История Руси: \"Бандеровец\" в засаде на поле Куликовом

То, настолько ложны и неполны официальные представления об исторической «правде», доказывает Куликовская битва. Почему ее забыли отпраздновать в националистическом «таборе» в нынешнем юбилейном году? Ведь русские полки на Куликовом поле расставил ни кто иной, как «украинский» воевода Дмитрий Боброк-Волынский, вклад которого в мировую историю больше, чем Шухевича и Бандеры вместе взятых! Вот это был полководец! Уж, он-то не отсиживался в схроне, треская всю зиму сало!

Услугами Боброка пользовались самые известные государи тогдашней Восточной Европы. Его попеременно приглашали на службу нижегородский князь Дмитрий Константинович, его зять Дмитрий Донской и литовский великий князь Витовт. И не так, как Абвер нанимал ОУН — на побегушки, а по-серьезному! У всех этих средневековых властителей Боброк фактически командовал вооруженными силами. Он был нужен как первоклассный военный специалист — тот, кого сегодня мы назвали бы начальником генерального штаба. Как свидетельствует древнерусское «Сказание о Мамаевом побоище» — одно из главных документальных повествований о Куликовской битве: «Некий воевода пришел с литовскими князьями, именем Дмитрий Боброк, родом из Волынской земли, который знатным был полководцем, хорошо он расставил полки, по достоинству, как и где кому подобает стоять».

Следовательно, Куликовская битва произошла по плану волынянина Боброка. Именно от него исходила гениальная идея расположить в роще Засадный полк, который и нанес главный удар по ордынской армии. Но еще более интересное открытие ждет нас, если разобрать по косточкам всю предысторию этого сражения.

Почему, спрашивается, именно Москва вышла в авангард русского сопротивления Золотой Орде? Ведь еще столетием ранее это княжество практически никто не принимал в расчет. Почему оно обогнало Владимир, Суздаль, Новгород и Киев?

Разбирая раннюю историю Москвы, я заметил, что она удивительно похожа на… американскую. Московским князьям удалось привлечь к себе всех наиболее активных людей, которые не могли найти себе места в устоявшихся иерархических системах других древнерусских центров. Можно сказать, что в далеком XIV веке они уже успешно занимались тем, что сегодня мы называем «экспортом мозгов» (Олесь Бузина перепутал экспорт с импортом, написав \"экспорт мозгов\" вместо подразумевавшегося \"импорта мозгов\". Именно к этой досадной оговорке и прицепились некотоые комментаторы, оставившие свои комментарии к оригинльной статье - out of limits ).

Москва находилась на самой границе Руси — на землях, где до прихода славян жили угро-финские племена. В те времена эта территория тоже называлась (только не падайте в обморок!)… Украиной! Да, да! Только с маленькой буквы — «украиной Залесской». Если смотреть из старой русской столицы — Киева — она действительно располагалась за лесом. Лес начинался там, где и теперь — в Пуще-Водице — густой, хвойный — и тянулся до самой Москвы. Слово «украина» означало, как и ныне, «пограничье», «окраина». Звуки «о» и «у» в разных говорах легко чередуются, не меняя значения слова. Ученые называют их «лабиальными» — от слова «лабио» («губы»). Других лабиальных гласных звуков в славянских языках нет. Это и облегчает их взаимозаменяемость.

Управляли Москвой князья из династии Рюриковичей. Они хорошо помнили, что являются прямыми потомками крестителя Руси Владимира Святого. Более того! Жила в их сердцах старая обида. Сын Владимира Мономаха Юрий Долгорукий — один из первых правителей Суздаля и Москвы — всю жизнь сражался за отцовское наследие, пытаясь утвердиться в Киеве. Наконец, это ему удалось. Но его отравили киевские бояре — в городе на Днепре ему выпало править всего один год. Сын Юрия Андрей Боголюбский в отместку за это грабил Киев три дня в 1169 году, но править тут не стал и ушел к себе в Залесье.

Возможно, суздальские и московские князья так и остались бы навсегда обиженными провинциалами, если бы не пришли монголо-татары и не сожгли дотла в 1240 году их утраченное наследие — Киев. Где недавно жило не меньше 50 тысяч человек, после нашествия Батыя едва осталось 2 тысячи. Место столицы Руси оказалось вакантным. Тут-то удачным моментом и воспользовалась Москва.

Московские Рюриковичи не были ангелами. Наверное, в политике иначе и нельзя. Поначалу они усерднее всех других русских князей «служили» татарскому хану, прячась за его спиной и втайне накапливая силы. Ибо больше всего на свете московским князьям не хотелось остаться «украиной» — да еще и Залеской. Им хотелось стать центром! А до этого можно было поработать и сборщиками дани у Золотой Орды. Как умные люди предки Дмитрия Донского не забывали набивать свой карман, собирая явно больше, чем требовалось для дани татарам. Но, отдадим им должное — они умели и тратить. На верных слуг, на дружину, очень скоро получившую название «двора великого князя» (отсюда «дворяне») и на церковь. Греша, правители Москвы усердно замаливали свои грехи перед Богом.

Не только Дмитрий Боброк, но и многие другие активные персонажи Руси (Лев Гумилев называл их «пассионариями» — «страстными») считали за честь служить этой растущей Москве. Тем более, что в 1300 году митрополит всея Руси Максим перенес свою кафедру из разоренного Киева во Владимир-на-Клязьме. А ровно через четверть века московский князь Иван Калита уговорил его наследника Петра Ратенского переехать в Москву, находившуюся, по тогдашним временам, примерно в двух днях пути (сегодня это несколько часов на автобусе).

Митрополит Петр (опять не падайте!) по рождению был галичанином. Но человеком глубоко русским. В XIV веке все галичане были русскими, ибо народа такого «украинцы» еще не существовало. Это уже в XX столетии большевики прикажут начинать историю украинского этноса с XIV века. А тогда жители всех «украин» — и Залеской, и Галицкой (была и такая) — считали себя русскими людьми. И православие для них было важнее мирских дел. Само государство рассматривали они как материальный сосуд, призванный сохранить хрупкий дух истинной веры.

Что-то митрополиту Петру подсказало, что князь Иван Калита — серьезный мужик. Что, в отличие от галицких князей, не станет он заигрывать с католической ересью. И галичанин Петр сделал свой выбор. Митрополит всея Руси переехал на постоянное пребывание в Москву. Это было искреннее решение. Ведь Калита в то время еще не достиг даже великого княжения. Ярлык на него он получит от хана уже после смерти митрополита Петра.

Тогда-то и стала вызревать идея богоизбранности Москвы. Еще не говорили: «Москва — третий Рим». Но уже говорили: «Москва — второй Киев, а Киев — второй Иерусалим». Огромное количество добрых молодцев стало проситься на службу к московскому князю. Переходили даже из-под Киева с дружинами. Именно поэтому былины «Киевского цикла» — застольная дружинная поэзия — исчезли с территории нынешней Украины, но уцелели в России. Поэтому же я и сравнил Москву с Америкой — шла великая миграция на северо-восток, о которой ныне не принято вспоминать в Украине.

ВЕЛИКАЯ БИТВА ЗА ДЕЛЕЖ РУССКОЙ КАЗНЫ




Государственному телу нужны соки — финансы. С определенного момента в Орде заметили, что Москва не доплачивает, а сама богатеет. Кремль опоясался каменными стенами вместо деревянных. Внутри его выросли новые соборы. Зато среди татар начались бесконечные междоусобицы, получившие название «Великая замятня». За два десятилетия до Куликовской битвы там сменились двадцать пять ханов. Фактически Золотая Орда распалась на несколько соперничающих государств. Самым сильным из них оказался удел темника Мамая. Он не был потомком Чингиз-хана и не имел права занять престол. Но дань с Москвы требовал. Самое же смешное, что государство Мамая — его «Мамаия» находилось в основном на территории нынешней Украины. Примерно в тех же местах в гражданскую войну существовала «Махновия» анархиста Нестора Ивановича.

Столица Мамая находилась на территории нынешнего Каховского водохранилища. Археологи ее так и не успели раскопать. А еще Мамай контролировал Крым. Там, на побережье, находились колонии жадных итальянских торговцев — Кафа и Судак. Итальянцам незаконный владыка Орды сбывал награбленное на Руси — прежде всего, рабов.

Но Дмитрий Донской дань Мамаю решил не платить. И не потому что он был «незаконный» правитель. А потому что московский князь уже почувствовал свою силу. Не Мамая, а себя он видел во главе Руси. Вот как рассказывает об этом «Сказание о Мамаевом побоище»: «Услышав же от языка известие о нашествии безбожного царя, великий князь стал утешаться в Боге и призвал к твердости брата своего Владимира и всех князей русских, говоря: «Братья князья русские, из рода мы все князя Владимира Святославича Киевского… Просветил он всю землю Русскую святым крещением и заповедал нам ту же веру святую твердо держать и хранить и биться за нее. Я же, братья, за веру Христову хочу пострадать даже и до смерти». Услышав это, князья ответили ему: «Мы, государь, готовы умереть с тобою и головы свои положить за святую веру христианскую и за твою великую обиду».

Православие стало идеологией русской рати. Два литовских князя, сражавшиеся на Куликовом поле рядом с Дмитрием Донским, тоже были православными. По словам «Задонщины» — публицистического произведения, написанного после победы над Мамаем, Дмитрий и Андрей Ольгердовичи решили собрать «любимых панов удалой Литвы» и «испытать мечи свои литовские о шлемы татарские… за землю Русскую и за веру христианскую». Зато другой их брат — принявший католичество Ягайло — выступил на стороне Мамая. Иными словами: католический Запад, которому выгодно было скупать дешевых рабов с Руси, вступил в союз с ордынцами. А все, противостоявшее ему, собралось громить этих дешевых степных наемников, вовлеченных в товарооборот тогдашнего «свободного мира». Так материальное в очередной раз переплелось с духовным.

«СО ВСЕМИ СИЛАМИ ТАТАРСКИМИ И ПОЛОВЕЦКИМИ»...




Летопись пишет о составе татарского войска: «Пришел ордынский князь Мамай с единомышленниками своими, и со всеми прочими князьями ордынскими, и со всеми силами татарскими и половецкими, наняв еще к тому же войска бесермен, армен, фрягов, черкасов, и ясов, и буртасов».

ЭТО БЫЛА ОГРОМНАЯ АРМИЯ. К тому времени Золотая Орда стала многонациональным государством. Большую часть ее степных жителей составляли покоренные монголами половцы. Сами же монголы были правящей верхушкой. Бесермены, упоминаемые летописцем, это жители мусульманских городов. Армены — армяне, жившие в Крыму. Фряги — итальянские наемники из крымских городов-факторий. Черкасы — черкесы, населявшие тогда Кубань. Ясы — осетины. А буртасы — угро-финский волжский народ. Религией Золотой Орды к тому времени уже полвека было мусульманство, заменившее языческие культы монголов и поклонение Богу Неба — Тенгри. А языком стал половецкий диалект — пришельцы-монголы перешли на язык покоренных. Поэтому летописец и вспоминает все время о половцах, а повесть о победе на Куликовом поле — «Задонщина» — написана с использованием образов из «Слова о полку Игореве». Русь воспринимала битву на Дону как реванш за многолетние поражения от Степи. Некогда князь Игорь хотел испить шеломом Дон. Но удалось это Дмитрию Донскому.

Привыкнув по-мазохистски смаковать поражения своего оружия, наши историки не обращают внимания на действительно гениальные победы предков. В сентябре 1380 года Дмитрию Донскому удалось то, что не вышло у Наполеона под Ватерлоо. Московскому князю противостояли две армии — татарская Мамая и литовская Ягайла, спешившая к ней на соединение. Единственным выходом было разбить эти войска по частям. Поэтому, узнав о приближении Ягайла, московский князь, стоявший на Оке, выдвинул армию значительно южнее и форсировал Дон. Он выигрывал время — по сути, убегал от Ягайла навстречу Мамаю. Точно так же Наполеон пытался разбить англичан Веллингтона до подхода пруссаков Блюхера. Но то, что не вышло у французского полководца, получилось у нашего. Молниеносный разгром Мамая в битве 16 сентября, продолжавшейся с рассвета до обеда, настолько поразил Ягайла, что тот сразу же повернул в Литву, не решившись в одиночку сразиться с войсками Дмитрия.

МУЖИКИ СИДЕЛИ ДОМА И КОРМИЛИ ДВОРЯНСКУЮ РАТЬ. На Куликовом поле со стороны Руси сражалось не народное ополчение, а профессиональная армия — дворяне великого князя и «дети боярские» — дружинники княжеских вассалов-бояр. В большинстве своем это было конное войско, вооружение которого мало отличалось от ордынского. К тому времени Русь уже переняла все военные приемы татар. Закованные в доспехи всадники представляли грозную картину, совсем не похожую на ту псевдоисторическую реконструкцию «народной армии», которая изображена на известной картине Александра Бубнова «Утро на Куликовом поле», написанной в 1947 году. Бубновская «банда» больше похожа на войско каких-нибудь повстанцев времен удалого атамана Стеньки Разина, а не на профессиональные дружины XIV столетия. Список русских потерь тоже говорит о характере их войска. В «Задонщине» упомянуты, прежде всего, предводители воинских корпораций, погибшие в сражении. Московский боярин Михайло Александрович рапортует после победы Дмитрию Донскому: «Нет, государь, у нас сорока бояр московских, двенадцати князей белозерских, тридцати новгородских посадников, двадцати бояр коломенских, сорока бояр серпуховских, тридцати панов литовских»… Упомянутые литовские паны — это те, кто пришли на Дон с братьями Ольгердовичами и Дмитрием Боброком.

БОБРОК ПОГИБ В БИТВЕ НА ВОРСКЛЕ



Интересна судьба победителей в Куликовской битве. Дмитрий Боброк перешел на службу к новому князю Литвы Витовту. Андрей и Дмитрий Ольгердовичи тоже последовали примеру своего родственника. Об этом обычно забывают, но Дмитрий Боброк происходил из той же литовской династии Гедиминовичей, что и Ягайло, Витовт, Дмитрий и Андрей. Основатель династии Гедимин приходился ему дедом — точно так же, как и всем остальным. Отец Дмитрия Боброка князь Кориат был одним из первых литовских правителей Волыни. Он принял православие и имя Михаил. «Аристократии» было мало, и вся она приходилась друг другу родней.

После смерти Мамая новым правителем Орды стал хан Тохтамыш. Но и он проиграл в гражданской войне эмиру Эдигею и бежал в Литву. Тохтамыш подбил великого князя литовского Витовта двинуться в поход на Орду, пообещав ему взамен право на Москву, Новгород, Тверь и Рязань, считавшиеся татарскими вассалами. Чтобы получить их, правитель Литвы должен был посадить Тохтамыша на престол в городе Сарай на Волге, находившийся вблизи нынешнего Волгограда. Витовт принял условия — к тому времени он уже владел Черниговом, Киевом, Смоленском и Луцком. Решающая битва между Ордой и Витовтом состоялась на реке Ворскла 12 августа 1399 года. Но татары имитировали бегство, а потом решительно перешли в контрнаступление. Ворскла оказалась Куликовской битвой наоборот. Погибли и Ольгердовичи, и Боброк-Волынский, а сам Витовт сбежал.

Как ни странно, но разгром татарами Витовта оказался политической победой… Москвы. Именно она после этого осталась единственной собирательницей русских земель. Существуют разные версии причин поражения на Ворскле. Одна из них представляет собой религиозную трактовку. Литва склонялась к католицизму. Если бы Витовт победил, он принес бы эту веру и в последний очаг православия — Москву. Но Господь не допустил, чтобы свеча угасла. Можете не верить в справедливость этой трактовки, но я не мог ее не упомянуть. В конце концов, история имеет и мистическую составляющую, которую скептики всегда отрицали. Но для людей той эпохи поражение на Ворскле означало: Святая Русь там, где православие. А Боброка жаль — запутался…