной только этой причины явно не достаточно для понимания, почему подобное изменение в законодательстве и делопроизводстве стало столь неотложно актуальным.

Точно так же не объяснишь тоталитарную практику антиродительского террора и повсеместность распространения ювенальной юстиции исключительно одним только стремлением «самых гуманных дядь и теть» «защитить исконные права детей от жестокости взрослых».

Никто не оспаривает очевидность того, что мир жесток, что государство часто бывает несправедливо, что общество подчас безразлично к судьбам своих членов, что люди вообще и родители в частности излишне строги и недостаточно добры. И чем менее человек дееспособен, чем более он беззащитен и зависим от окружающих, тем в большей степени он нуждается в механизмах социальной защиты. В первую очередь это касается стариков и детей. Если рассматривать ювенальную юстицию в подобной логике (в какой она столетие назад и зародилась в США), то никаких принципиальных возражений против нее нет и быть не может.

Кстати, ведь и в СССР в начале ХХ века существовала практика особого, более гуманного судопроизводства в отношении детей и последующего их государственного попечительства. Достаточно вспомнить хрестоматийно известную «Республику ШКИД» и целую плеяду педагогов-«перевоспитателей», начиная с А.С. Макаренко.

Однако фокус состоит в том, что данное оправдание необходимости появления и распространения ювенальной юстиции в обществе, хотя бы декларативно отстаивающем принципы гуманности, не имеет ничего общего с ее реализацией в европейских государствах, включая страны Восточной Европы и Россию. Призванная «защитить детей от зла», на деле она воплотилась в развитую систему их отъёма у родителей под самыми надуманными предлогами и последующего интернирования, умножая в обществе страх, разобщенность, личную безответственность (атомизацию людей и распад социальных структур).

Так, согласно докладу Генерального инспектора по социальным делам Пьера Навеса и Генерального инспектора юридического отдела Брюно Катала о положении дел в судах по делам несовершеннолетних и социальных службах, о разлучении детей с родителями, во Франции к 2000-му году было отнято у родителей 2 млн. детей, причем половина из них юридически безосновательно [6]. В Германии в год из родных семей изымается порядка 28 тыс. детей и подростков [7], в крошечной пятимиллионной Финляндии - 11 тыс. [8]. Полны горечи слова норвежской писательницы Элин Бродин, которая в статье под заголовком «Государство владеет детьми» констатирует: «Xотелось пояснить, почему работники органов социальной опеки, подобно заклинанию повторяют одну и ту же фразу: «Дети не принадлежат своим родителям». И вот здесь они совершенно правы, потому что именно государство владеет детьми» [9].

При этом существует специфика такого ювенального госвладения.

Во-первых, объектами «заботы и опеки» госслужб по защите детей являются исключительно благополучные и в целом законопослушные семьи среднего класса, преимущественно европейского и особенно славянского происхождения, в то время как действительно зачастую нарушающие нормы традиционной европейской морали многодетные мигранты из стран Азии и Африки (которых в Европе становится все больше и больше, так что немцы, французы и т.д. постепенно превращаются в национальные меньшинства) интереса для госчиновников не представляют [6].

Во-вторых, сотрудники службы по делам защиты детей перегружены работой, завалены бумагами. Кроме того, у них очень плохое образование - обычно четыре семестра социальной педагогики. При этом они должны быть в одном лице полицейским, психологом, социальным работником. Неудивительно, что регулярно принимаются ошибочные решения. Первая и часто единственная их реакция: забрать ребенка - и дело закрыто... Проблема заключается в том, что если в отношении семьи однажды возникло подозрение, то служба намертво вцепляется в эту семью и уже не отпускает ее.

Кроме того, во многих случаях начинает играть роль личная неприязнь. Чиновники хотят «наказать» несговорчивых родителей, которые не проявили к ним достаточного почтения или сказали им что-нибудь вроде «мы сами лучше знаем, как воспитывать ребенка» [7].

И, в-третьих, при этом действительные проблемы детей, включая насилие со стороны педофилов, жестокое обращение вплоть до убийства, службы ювенальной юстиции не решают, обращая свой террор исключительно против родителей и института семьи, а в конечном итоге - против самих детей (зачастую отнимая последних у тех, кто их любит, и отдавая в руки будущим палачам) [см. 7, 10, 11].

Пожалуй, наиболее иллюстрирующим такое положение является случай в немецком городе Вормс, где ювенальщики в 1993 г. «доблестно» раскрыли целую «сеть педофилов», состоящую из 27 родителей, а также дедушек и бабушек. Само собой разумеется, что 15 «детей-жертв» немедленно отправили в приют «Воробьиное гнездо», а их подозреваемых родственников - в тюрьму. За четыре года процесса большинство обвиняемых потеряли работу, разорились, оказались в разводе с оставшимися на свободе супругами, а одна из них и вовсе умерла. В 1997 г. все они были судом полностью оправданы ввиду «полного отсутствия состава преступления», а дело закрыто с заключением, что «показания детей были неверно интерпретированы». Трагизм ситуации состоит в том, что единственным настоящим педофилом в этой истории оказался как раз изобличенный в 2007 г. неопровержимыми уликами директор детского приюта, куда отдали детей, успевший за время следствия их развратить и настроить против своих невиновных домочадцев.

Естественно, что никто из чиновников, искалечивших судьбы нескольких десятков человек, наказан не был. Как, впрочем, и во множестве всех остальных случаев, на деле ставших преступлениями против детей, приведших их к серьезным психическим, физическим травмам и даже смерти [см. 7, 10, 11]. Причина проста: конвейер ювенальной юстиции, огородившись системой формальных признаков, позволяющих изымать детей из родных семей, именно этим и занимается, используя каждое имеющее общественный резонанс преступление для очередной своей активизации.

Поскольку подобная раковая опухоль сама по себе и неизвестно зачем в обществе возникнуть не может, чтобы понять ее истоки, попробуем оценить те последствия, которые возникают в результате систематического применения методов ювенальной юстиции европейского образца и мероприятий, ей созвучных. Итак, вместо решения проблемы «девиантного» поведения детей и подростков путем их воспитания и развития специально подготовленными педагогами и по нестандартным методикам, а также обращения внимания соответствующих органов на устранение социальных причин детского и подросткового антиобщественного поведения, созданная система выступает как карательная и направленная против института семьи.

В этом рука об руку с ювенальной юстицией идут и упоминавшаяся выше законодательная инициатива об искоренении понятий «матери» и «отца», и вдалбливаемая в головы мысль об ущербности биологического родительства, и особый дезориентирующий тип образования.

Его примером, в частности, является Болонская система, где обучение построено не на формировании системного образа мира и не на накоплении навыков использования полученных знаний, а на мощном потоке информационного шума, большая часть которого бесполезна или даже вредна, как не соответствующая возрасту по дееспособности, осмысленности, достигнутой степени ответственности (речь идет, прежде всего, о раннем и избыточном секс-просвете, некомпетентных психотренингах, обучению правам без объяснения их взаимосвязи с обязанностями).

О том, что подобный подход ведет к разрушению личности, свидетельствует опыт, например, французского президента Н. Саркози, едва не получившего бутылкой по голове при посещении одной такой «ювенально защищенной» средней школы [12]. Вместе с тем попытка уклониться от тлетворного воздействия «защитников детства» чревата очень жесткими карательными мерами как для родителей, так и для самого ребенка, которого могут изъять и при согласии с семейными установками даже отправить в психлечебницу [13].

Цель ювенальной юстиции в Европе по отношению к коренным европейцам просматривается вполне ясно - обеспечить движение общества в направлении разрушения института семьи и личности. Зачем это может кому-то понадобиться? Возможны разные ответы: от целенаправленного удара по европейской культуре, в основе которой, при всём нынешнем торжестве релятивизма, лежит христианская система нравственных ценностей, до покушения на саму природу человека, низводимого до положения киборга-полуживотного (решение европейской комиссии по этике отнюдь не на пустом месте) и предназначенного в «новом мировом порядке» для узко функционального использования в качестве раба.

Последнее вовсе не кажется столь фантастичным, если вспомнить, что именно нравственность (т.е. формирование мотивации поступков за пределами инстинктивных биологических потребностей и правил стадного поведения) отличает человеческое существо от животного. Отними это качество - и там, где только что был человек, останется более или менее прирученный зверь. Или раб, не способный, как считали древние греки, умереть за свою свободу [14], а потому послушный и согласный с самыми безумными требованиями хозяев.