Процесс по делу уральского борца с наркотиками – знаковый

Процесс по делу Егора Бычкова – знаковый. Если суд встанет на сторону обвинения и даст человеку, который четыре года боролся с торговлей наркотиками в своем городе, пусть даже не двенадцать лет, пусть даже год лишения свободы, – это будет знак.

У меня был друг, который стал наркоманом.

Поначалу он считал себя мистиком, интересовался измененными состояниями сознания, читал в оригинале Кастанеду и выращивал на подоконнике пейот. Потом начал экспериментировать с таблетками, варил смеси на основе эфедрина, сопровождая свои алхимические опыты рассуждениями о священном растении ариев соме. Закончил он, впрочем, банальным героином.

У меня была знакомая девушка, которая стала наркоманкой. Ее путь был короче и проще: она вышла замуж за парня, который плотно сидел на героине. Через полгода она уже колола наркотики себе в шею, потому что вены на руках «ушли».

Еще один мой знакомый учился на врача-нарколога. Он с красным дипломом окончил медицинское училище, а потом мединститут. Он искренне хотел лечить наркоманов и алкоголиков. По роду своей деятельности он очень хорошо знал, как те или иные препараты влияют на психику человека, и в какой-то момент решил, что может принимать их без серьезных последствий для здоровья. Возможно, из чисто научного интереса. Но сейчас он уже в третий раз лежит в клинике для тех, кого когда-то хотел лечить.

Многие из тех, с кем я обсуждал эту проблему, говорили о том, что у них есть друзья, знакомые, родственники, ставшие наркоманами. Количество наркоманов (не людей, пробовавших наркотики!) исчисляется, по данным Минздрава, сотнями тысяч, по оценкам профессионалов из Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН) – миллионами.

В городе Нижний Тагил на Урале живет 375 тыс. человек. По официальной статистике, в этом городе насчитывается около 30 тыс. наркоманов. То есть, каждый двенадцатый. Если статистику Нижнего Тагила экстраполировать на всю Россию, мы получим страшную цифру в 15 млн человек.

К счастью, это не совсем так. В разных регионах страны ситуация с наркоманией варьируется от относительно благополучной до ужасной. В Нижнем Тагиле она ужасная.

Несколько лет назад среди подростков Нижнего Тагила был популярен лозунг «кто не колется – тот лох». Героин и прочую дрянь, не особо скрываясь, продавали цыгане, проживавшие в поселке Кушва (знаковое название: на языке древних жителей этих мест, вогулов, Кушва означает «гнилая вода»). Кстати, о цыганах. Если кто-то решит, что они упомянуты здесь в целях разжигания национальной розни, то вынужден разочаровать: профессионалам хорошо известно, что значительная доля наркотрафика в России контролируется именно цыганскими семьями. Если раньше традиционными занятиями цыган считались попрошайничество и гадание, то теперь к ним прибавилась еще и продажа наркотиков. Вообще в наркобизнесе существует нечто вроде «разделения труда» по национальному признаку, но это тема для отдельного исследования. Для нашей темы важно, что цыгане на Урале – это основные дилеры наркомафии. Соответственно, места их компактного проживания – главные источники наркотической дряни.

И вот в 2006 году в городе появился фонд «Город без наркотиков», который возглавил восемнадцатилетний парень Егор Бычков. Спортсмен, боксер. Человек, для которого слова «здоровый образ жизни» были не пустым звуком. Подтолкнуло Бычкова к созданию фонда знакомство с Евгением Ройзманом – человеком, который активно и успешно борется с наркомафией на Урале уже одиннадцать лет.

Отступление: екатеринбургский прецедент

В 1999 году екатеринбургский бизнесмен Евгений Ройзман с друзьями основали первый в стране фонд «Город без наркотиков». Поначалу враги фонда пытались представить его филиалом известного ОПС «Уралмаш», но это было, конечно, не так. Когда в 2003 году на «Город без наркотиков» жестко наехал екатеринбургский РУБОП, могущественный глава «Уралмаша» Александр Хабаров не сделал ничего, чтобы помочь фонду. ОПС «Уралмаш» давно не существует, Хабаров в 2005 г. был найден повешенным в камере СИЗО, а бывшая зона влияния «уралмашевцев» поделена между кавказскими преступными группировками. Все группы и организации, так или иначе связанные с «Уралмашем», оказались разгромленными или серьезно ослабленными, в то время, как «Город без наркотиков» растет и крепнет, несмотря на все усилия наркоторговцев и их покровителей из правоохранительных органов.

Это отступление понадобилось мне, чтобы показать: коррумпированной власти всегда выгодно представить своих противников «бандитами» и связать их с криминалом. Между тем «Город без наркотиков» был, по сути, восстанием жителей Екатеринбурга против наркоторговцев. Ведь у простых, не облеченных властью граждан, тоже есть свои интересы. Они, например, не хотят, чтобы их дети садились на иглу, ценой своей жизни увеличивая сверхдоходы наркобарыг. Не хотят, чтобы милиция и прокуратура, которые должны с наркоторговцами бороться, «крышевали» их за мзду малую (хотя, судя по конкретным делам, не такую уж и малую). Беда только в том, что простые граждане, как правило, не организованы. Сидят на кухнях, жалуются друг другу на жизнь, мечтают: эх, всю бы эту наркомафию извести под корень! А наркомафия тем временем продает героин их детям, дети становятся наркоманами и превращают в ад не только свою жизнь, но и жизнь своих близких.

Но это все до поры. Стоит появиться инициативной группе, которая готова вступить в реальную борьбу с наркомафией, граждане начинают шевелиться. Так было с фондом в Екатеринбурге. Когда Ройзман с друзьями опубликовали номер пейджера, на который можно было сбрасывать информацию о торговле наркотиками, то в течение только одного месяца на него пришло две тысячи шестьсот восемь сообщений (это было в 1999 году; на сегодняшний момент таких сообщений больше шестидесяти тысяч). При этом достоверность информации превышает 80%.

Это, так сказать, нижний уровень общественной поддержки: номер пейджера набрать несложно, а персональной ответственности – никакой.

Но это еще не восстание. Восстание – это когда сотни человек выходят на улицы по призыву борцов с наркомафией. Когда понимают, что вместе они – сила. И тогда сами собой исчезают нерешительность и страх перед коррумпированной властью.

В Екатеринбурге Ройзману и его друзьям удалось вывести на митинг против наркоторговли несколько тысяч человек. После этого стало ясно, что как бы ни пытались очернить фонд средства массовой информации, мощная общественная поддержка ему гарантирована.

Так было и в Нижнем Тагиле. Когда Егор Бычков с друзьями организовал первую массовую акцию своего фонда, его поддержали сотни людей. Если быть точным, то сто пятьдесят. Эти сто пятьдесят человек приехали в цыганский поселок Кушва, то самое место, откуда расползались наркотики по Нижнему Тагилу. Стучались в дома цыган-наркоторговцев и требовали, чтобы те прекратили свой преступный бизнес. Никакого нарушения законности, все исключительно мирно. Но наркоторговцы запаниковали.

Этой акцией нижнетагильский фонд «Город без наркотиков» громко заявил о себе. А затем началась конкретная работа.

Противостояние

И в Екатеринбурге, и в Нижнем Тагиле такая работа построена по одному принципу: оперативники фонда вычисляют торговцев наркотиками, информацию об этом передают в ГУВД, ФСБ, ФСКН, и вместе с сотрудниками этих органов ездят на задержания. Контролируют весь процесс от начала до конца, обращая особое внимание на то, чтобы задержанные не были тут же отпущены следователями. Такое, к сожалению, случается, и довольно часто. Но сотрудники фондов держат руку на пульсе, сообщая обо всех подобных случаях в Управление Генпрокуратуры РФ по Уральскому федеральному округу и – для подстраховки – в СМИ.

Нижнетагильский фонд сразу же нажил себе влиятельных врагов в местном отделении Госнаркоконтроля. Это было связано с громким делом начальника второго отделения нижнетагильского УФСНК подполковника Олега Кравченко. Отдел Кравченко активно «боролся» с наркомафией, задерживая в год... трех-четырех торговавших наркотой цыган. Это при том, что в одной только Кушве таких наркоторговцев были десятки, и их имена и адреса были прекрасно известны Кравченко и его сотрудникам. Такая «эффективность» требовала хоть каких-то объяснений.

И в какой-то момент новое руководство Госнаркоконтроля по свердловской области этих объяснений потребовало.

В Нижнетагильском ГНК начались внутренние проверки. У Кравченко в машине был обнаружен героин. Кравченко отстранили от работы и попросили тихо уйти из наркополиции. На том бы, возможно, все и кончилось, но Егор Бычков и его товарищи стали посылать запросы в окружную прокуратуру, собирали пресс-конференции, всячески привлекая внимание общественности к делу Кравченко. В результате проверки в нижнетагильском ГНК возобновились, и через несколько недель его руководитель Александр Кокшаров вместе со своим заместителем Сергеем Шутовым и старшим уполномоченным Сергеем Тарасовым «ушли на пенсию». (Пенсионеру Тарасову незадолго до этого исполнилось 27 лет.)

А фонд Бычкова продолжал свою работу. И за первый же год его существования смертность от наркотиков в Нижнем Тагиле сократилась в два раза. В два раза!

Начались аресты цыган-наркоторговцев. И не просто аресты: сотрудники фонда не давали развалить дела на стадии следствия, доводили их до суда. В период с 2006 по 2008 год фондом совместно с правоохранительными органами было проведено более двухсот операций против торговцев наркотиками. По бизнес-интересам тагильской наркомафии был нанесен чувствительный удар.

Что делает мафия в таких случаях?

Мафия отвечает.

В голливудских фильмах к герою-одиночке, борющемуся против коррумпированной системы, подсылают наемного убийцу.

В популярном в позднесоветское время итальянском телесериале «Спрут» мафия натравливала на доблестного комиссара Каттани своего прикормленного адвоката Терразини.

Уральской мафии не потребовалось тратиться ни на киллеров, ни на продажных адвокатов.

В 2008 году Егором Бычковым занялась нижнетагильская прокуратура.

Здесь необходимо остановиться и сделать необходимое пояснение.

Несмотря на то, что мало кто сомневается в заказном характере дела, возбужденного против Егора Бычкова и его сотрудников, никаких доказательств этому, разумеется, не существует. Поэтому я не стану утверждать, что тагильские наркоторговцы пришли в прокуратуру и заплатили большие деньги за то, чтобы Егора Бычкова вместе с его фондом в городе больше не было. Единственное, что можно утверждать наверняка: действия прокуратуры удивительным образом сыграли на руку наркоторговцам, которым Егор Бычков очень мешал.

К деятельности фонда формально прицепиться было нельзя: все операции проводились совместно с правоохранительными органами, строго в рамках закона. Гражданское общество, ничего не поделаешь.

Но потом Егор Бычков вместе со священником Геннадием Ведерниковым организовал на территории церковного прихода в поселке Северный реабилитационный центр для наркоманов. И автоматически подставился под удар.

Центр

Что такое реабилитационный центр? Это такое место, где человеку помогают освободиться от наркотической зависимости без применения лекарств. Ведь согласно закону «О наркотических средствах и психотропных веществах» медикаментозным лечением наркоманов имеют право заниматься лишь государственные учреждения. На долю частных учреждений (включая частные клиники) остаются так называемые «реабилитационные услуги»: психотерапия и общее укрепление организма.

Говоря проще, реабилитационный центр – это место, где наркоманы «переламываются». Сделать это довольно сложно. Ведь наркоман в состоянии наркотического голодания, а тем более ломки не в состоянии думать ни о чем, кроме как о новой дозе.

Поэтому редко какой наркоман дает согласие на пребывание в реабилитационном центре: за него это, как правило, делают родственники.

Но российское законодательство запрещает принудительное лечение больных наркоманией. Законопроект, предусматривавший введение такого принудлечения для наркоманов и алкоголиков, похоронен в недрах Госдумы, похоже, что та же судьба ожидает законопроект о внесении изменений в Федеральный закон «О наркотических средствах и психотропных веществах». Суть последнего заключается в том, что несовершеннолетним больным наркоманией наркологическая помощь может оказываться как по их просьбе или с их согласия, так и без таковых (но с обязательным согласием их родителей). Хотя бы несовершеннолетним! Но даже такой половинчатый закон встречает жесткое противодействие как со стороны правозащитников (как же! Возврат к тоталитарному обществу!), так и со стороны могущественных лоббистов наркобизнеса.

Между тем «гуманный» закон в данном случае защищает права наркоманов (то есть людей неадекватных и общественно опасных), но попирает права законопослушных граждан (их близких).

Родители моего знакомого, того самого, что хотел стать врачом-наркологом, несколько лет живут в постоянном страхе. Когда у него заканчиваются деньги (а они заканчиваются быстро: ведь работать по специальности он не может, халтурит время от времени, «кодируя» алкоголиков витаминными коктейлями), он начинает требовать денег у родителей. А если денег ему не дают, уносит из дома вещи и продает. Или начинает буйствовать, набрасываясь на родителей с кулаками. Несколько раз они пытались вызывать милицию, но недавний буян тут же тихонько ложился на диван и делал вид, что спит. Наркоманы хитрые, инстинкт подсказывает им, как и когда можно себя вести. Приходил участковый, разводил руками. По закону он ничего не может сделать. Вот если бы наркоман вышел бы на улицу и набросился на прохожих с ножом... Но стоит ли этого ждать?

Таких ситуаций и таких семей, увы, очень много. Наркоманы губят не только свое здоровье и свои жизни: они убивают своих близких, даже если физически пальцем их не трогают. И реабилитационные центры, куда их помещают отчаявшиеся родственники – едва ли не единственный выход.

Родители тагильских наркоманов приходили в фонд Егора Бычкова и умоляли о помощи. Они платили деньги за то, чтобы их детей вылечили. Пять-шесть тысяч рублей. Стоимость реабилитации наркомана в частной клинике варьируется от десяти до пятнадцати тысяч долларов. Ясно, что Егор не намеревался озолотиться на реабилитационном центре. Тех денег, которые платили в кассу центра, едва-едва хватало на то, чтобы пациентов кормить.

В некоторых случаях наркоманы приходили в центр сами. В других случаях сотрудники фонда приезжали к наркоману домой и увозили его в реабилитационный центр. Силой.

Наверное, это нехорошо. Наверное, это нарушение прав человека, когда приезжают крепкие ребята, скручивают человеку руки за спиной и увозят лечиться.

Но только в том случае, если это человек, а не наркоман.

Наркоман – это все-таки не совсем человек. И в биологическом смысле (у него другой обмен веществ), и в психологическом. Если общество согласно с тем, что убийц, насильников и воров надо изолировать, оно не должно лицемерно делать исключение для наркоманов. Потому что для наркомана ни убийство, ни насилие, ни кража не являются табу. Хорошо, давайте считать их больными. Но – общественно опасными больными. Наркоманов не нужно жалеть, их нужно лечить.

И если наркоман не хочет лечиться сам, его нужно лечить насильно.

Егору Бычкову и отцу Геннадию удалось вылечить в своем центре сорок человек. Больше им вылечить не дали.

Как только Егор Бычков и отец Геннадий открыли реабилитационный центр, на них посыпались прокурорские и милицейские проверки, инспекции администрации города, лавина публикаций в официальных тагильских СМИ. В ходе этих проверок от находившихся на реабилитации наркоманов были получены заявления о недобровольном их нахождении в центре. Как это делалось? Элементарно. Находящегося в состоянии ломки наркомана спрашивали: – Ты хочешь продолжать реабилитацию? Или хочешь на свободу (читай – продолжать колоться). Догадаться, что ответит наркоман, было нетрудно.

На основании этих заявлений против Бычкова было заведено уголовное дело. И в один прекрасный день на допросе в прокуратуре Дзержинского района ему был поставлен ультиматум: либо до вечера ребцентр закрывается, либо «закрывают» самого Егора.

И Егор сдался. А кто бы не сдался в его ситуации?

Центр закрыли, всех наркоманов развезли по домам. Родственникам наркоманов идти стало некуда.

Но это было только начало.

Прокуратура взялась за дело всерьез. В 2009 году начался судебный процесс против Егора Бычкова и двух его сотрудников – Александра Васякина и Виталия Пагина. Их обвинили в похищении людей (не забудем, что они увозили наркоманов в ребцентр с согласия и по просьбе их родственников) незаконном лишении свободы, жестоком обращении с находившимися на реабилитации (истязание и побои). Процесс тянулся больше года, и подошел к своему завершению этой осенью. Судья должна огласить приговор 6 октября.

А теперь самое главное.

Прокурор Дзержинского района Нижнего Тагила Светлана Кузнецова потребовала для Егора Бычкова наказания в виде 12 лет лишения свободы.

Чудовище

Если бы не эта финальная нота – двенадцать лет строгого режима, на которых настаивает обвинение – судебный процесс над Бычковым и его соратниками можно было бы считать комичным. Вся линия обвинения строится на показаниях наркоманов, от которых сами наркоманы впоследствии отказались, как от данных в состоянии наркотического опьянения или ломки. Прокурор Кузнецова приезжала в суд в сопровождении автоматчиков, а само здание суда было оцеплено ОМОНом. «Потерпевших» долго искали по наркоманским притонам, а доставить их на заседание удалось только под конвоем (вы можете представить себе, чтобы потерпевших волокли в суд насильно?). Когда же их все-таки доставили (один из потерпевших ухитрился сбежать из здания суда прямо перед допросом), они заявили, что никаких претензий к подсудимым не имеют и наказания для них не хотят. Попутно выяснилось, что следователи оказывали жесткое давление на свидетелей, стараясь наскрести как можно больше «компромата» на Егора и его фонд. Так, отцу Геннадию (Ведерникову) следователь угрожал подбросить наркотики, если он не даст показаний против Бычкова. Отец Геннадий, разумеется, отказался, и рассказал о поведении следователя журналистам.

Но все это, по-видимому, уже не имеет никакого значения. Машина, раздавившая реабилитационный центр и тагильский фонд «Город без наркотиков», запущена на полную мощность и не остановится, пока не раздавит Егора Бычкова и его сотрудников.

Кстати, проходящие по делу вместе с Бычковым Васякин и Пагин – сами из реабилитантов. Пагин, например, начал колоться в десять лет. Он – единственный выживший из тех, с кем начинал когда-то колоться в тагильском дворе. Тогда там кололись все подростки, помните лозунг «кто не колется – тот лох?». И если бы не «Город без наркотиков», Пагин бы никогда не бросил колоться и вряд ли дожил бы до своих девятнадцати лет.

Они обвиняются в том, что «похищали» наркоманов: то, что это делалось по просьбам родителей и близких самих наркоманов обвинение игнорирует.

Они обвиняются в том, что заставляли наркоманов страдать, оставляя их без любимого зелья: по-видимому, прокуратура считает, что лишать кого бы то ни было возможности ширнуться героином – это преступление.

Они обвиняются в том, что наркоманы «испытывали чувство голода» (на самом деле проходившие реабилитацию находились на овощной диете, целесообразность которой подтверждается медиками). Как сказал в своем заключительном слове Егор Бычков, «Во-первых, у нас полстраны испытывает чувство голода. Во-вторых, потерпевшие до ребцентра кроме героина ничего не ели. В-третьих, потерпевшие на питание не жаловались, поправлялись, проще переносили абстинентный синдром».

Но главное же, конечно, не это. Никто (включая прокурора) не говорит об этом прямо, но это очевидно для всех, кто умеет думать и анализировать.

Главная вина Бычкова и его друзей состоит в том, что они открыто бросили вызов коррумпированной системе. В том же Нижнем Тагиле существуют негосударственные реабилитационные центры, принадлежащие различным сектам. В некоторых из них люди удерживаются месяцами, при этом их родственники платят куда большие деньги, чем платили родители наркоманов, обращавшихся к Бычкову. И если наркоманы выходят из таких центров излечившимися от своей зависимости, это объясняется тем, что эта зависимость замещается другой, психологической (проще говоря, происходит зомбирование). Однако прокуратура такими центрами почему-то не занимается. Почему?

Возможно, потому, что они так или иначе встроены в коррумпированную систему. А фонд и центр Бычкова (так же, как и «Город без наркотиков» Ройзмана) возникли и существуют помимо этой системы.

Наркоторговцы платят продажным ментам и следователям, сектанты отстегивают прокурорам, финансовые потоки отлажены и приносят доход всем, инкорпорированным в систему. А организации, подобные «Городу без наркотиков» не платят никому и ни у кого не берут взяток. Они существуют сами по себе, они – реальная форма народного сопротивления коррупции и беспределу власти.

И поэтому они опасны.

Сейчас сопротивление наркомафии в Нижнем Тагиле разгромлено. Фонд прекратил свою работу, реабилитационный центр уничтожен. Сам Егор Бычков сказал в своем последнем слове на суде: «Безусловной победой прокуратуры является то, что я больше никогда не буду заниматься реабилитацией наркоманов. С уверенностью заявляю, что реабилитационного центра фонда «Город без наркотиков» в Тагиле не будет никогда. Потому что мне хватило за последние два года ощутить на себе всю мощь государственной машины по борьбе с гражданскими инициативами».

Кто остался в выигрыше?

Наркомафия и государство.

Наркоторговцы могут продолжать заниматься своим бизнесом, не опасаясь, что какие-нибудь неподкупные энтузиасты начнут ставить им палки в колеса.

Государство в корне задавило опасный прецедент – создание гражданского института по контролю за своими функциями.

Функциями, которые оно – государство – исполняет из рук вон плохо или не исполняет вообще.

Процесс по делу Егора Бычкова – знаковый. Если суд встанет на сторону обвинения и даст человеку, который четыре года боролся с торговлей наркотиками в своем городе, пусть даже не двенадцать лет, пусть даже год лишения свободы, это будет знак. Государственные органы и наркомафия заодно, по крайней мере, в Нижнем Тагиле.

Если Бычкова и его сотрудников оправдают, это тоже будет знак. Знак того, что не все еще потеряно. Что даже в коррумпированной системе есть честные люди, которые понимают, что остановить наползающую на страну катастрофу важнее, чем соблюсти чьи-то финансовые интересы.

Двадцать лет назад журналист Юрий Щекочихин (впоследствии убитый каким-то хитрым ядом, секрет которого так и не смогли разгадать) написал пьесу «Между небом и землей жаворонок вьется». Это была пьеса про то, как наркомафия пожирает жизни подростков, пьеса-предупреждение: наркотики становятся национальной угрозой.

Один из героев этой пьесы кричал: опомнитесь, на нас идет чудовище!

Это было двадцать лет назад. Чудовище пришло и пожирает наших детей.

А мы сажаем в тюрьму тех, кто пытается его остановить.