День народного единства как праздник изоляционизма

День народного единства, успешно заменивший «красный день календаря», по праву можно считать праздником изоляционизма. И дело даже не в том, что он проходит на фоне митингов и шествий различных националистических сил, а в сопутствующих ему мифологемах.

Умеренные патриоты сегодня выступают с требованиями, которые разделяют многие либералы: неприкосновенность личности, свободу совести, слова, собраний и союзов. Говорят об освобождении узников совести, о гласной судебной и тюремной реформе, реформе правоохранительных органов под контролем общества и другие правильные вещи. Но сколько их — этих умеренных? «Русские марши» неизбежно связаны с атмосферой, в которой ксенофобские лозунги и провокационные жесты — явление самое обычное, и милиции придется немало поработать, чтобы их не было вовсе. Организаторы акции, которая, как и в прошлом году, пройдет в столичном районе Люблино, уверяют, что никакого «зиг хайль» не будет. Что это вообще модернизационный проект. Как заявил председатель Национального совета ДПНИ Владимир Ермолаев, те, кто выйдет 4 ноября на шествие, потом поедут поднимать отечественную науку в Сколково, будут строить модернизационный бизнес.

Так оно, возможно, и будет. Как показывает опыт, изоляционизм, фундаментализм и высокие технологии легко сочетаются друг с другом. Как ни крути, а в сознании участников «Русского марша» бродят дрожжи неоязычества, неонацизма и прочих «нео».

По традиции в «Русском марше» принимают участие православные верующие. Правда, их совсем немного. Собираются они отдельно и в других места, рядом с московским храмом святителя Николая на Берсеневке, к примеру, но и там их тоже немного. Политическое православие, похоже, утратило пассионарность. Да и официальная церковь от него открещивается. Суд над Константином Душеновым, отбывающим сейчас наказание за антисемитизм, показал это со всей наглядностью. Но фундаментализм по-прежнему оказывает мощное влияние на конфигурацию внутрицерковной политики и не дает Церкви перераспределить символический капитал.

Один из ярких примеров такого влияния — открытое обращение клириков и мирян Кишиневской митрополии к патриарху Московскому и всея Руси Кириллу с требованием прекратить всяческие межконфессиональные связи. После чего в Русской православной церкви поднялась новая антиэкуменическая волна. Попытавшийся ее погасить протодиакон Андрей Кураев нарвался на скандал. Во время выступления в Технологическом институте Кишинева он был атакован активистами «Общества святой Матроны Московской», ему даже сбили очки. Ранее в интервью молдавскому телевидению протодиакон Андрей назвал эту группу «вполне законченной сектой».

Если брать католическую составляющую антиэкуменизма, то она питается как раз Днем народного единства. Православно-католический диалог у нас напрямую зависел от борьбы Руси и Польши. Греки и итальянцы нашли пути к изживанию старой вражды, к установлению добрых связей, к совместным молитвам.

А у нас все двигается очень туго. Прошлого папу, поляка Иоанна Павла II, великого человека, при котором действительно мог произойти прорыв во взаимоотношениях двух церквей, не пустили в Россию. И нынешнего, Бенедикта, тоже не спешат пригласить. Многочисленные исторические обиды подогревают ревность борцов за чистоту православия, а чиновники — так получается — даже рады этому обстоятельству.

Сколько бы патриарх Кирилл ни говорил, что этот праздник был установлен в честь объединения народа, результатом которого стало спасение страны от неминуемой гибели, «ревнители» считывают в нем совсем другое: повернись спиной к Западу, к еретикам-католикам.

Конечно, День народного единства вбирает в себя и церковный праздник Казанской иконы Божией Матери. Многие верующие придут на богослужение. Но какие проповеди после литургии они услышат? О преодолении смуты или о чем-то другом?

Нет сомнения, что высшие церковные чины окажутся в компании со светскими руководителями: примут участие в открытии выставок, посетят концерты и другие акции. И эти игрища тоже работают на изоляционистский контекст происходящего.

В последнее десятилетие мы видим неспешный дрейф русского православия в сторону этнонационализма. И связан он, между прочим, с отказом от вселенскости, со стремлением вписаться в цивилизационные парадигмы. В рамках цивилизационного подхода РПЦ МП отказалась от миссии на Западе, вернее, ограничила ее русскими эмигрантами. Мол, вы, католики, занимайтесь своими народами, а мы своими. Православие, таким образом, рассматривается как элемент самоидентификации. Храм превращается в клуб для эмигрантов, в своеобразный психотерапевтический кабинет.

В России вроде бы это не так. Но цивилизационные игры, направленные, в частности, против поляков-католиков, не дают РПЦ МП обрести подлинную вселенскость. Ведь универсальность немыслима без возрождения и обновления церковной жизни, возвращения к открытости, к ответственному диалогу. Именно это, а вовсе не расширение географической сферы влияния и увеличение формального количества тех, кто «идентифицирует себя с православной традицией», действительно ставит Церковь в центр жизни и отдельного народа, и всего мира.

Боязнь Запада, боязнь перемен сильно мешают миссионерской деятельности РПЦ МП. В качестве примера можно привести недавний наезд красноярского архиепископа Антония на протоиерея Геннадия Фаста. Известному священнику инкриминировали «уклонение в ересь протестантизма»: служение литургии на русском языке (на самом деле, чтение Апостола по-русски) и другие ужасы «кочетковства», и сняли с должности руководителя епархиального миссионерского отдела.

В заключение одно соображение. День народного единства по популярности у населения занимает одно из последних мест. Роль альтернативы 7 ноября он уже сыграл. Оставлять его красным, нерабочим, днем надолго нет никакого резона.