Как уберечь культурное наследие от олигархов?

Директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский как-то заметил, что музеи в современной России уже заменили дома культуры, а в будущем, возможно, заменят еще и театр. Может, это было сказано в шутку, но все к тому и идет. По плану голландского архитектора Рэма Колхаса, который по просьбе Пиотровского разрабатывает концепцию «всемирного музея XXI века», Эрмитаж должен занять ключевую роль в жизни города и страны. О том, какие экспозиции разместятся в залах Главного штаба после реставрации, и о том, могут ли центр Санкт-Петербурга исключить из списка ЮНЕСКО, МИХАИЛ ПИОТРОВСКИЙ рассказал корреспонденту РБК daily Weekend ТАТЬЯНЕ ФИЛИППОВОЙ.

— Михаил Борисович, что сегодня нужно делать музею, чтобы оставаться современным?

— Нужны новые подходы, которые включают и технику, и технологию, и широкую открытость миру. Тут мы пионеры, у нас есть целая программа «Большой Эрмитаж», которая поддержана ЮНЕСКО. Она предполагает в числе прочего создание интернет-музея, в который войдут все вещи, которые есть в Эрмитаже. Но это не означает, что наш музей должен превратиться в виртуальный. Всякая виртуальность — помощник, который должен привести людей к подлинной вещи, это обязательное условие для развития современного музея.

Возможно, имеет смысл, разрабатывая новые музейные системы, иногда возвращаться к старым подходам к экспозиции. Одна картина в одном белом зале, идея XX века. Сейчас у нас в Эрмитаже идет фестиваль парижского Центра Помпиду, там как раз показываются разные способы введения современных вещей в классическое музейное пространство. Это одно из направлений в современной музейной работе, когда современное искусство помещают в традиционное окружение. Иногда это дает хорошие результаты, иногда не очень, но в любом случае все пока идет в нормальном направлении.

— Современное искусство непросто входит в классические залы. В начале сентября в Версале, в бывшем королевском дворце, открывали выставку японского художника Такаши Мураками. Были недовольные, которые провели демонстрацию протеста накануне открытия. А потомок Людовика XIV, принц Сикст-Анри де Бурбон-Парм, даже обратился в суд.

— В Версале два года назад выставляли Джеффа Кунца, теперь вот Мураками, и это нормально. Версаль вообще особенный дворец, и если можно говорить, что Джефф Кунц — это кич, то Версаль — тоже кич. Такие диалоги очень хороши. В Лувре целый вход оформлен Кифером, потрясающе выглядит. Сейчас Сай Твомбли там сделал плафон. Вот когда в числе голландских художников там выставлялся Ян Фабр, это действительно был перебор, потому что это были его старые вещи, а не специально созданные для выставки.

У нас в Эрмитаже есть скульптура Луиз Буржуа, и тоже многие ругаются. Она стоит в античных залах, но там, где выставлены не подлинные вещи, а те, что перекликаются с античным искусством. Это картины на античные темы, скульптуры эпохи Возрождения, изображающие римских императоров, и она с ними соседствует, по-моему, очень хорошо. Мы готовим большую выставку Энтони Гормли на будущий год, и она вся будет расположена в античных залах. Это работает. Версаль хорошо, по-моему, с выставкой Мураками придумал. Хорошо и Версалю, и художнику.

— У вас в декабре открывается после реставрации часть помещений в залах Главного штаба. Там ведь тоже планируется показывать современное искусство?

— Пока что там будут только временные экспозиции, большие откроются только в 2014 году, в год 250-летия Эрмитажа. Там будет у нас и зал памяти Фаберже, и специальный раздел наград, отдельный зал Мальтийского креста и масонской тематики, там будет начало галереи памяти Щукина и Морозова, французское искусство XIX века, начало импрессионизма и Роден. И будет, видимо, еще один зал, где мы поместим искусство XX века, главные, знаковые вещи. Мы думаем разместить там инсталляции Ильи Кабакова и еще какие-то выставки привозить.

— Вы продолжаете борьбу с рок-концертами на Дворцовой площади?

— Мы не добиваемся отмены концертов, мы добиваемся того, чтобы все происходящее на Дворцовой площади согласовывалось с ее духом. Определять, что там должно быть и чего быть не должно, можем только мы и военные. Для этого у нас разработаны документы.

И все равно все пытаются сюда влезть. Я приезжаю на два дня в Петербург и вижу перед окнами Эрмитажа какой-то большой фургон. Думал, это новый туалет привезли, оказалось — реклама косметики. Я кидаюсь к телефону — оказывается, никто им не разрешал здесь стоять, сами как-то просочились. Двух дней как раз хватило, чтобы выгнать. А концерты пусть будут, нормальные классические концерты, то, что соответствует духу Дворцовой площади, играет этой площадью, чтобы она была видна.

— Дело в том, что от грохота страдают экспонаты, или в стилистическом несоответствии между Эрмитажем и музыкой, которая исполняется на этих концертах?

— Все это только часть проблемы, понимаете? Да, от шума трясутся здания Эрмитажа, страдают экспонаты. Весь наш город страдает от шума, так же как от обилия автомобилей, которые его загрязняют. Но это лишь часть проблемы. На самом деле речь идет о том, как мы используем наш город. Какие-то вещи в нашем городе делать нельзя, и мы стараемся этому научить. Так же как кошек мы сохраняем в эрмитажных дворах не только для того, чтобы они ловили мышей, а чтобы учить людей доброму отношению к животным, которым порой приходится еще хуже, чем людям. У нас есть культурное наследие, оставленное нашими предками, и мы должны его ценить и сберегать. Это обязанность каждого человека, это обязанность государства.

— Наше государство с этим справляется?

— Справляется плохо, потому что все время пытается скинуть эту обязанность со своих плеч. Все мероприятия, которые сейчас проводятся, имеют одну цель — снять с государства заботу о культурном наследии. И создание автономных учреждений, и передача имущества церкви — все делается именно ради этого. Такая политика неверная, потому что только государство имеет возможность сохранять культурное наследие. Корпорации, меценаты спонсируют те проекты, которые им интересны. Только государство может финансировать строительство фондохранилища — ни один меценат денег на это не даст. На реставрацию дворца — даст. Вообще-то меценаты подгоняют государство. Наше государственное финансирование сильно увеличилось благодаря тому, что мы создали в Эрмитаже систему работы с меценатами, сами зарабатываем. Руководители страны, глядя на это, думают: «Ну, эти умеют и зарабатывать, и правильно тратить, значит, им можно дать денег». Вот такая схема.

— Многие ваши коллеги считают, что музей вообще не должен зарабатывать деньги.

— Любое культурное учреждение может зарабатывать деньги, но это не должно быть критерием его успеха. При существующей у нас системе, кстати, очень хорошей, многие учреждения науки и культуры могут оставлять себе деньги, которые заработали. Но это не должно быть целью.

— Как вы считаете, есть ли реальная опасность, что ЮНЕСКО выведет Петербург из списка городов, являющихся частью мирового культурного наследия, из-за строительства «Охта-Центра»?

— Охрана ЮНЕСКО — это высокая честь, это орден, который нам дали. Его снимут, если мы будем уродовать свой город. Мы его уродуем. Нам потрясающе повезло когда-то. Петербург — это единственный большой город, которому дали такой статус. Весь центр находится под охраной ЮНЕСКО, не какой-нибудь храм, а весь город. Хвала тем людям, которые пропихнули это в подходящее время, сейчас бы у них ничего не вышло. По многим причинам, в первую очередь потому, что такой статус не дают таким большим конгломератам. Это высокая честь, повторяю, снимут — будет большой позор. И нужно будет снять, если мы не остановим строительство в историческом центре Санкт-Петербурга. Дело не в «Охта-Центре», а в целом наборе действий, пренебрежительных по отношению к историческому наследию города. Они вызваны желанием заработать денег быстро и за счет наследия. В этом вся вещь. «Охта-Центр» можно построить чуть дальше, это будет дороже, но полезнее городу. А здесь — дешевле, поэтому интереснее построить здесь. Вот если бы люди, которые причастны к этой затее, могли смириться и думать о культурном наследии больше, чем о сегодняшнем доходе... Потому что наследие — это тоже прибыль, и большая, но в будущем это фьючерсы. Но мы, к сожалению, живем мелким рынком.