Аспекты пражского консенсуса: о вооружении и \"перезагрузке\"

С чрезмерным энтузиазмом откликнувшись на предложенную США «перезагрузку» отношений, Россия забыла свои собственные доктринальные документы в области национальной безопасности и развития стратегических сил.

Основные акценты в информационном поле

8 апреля 2010 года в Праге президенты России и США Дмитрий Медведев и Барак Обама подписали «Договор между Российской Федерацией и Соединёнными Штатами Америки о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений» (СНВ-3), который к сегодняшнему дню уже направлен на ратификацию российскому Федеральному Собранию.

Период, истекший с момента официального опубликования текста нового российско-американского соглашения по СНВ, вполне закономерно ознаменовался очередным всплеском экспертной активности в СМИ. Как представляется, в связи с предстоящими парламентскими дебатами по Договору, эта активность будет только нарастать, затрагивая не только тему и проблемы СНВ, но и всю «сопутствующую» проблемам обеспечения национальной безопасности России тематику. При этом, в подходах к освещению проблемных аспектов, как темы стратегических вооружений в целом, так и проблемных аспектов ядерной ударной составляющей стратегических сил, в частности, просматриваются, как минимум, три достаточно различных акцента.

Одна часть экспертного сообщества, позицию которой в отношении Договора СНВ-3 можно обозначить как критическую, сосредоточила своё внимание и усилия на анализе концепции и конкретных параметров подписанного в Праге соглашения. Значительное место представители данной группы экспертов уделяют анализу достаточности согласованных сторонами «потолков» по боезарядам и носителям (средствам доставки) ЯО, для надёжного обеспечения военной безопасности России, защиты её и союзников национальных интересов. Взгляды и подходы этой части экспертного сообщества, наиболее наглядно отражены в выступлениях таких экспертов, как С. Брезкун, М. Вильданов, Л. Ивашев, И. Коротченко, В. Козин, а наглядным примером, могут служить статьи М. Вильданова «Безальтернативная ратификация в условиях неочевидности», (НВО от 14. 05. 2010 г.) и «Лукавые подсчёты и «возвратный потенциал»» (НВО от 18. 06. 2010 г.).

Другую группу экспертов представляют очевидные сторонники подписанного президентами Медведевым и Обамой нового соглашения по СНВ. К ним можно отнести: А Арбатова, С. Рогова, В. Дворкина, П. Золотарёва, сенатора Маргелова и замминистра иностранных дел С. Рябкова. Эти специалисты, считая уже, по-видимому, подписанное в Праге соглашение «пройденным этапом», пытаются на этапе ратификации привлечь внимание политиков и общественности, не столько к положениям самого Договора СНВ-3, сколько к «сопутствующей» тематике.

В частности, представители этой группы активно выводят на передний план проблемы распространения ядерного оружия в контексте Договора о нераспространении ЯО (ДНЯО) и перспективы возможной «оптимизации» данного международного соглашения. Значительное внимание эксперты данной группы уделяют рассмотрению вариантов «оптимальной интеграции» России в планируемую США к развёртыванию, предполагающую глобальный охват, и уже «обрастающую» элементами передовой инфраструктуры, систему НПРО США.

С учётом предшествующего, одностороннего и слабо мотивированного выхода Вашингтона из договора ПРО и последующих шагов США, в известной мере расцениваемых как недружественные действия «явочным порядком», направленные на необратимость последствий развала соглашения по противоракетной обороне, российские сторонники нового соглашения по СНВ предпринимают сегодня значительные усилия в поисках вариантов «концептуального оформления» интеграции России в «тематику» глобальной ПРО. Примером подходов этой части экспертного сообщества могут служить статьи А. Арбатова «Единство на ядерном направлении» и С. Рогова «Окно возможностей» открыто» (обе статьи НВО от 28. 05. 2010 г.).

Третья группа экспертов обращается к теме подписания нового соглашения по СНВ, выходя, как они сами декларируют, «за рамки традиционных выкладок». Здесь просматривается попытка нащупать тенденции, которые в последующем могли бы качественно изменить характер российско-американских отношений с соответствующим отражением этих изменений на мироустройство XXI столетия. Примером данного подхода может служить статья С. Казённова и В. Кумачёва «Пражский консенсус» (НВО от 21. 05. 2010 г.).

Интересным моментом в сложившейся ситуации является практически полное отсутствие в дискуссионном поле представителей официальных структур. Дипломаты и функционеры, по подписании в Праге нового, российско-американского соглашения по СНВ, ограничились скупыми комментариями позитивно-протокольного характера, посчитав, как представляется, на этом свою миссию по работе с общественностью исчерпанной.

В настоящий момент, судя по весьма настойчиво повторяющемуся тезису о важности обеспечения «синхронности прохождения» соглашения в парламентах России и США, официальные структуры сосредоточились на чисто административных усилиях, связанных с беспроблемным прохождением процесса ратификации Договора СНВ-3 в стенах российского парламента.

Парламент же российский, о чём стоит напомнить, на протяжении всего хода работы над подготовкой нового соглашения особого интереса к нему не проявлял, что весьма отличает нынешних российских парламентариев от их коллег - депутатов предшествующих созывов, проявлявших активный интерес к процессу подготовки и ратификации Договора СНВ-2 и Соглашения по СНП.

В связи с чем возникает закономерный вопрос, насколько сегодня большая часть российских депутатов и сенаторов будучи уже a priori ориентированной скорее на «синхронность» подписания, нежели чем на тщательный анализ положений договора, успеет до осени оценить соответствие нового договора национальным интересам и интересам безопасности страны ...?

Четвёртый акцент, или взгляд изнутри…

Оценка достоинств и недостатков любого заключаемого суверенным государством международного соглашения ведётся с позиций того, в какой мере оно ориентировано на защиту национальных интересов и того, что оно дало, не дало или могло бы дать укреплению национальной безопасности в текущих условиях, а так же, в среднесрочной и отдалённой перспективе. С учётом приведённого соображения, автор, не имея перед собой задачи разбора позиций, занятых перечисленными экспертными группами, считает всё-таки уместным заметить, что нацеленный на конкретный анализ подписанного соглашения подход представляется более актуальным, взвешенным и концептуально продуктивным.

Как известно, на этапе подготовки нового российско-американского Договора по СНВ в отношении его концепции и конкретных параметров обеими сторонами соблюдалась полная конфиденциальность. После официального опубликования текста, подписанного в Праге договора, стало достаточно очевидно, что он в значительной мере (во всяком случае, в части согласованных «потолков») опирается на предшествующие наработки той части экспертного сообщества, которая в информационном поле представлена С. Роговым, А. Арбатовым, В. Дворкиным, П. Золотарёвым. Чтобы в этом убедиться, достаточно будет, например, освежить в памяти содержание статьи С. Рогова «Капитуляция или переход к партнёрству» (НВО № 16, 2002) и сравнить приведённые в ней и рекомендовавшиеся директором ИСКРАН почти десять лет назад величины ядерных потолков, с параметрами подписанного в Праге соглашения:

«Думается, что мы слишком быстро согласились на предложенный Вашингтоном потолок в 1 700 – 2 2000 единиц стратегических боеголовок: Ведь для нас более приемлемым является, объявленный ещё в 2000 году, уровень в 1 500 боезарядов или ещё ниже. Видимо, можно было бы попытаться предложить Соединённым Штатам сократить все стратегические вооружения до 1 000 боеголовок. Такая ПУБЛИЧНАЯ позиция дала бы не только пропагандистский выигрыш…»

На туже мысль наводят и более свежие, ещё до подписания договора в Праге озвученные, высказывания В. Дворкина (ВПК №2, 2010 г.):

«По-видимому, новый Договор по СНВ между Россией и США в ближайшее время будет подписан, несмотря на остающиеся отдельные разногласия по системе контроля. Утверждение, что новый договор предусматривает беспрецедентное многократное сокращение стратегических вооружений, справедливо только по отношению к потолкам по боезарядам и носителям, зафиксированным в Договоре СНВ-1 (6000 боезарядов и 1200 носителей). И если не иметь при этом в виду московский Договор по СНП 2002 года, предусматривающий сокращение к 2012 году числа боезарядов до уровня не выше 2200 единиц.

Выгодно ли для России уменьшение состава СНВ до уровня не более 1500-1600 боезарядов и допустимо ли дальнейшее сокращение?

Совершенно логичным будет, поэтому, предположить, что данная часть представителей экспертного сообщества была привлечена к подготовке нового соглашения уже изначально. В силу изложенного, как представляется, перенос ими на этапе ратификации соглашения акцента с анализа конкретных положений Договора СНВ-3 на «сопутствующую тематику» (ДНЯО, «интеграция» России в ПРО) может расцениваться, как попытка ухода от полемики.

Ведь где, как не на этапе ратификации соглашения парламентом, они могли бы наилучшим образом развернуть свою аргументацию и убедить оппонентов и парламентариев в продуктивности своих исходных выкладок и подходов? И, заодно, объяснить оппонентам-критикам, почему они сегодня отошли от своих позиций десятилетней давности, уже не считают соблюдение Вашингтоном Договора по ПРО «обязательным условием ратификации» соглашений в области СНВ, на чём, например, при ратификации российским парламентом Договора СНВ-2, настаивал В. Дворкин:

«Необходимость строгого соблюдения Договора по ПРО 1972 г. на всех уровнях рассматривается как обязательное условие ратификации Договора СНВ-2. В том, что нарушение Договора по ПРО и неограниченное развертывание тактической ПРО в условиях сохраняющейся модели ядерного сдерживания подрывают стратегическую стабильность, которая обеспечивается устойчивым балансом ядерных сил при действии дестабилизирующих факторов, не сомневаются как сторонники, так и противники ратификации Договора СНВ-2. Наши политические лидеры также неоднократно подтверждали необходимость обусловить ратификацию Договора СНВ-2 строгим соблюдением Договора по ПРО».

Очевидно, не помешало бы делу и разъяснение объективных мотивов, побудивших российскую сторону к отказу от ранее поощрявшейся «публичности позиции» в период подготовки соглашения, и переходу к «позициям» полной конфиденциальности. Ведь, как это было показано выше, десять лет назад, директор ИСКРАН, С. Рогов, считал «публичность позиции» несомненным достоинством, несущим не только пропагандистские дивиденды…

Вышеприведённые обстоятельства, рассматриваемые в контексте подготовки нового российско-американского соглашения по СНВ к подписанию, тоже заставляют автора выйти за упоминавшиеся «рамки традиционных выкладок» и вспомнить о ряде факторов «внутреннего плана», в значительной мере влияющих на безопасность государства, определением качества принимаемых решений. Стоит присмотреться «изнутри» к самой обстановке, существовавшей в России, перед подписанием нового соглашения по СНВ и оценить его соответствие ряду доктринальных установок базовых российских документов в области национальной и военной безопасности, а также предшествующим заявлениями высших должностных лиц страны.

Обстановка накануне лондонской встречи и положения Стратегии национальной безопасности

Поскольку подписанное в Праге соглашение имеет своим официально презентуемым достоинством «радикальное сокращение потолков» ядерных арсеналов сторон и влиянием этого обстоятельства на «проблему нераспространения» ЯО, первым, на что хотелось бы обратить внимание, является предшествующая позиция глав государств, соглашение подписавших. Как известно, ни один из российских претендентов на президентский пост, включая и победителя президентской гонки Д. Медведева, в отличие от их американского коллеги Б. Обамы, в ходе своей предвыборной кампании ни словом не обмолвился о необходимости и актуальности для России и мира, быстрых и радикальных сокращений ядерных арсеналов сторон. Тематика Договора о нераспространении, российскими кандидатами на президентский пост, также, практически не затрагивалась…

Мало того, уже после полуторагодичного пребывания на посту президента, Д. Медведев, 17 марта 2009 г., т.е. буквально накануне лондонской встречи с президентом США, выступил на расширенной коллегии министерства обороны страны. Обращаясь к военно-политическому руководству России и генералам, президент, он же – верховный главнокомандующий, заявил, что «современная, хорошо обученная и укомплектованная новейшими видами вооружений армия является залогом нашей обороноспособности, гарантией защиты страны от любой потенциальной угрозы или попыток силового давления и принципиальным условием уверенного развития России, роста национальной экономики и благосостояния граждан». Далее, глава российского государства подчеркнул, что ПРИОРИТЕТ в создании, новой, современной, высокоэффективной российской армии будет отдан СТРАТЕГИЧЕСКИМ ЯДЕРНЫМ СИЛАМ и КАЧЕСТВЕННОМУ ПОВЫШЕНИЮ ИХ БОЕГОТОВНОСТИ. О необходимости подписания нового соглашения в области СНВ, предусматривающего «резкое сокращение потолков», как об этом можно было судить по сообщениям СМИ, президент России не упоминал...

После лондонской встречи с американским президентом, на которой была достигнута принципиальная договорённость о начале подготовки сторонами к подписанию нового соглашения по СНВ, президент России Д. Медведев, 12 мая 2010 г., подписал новую Стратегию национальной безопасности России до 2020 г. (далее Стратегия), являющуюся, согласно

- согласно п. 3, «ОФИЦИАЛЬНО признанной системой СТРАТЕГИЧЕСКИХ ПРИОРИТЕТОВ, целей и мер в области внутренней и внешней политики, определяющих состояние НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ и уровень устойчивого развития на ДОЛГОСРОЧНУЮ перспективу»;

- согласно п. 4, «БАЗОВЫМ ДОКУМЕНТОМ по планированию развития СИСТЕМЫ ОБЕСПЕЧЕНИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ Российской Федерации, в котором излагаются порядок действий и меры по обеспечению национальной безопасности. Она является ОСНОВОЙ для конструктивного взаимодействия органов государственной власти …».

Процитированные фрагменты содержатся в разделе «Общие положения» Стратегии и, как это очевидно явствует из их содержания, придают Стратегии не только статус рабочего документа, но и, должны бы были сделать её, буквально, настольной книгой, для каждого, кто в силу служебных обязанностей вовлечён в сферу обеспечения безопасности Российского государства. И, тем более, военной безопасности. В частности, можно было бы ожидать, что основным документом при выработке российских подходов к ведению переговоров с США станет именно Стратегия, поскольку, напомним ещё раз, президент России, давший указание правительству о начале подготовки нового соглашения в сфере стратегических вооружений, ввёл Стратегию в силу своим Указом от 12 мая. (т.е., практически, сразу же, после лондонской встречи).

К сожалению, многочисленные политики, чиновники и эксперты, почти на протяжении года выступавшие с теми или иными комментариями и оценками хода начавшихся российско-американских переговоров, чаще и охотнее упоминали продекларированную американским президентом «перезагрузку» отношений, чем ссылались на положения введённого Указом президента России «базового документа». Можно даже сказать, что о существовании последнего, в контексте обсуждения темы заключения нового договора по СНВ, вплоть до января 2010 г., так никто и не вспомнил.

В связи с этим автор не теряет надежды на то, что российский парламент на этапе ратификации договора озаботится не только соображениями «синхронности прохождения», но и проявит интерес к соответствию его положений ряду установок базовых российских доктринальных документов в области национальной безопасности. В частности, соответствию подписанного соглашения положениям п. 32 подраздела «Национальная оборона» раздела «Обеспечение национальной безопасности». В Стратегии, данный пункт изложен в редакции, которая обязывает более осмотрительно подходить к возможности всякого рода «радикальных сокращений», в особенности, если последние затрагивают стратегические ядерные силы страны:

«п. 32. Главной задачей укрепления национальной обороны в среднесрочной перспективе является переход к качественно новому облику Вооруженных Сил Российской Федерации с сохранением потенциала стратегических ядерных сил (СЯС) за счет совершенствования организационно-штатной структуры и системы территориального базирования войск и сил, наращивания количества частей постоянной готовности, а также совершенствования оперативной и боевой подготовки, организации межвидового взаимодействия войск и сил.

Для этого уточняется система комплектования Вооруженных Сил Российской Федерации, других войск, воинских формирований и органов, включая подготовку личного состава и развитие необходимой инфраструктуры, отрабатываются оптимальные механизмы нахождения в резерве, поднимается престиж военной службы и статус офицерского состава, а также обеспечивается выполнение государственных программ и заказов на разработку, создание и модернизацию вооружения, военной и специальной техники, в том числе средств связи, разведки, радиоэлектронной борьбы и управления».

К приведённому выше положению, можно, конечно, при большой заинтересованности, подойти и «творчески». Можно, например, заявить, что требуемое Стратегией, «сохранение потенциала СЯС», обеспечивается «за счёт совершенствования организационно – штатной структуры и системы территориального базирования…», но и, даже в этом случае, более чем очевидно, что:

- во-первых, процитированное выше положение Стратегии, предусматривающее «сохранение потенциала СЯС», принципиально, уже на уровне концептуального подхода, не может обеспечиваться на путях их «радикальных сокращений», каковые предлагаются Договором СНВ-3 и каковые могут расцениваться, как резкое изменение предшествующих позиций политического руководства России.

На сей предмет уже идут активные дебаты, как на страницах печатных СМИ, так и на различных интернет-форумах.

Оптимистичные заявления некоторых официальных лиц о том, что России в контексте «потолков», установленных новым соглашением, реально «ничего не придётся сокращать», очевидно, опираются на констатацию факта нахождения существующего потенциала российских СЯС, даже «под» рамками ограничений, налагавшихся Соглашением по СНП. Подобного рода настроения отражают, как представляется, некоторую тактическую приземлённость подхода, вряд ли допустимую при подготовке соглашений такого уровня, и, в более развёрнутых комментариях, пожалуй, не нуждаются.

Просматриваются и попытки «концептуально исправить» положение, выдвижением тезиса о достаточности, зафиксированных в Договоре СНВ-3, резко сокращённых, «потолков» для нанесения потенциальному агрессору неприемлемого ущерба. Последнее выглядело бы убедительно, если бы опиралось на предварительно сформированное, зафиксированное в международных соглашениях, чёткое и объективное видение среднесрочных и долгосрочных перспектив развития обстановки в сфере международной безопасности многополярного мира и видение объективно прогнозируемых отсюда военных угроз национальной безопасности России, а не на ссылки о проработке вопроса достаточности «сведущими людьми». Увы, как раз вопросы выработки такого видения среднесрочных и долгосрочных перспектив отложены российской стороной «на потом»...

Перспективы НПРО США и наличие адекватных военных угроз и рисков, оправдывающих само её создание и планируемый потенциал; перспективы существующих военных альянсов и внятная, опирающаяся на объективный анализ перспективных военных угроз, мотивировка их сохранения и всякого рода мимикрий-«трансформаций»; перспективы создания всякого рода новых военных альянсов («европейских армий») и прочих, всякого рода региональных «коллективных формирований» и военные угрозы, которые этим «армиям» и «коллективным формированиям» предстоит парировать…

Всё это и многое другое не может не оказывать влияния в среднесрочной и долгосрочной перспективе на развитие военно-политической и военно-стратегической обстановки у границ России, и в регионах её жизненно важных интересов. Всё перечисленное выше в отношении чего, пока нет достаточной ясности, только и может стать базовой «фактурой» для выработки концептуальных подходов при заключении нового соглашения по СНВ. И, соответственно, для объективной оценки «сведущими людьми» потребного России потенциала СЯС, закладываемого в новый договор. В противном случае, всякого рода прочие «оценки», более напоминают подгонку желаемого результата под текущую политическую конъюнктуру.

- во-вторых, любому профессионалу, имеющему опыт работы с документами, понятно, что трактовка этого положения Стратегии (как и любого иного) невозможна в отрыве от контекста. Последний же, на протяжении ряда лет, определяется многочисленными официальными выступлениями и разъяснениями высших политических, военно-политических и военных руководителей страны и вооруженных сил, по проблемам обеспечения безопасности государства и реформирования вооруженных сил (включая и уже упомянутое выступление Д. Медведева на коллегии Минобороны, 19 марта 2009 г.) и сводится к трём основным положениям:

- России необходима модернизация вооруженных сил, с последующим приданием им нового качественного облика, соответствующего требованиям XXI столетия;

- Экономическое положение страны позволяет начать практическую реализацию программ, направленных на модернизацию вооруженных сил и последующее придание им нового качественного облика;

- Стратегические ядерные силы России, в условиях нарастания военной угрозы, связанной с деятельностью НАТО и США, будут служить гарантом военной безопасности страны, военным средством обеспечения стратегического сдерживания и обеспечивать для Российской Федерации необходимые для модернизации её вооруженных сил и их перехода к новому качественному облику условия обстановки.

Очевидно, что, обозначенное Стратегией на среднесрочную перспективу в качестве ГЛАВНОЙ задачи национальной обороны «сохранение потенциала стратегических ядерных сил», наряду с приданием вооруженным силам нового качественного облика концептуально весьма слабо вписывается в предполагаемые новым российско-американским соглашением радикальные сокращения потолков ядерных арсеналов. Тем более, что в категориях современного планирования, «среднесрочная» перспектива характеризуется временными рамками в 5 – 7 лет, что как раз совпадает (2015 – 2017 г.г) с завершением некоторых российских программ модернизации вооруженных сил (оснащение новой военной техникой и вооружением, введение новой оргштатной структуры, создание инфраструктуры для нового базирования войск и т.д.).

Как представляется, российским парламентариям при рассмотрении вопроса «скорейшей ратификации» нового российско- американского соглашения по СНВ стоило бы обратить на вышеуказанное обстоятельство самое пристальное внимание. Не исключено, что некоторые пояснения по данному вопросу могли бы дать и эксперты, - сторонники подписания нового соглашения, привлечённые к разработке российской позиции. Правда, для этого им на некоторое время придётся отвлечься от обсуждения «глобальных проблем ДНЯО» и вернуться к конкретным вопросам обеспечения национальной безопасности России…

Некоторые положения Военной доктрины

Если на момент начала работы по подготовке нового российско-американского договора по СНВ «информацией к размышлению» для российской стороны должны были стать установки Стратегии, то на этапе согласования окончательного текста проекта соглашения, в России была принята и Военная доктрина (далее Доктрина). Последняя утверждена Указом президента от 05 февраля 2010 года и, в части обеспечения ВОЕННОЙ безопасности содержит положения, которые, очевидно ещё более осложнят работу российских парламентариев в ходе процедуры ратификации проекта нового соглашения по СНВ.

Во-первых (и на это уже обратили внимание эксперты), Доктрина не проводит чёткого разделения между стратегическими и тактическими ядерными средствами поражения, что, в контексте сходных возможностей создания ими военных угроз стратегического характера вполне логично. Очевидно, что существующий на настоящий момент, а так же, прогнозируемый на перспективу, потенциал (боевые возможности) и номенклатура средств доставки (ударных вооружений), в сочетании с возможностями обеспечивающих систем, позволяет обеспечить внезапный, массированный и высокоточный удар на любую глубину и по целям любого характера.

Последнее обстоятельство с учётом возможных масштабов последствий применения ЯО любого из упомянутых видов, делает принципиальную грань между тактическим и стратегическим ядерными средствами весьма условной. Можно сказать, что вопрос разграничения тактического и стратегического ЯО в последующем будет более актуален и интересен для специалистов в области филологии, чем для экспертов в области безопасности и политиков…

Вторым моментом, который, определённо мог бы поставить российских парламентариев перед дилеммой выбора между «полной перезагрузкой» двусторонних отношений и уже упоминавшимся постулатом Стратегии о сохранении потенциала СЯС на среднесрочную перспективу является формулировка п. 16 раздела «II. ВОЕННЫЕ ОПАСНОСТИ И ВОЕННЫЕ УГРОЗЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ», Доктрины, звучащая следующим образом:

«16. Ядерное оружие будет оставаться важным фактором предотвращения возникновения ядерных военных конфликтов и военных конфликтов с применением обычных средств поражения (крупномасштабной войны, региональной войны).

В случае возникновения военного конфликта с применением обычных средств поражения (крупномасштабной войны, региональной войны), ставящего под угрозу само существование государства, обладание ядерным оружием может привести к перерастанию такого военного конфликта в ядерный военный конфликт».

Поскольку данный пункт резюмирует содержание всего раздела, посвященного ВОЕННЫМ опасностям и ВОЕННЫМ угрозам России, надо полагать очевидным, что введённая Указом президента Доктрина закрепляет принцип ядерного сдерживания в качестве одного из актуальных элементов политики обеспечения национальной безопасности государства.

Таким образом, риторика, относящая «доктрину ядерного сдерживания» к категории «атавизмов холодной войны», при рассмотрении вопросов обеспечения военной безопасности России в целом и вопроса ратификации нового соглашения по СНВ вряд ли будет уместна и актуальна. Во всяком случае, до официального внесения, установленным порядком, соответствующих концептуальных изменений в положения действующей Стратегии и Военной доктрины...

Ещё один момент, в контексте рассмотрения положений российских доктринальных документов, связан с формулировкой подпункта в), пункта 19, раздела III. ВОЕННАЯ ПОЛИТИКА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ, Военной Доктрины, относящего «поддержание стратегической стабильности и потенциала ЯДЕРНОГО СДЕРЖИВАНИЯ на ДОСТАТОЧНОМ уровне», к категории основные задач Российской Федерации по сдерживанию и предотвращению военных конфликтов.

Приведённая формулировка Доктрины, как представляется, развивает уже упоминавшееся положение Стратегии, закрепляющее СОХРАНЕНИЕ, на среднесрочную перспективу, потенциала СЯС, развивает:

- во-первых, тем, что потенциал ядерного сдерживания, a priori, включает в себя не только стратегическое, но и тактическое ЯО, т. е. формулировка Доктрины принципиально расширяет возможности России по выбору вариантов ВОЕННОГО реагирования по обеспечению своей ВОЕННОЙ безопасности;

- во-вторых, приведённая формулировка Доктрины, неся в себе положение о «достаточности уровня», a priori, более эластична, чем положении Стратегии, поскольку закладывает необходимость обеспечения реальной возможности «реверса».

Последнее означает, что снижение потенциала ядерного сдерживания до ДОСТАТОЧНОГО уровня при снижении уровня ВОЕННЫХ угроз безопасности России (или «радикальное сокращение потолков», в нашем случае), должно производиться, с учётом обеспечения реальной способности государства и вооруженных сил, к быстрому и экономически безболезненному, ПОВЫШЕНИЮ (НАРАЩИВАНИЮ) ядерного потенциала до ДОСТАТОЧНОГО уровня, при ПОВЫШЕНИИ уровня ВОЕННЫХ угроз России. Что, в принципе, тесно связано с уже упомянутой проблемой необходимости обеспечения предварительного формирования объективного видения перспектив развития обстановки в сфере международной безопасности.

Хотелось бы надеяться, что российские парламентарии, рассматривая, при ратификации российско-американского договора, возможность «радикального сокращения» российских ядерных арсеналов, обратят внимание на вышеприведённые формулировки Доктрины и логически вытекающие из них варианты решений и действий по обеспечению военной безопасности страны.

Американский подход к выработке концептуальных решений в той же области…

Более восьми лет назад, когда администрация республиканца Буша-младшего ещё только приступала к реализации новой ядерной доктрины, планируя трансформацию структуры и состава стратегических наступательных сил США, госсекретарь по обороне Д. Рамсфелд представил конгрессу доклад о планах администрации и Пентагона. Доклад министра обороны США предварялся пояснительной запиской, первая фраза которой звучала так:

«Конгресс поручил Министерству обороны провести всесторонний анализ состояния дел с ядерным оружием, чтобы наметить направления развития ядерных сил США в ближайшие 5 – 10 лет.»

Представить себе сегодня нечто подобное в России весьма трудно, а с учётом того, как («конфиденциально») готовился и заключался новый договор с США по СНВ, просто невозможно. Невозможно себе представить, чтобы российский парламент (Федеральное Собрание) с его «правящим» большинством мог бы что-нибудь поручить министерству обороны, а руководитель главного силового ведомства страны, - структуры исполнительной власти, подчинённой верховному главнокомандующему, - президенту государства, не только принял поручение к исполнению, но и подробно отчитался о проделанной работе.

Тем более, невозможно себе представить, чтобы российский парламент, заранее, ещё до принятия исполнительной властью каких-либо документов доктринального характера в области национальной безопасности, не дожидаясь, пока его поставят перед фактом принятия документа или подписания соглашения, активно озаботился формированием своего собственного видения текущего состояния и перспектив развития ситуации в данной сфере. И тщательной сверкой этого видения с перспективной политикой и планами российской исполнительной власти. А ведь здесь есть чему поучиться у американцев. Вопрос в том, возникнет ли у большинства депутатов и сенаторов, несущих, наряду с исполнительной властью, прямую ответственность за безопасность государства, подобное желание...

Сегодня представляется достаточно очевидным, что принятие предшествующей администрацией Буша-младшего новой ядерной стратегии (доктрины) явилось, в своё время, успешным ходом, сделанным американцами в заранее продуманном и хорошо подготовленном сеансе «военно-стратегических шахмат» с Россией. Американцы сделали это практически синхронно со своим выходом из Договора по ПРО. Ядерная доктрина Буша-младшего позволила США в течение прошедшего десятилетия концептуально трансформировать свою «классическую» стратегическую триаду с наращиванием её боевых возможностей и повышением эффективности её возможного использования. Стоит особо подчеркнуть, что США, как всегда, всё делали в плановом порядке, не взирая на характер администрации, т.е., независимо от того, республиканец или демократ становился ключевой фигурой в «городе на холме». Экспертам хорошо известно, что реализация этой доктрины изначально планировалась Вашингтоном в два этапа.

На первом этапе (с 2002 г. по 2007 г.) предполагалось сокращение ударного стратегического ядерного арсенала США на 2 200 боезарядов (с 6 000 до 3 800). Для США это «сокращение» было экономически безболезненным и в военном плане выигрышным. Оно вполне укладывалось в параметры Договора СНВ-2, заставлявшего Россию кардинально менять структуру своей стратегической ядерной триады. Сроком окончания второго этапа было 31 декабря 2012 года. На этом этапе количество боезарядов в арсенале боеготовых стратегических сил США должно было составить около 1 700 единиц. Совершенно очевидно, что это параметры, упоминавшегося выше, Договора по СНП, запланированные американцами ещё ДО его заключения с Россией, вышедшей из Договора СНВ-2.

Однако, благодаря сегодняшнему энтузиазму откликнувшейся на лозунги «перезагрузки» России, американцам в лице администрации демократа Обамы, умело подаваемого пропагандой в качестве «антипода» Буша-младшего, удалось завершить планы предшествующей республиканской администрации досрочно. Ни на гран, в концептуальном плане, от них не отступив... Причём, ещё и с набором пропагандистских «миротворческих» очков на международной арене. Как известно Б. Обама, до сих пор толком не реализовавший ни одного из своих обещаний в области внутренней и внешней политики (экономический кризис, реформа здравоохранения, Афганистан, Ирак), уже умудрился стать лауреатом нобелевской премии мира. В том числе, надо полагать, и за «радикальные шаги» в области ядерного разоружения...

Словом, не всякому дано. И радикальным оппонентом предшествующей администрации себя представить мировому сообществу. И долгосрочные планы этой же администрации в области стратегических ядерных вооружений «дословно» реализовать. Причём досрочно. И нобелевскую премию мира получить. И Россию, её же собственные доктринальные документы в области национальной безопасности и развития стратегических сил забыть заставить…

Итак, американский конгресс, напомним ещё раз, заранее предложил администрации поделиться своими планами в области долгосрочной военной политики, а также трансформации и развития стратегических сил. Потом, после открытых и основательных дебатов в обеих палатах конгресса и СМИ, профинансировал эти планы и добился неукоснительного их выполнения администрацией.

Теперь, с помощью России успешно и досрочно завершив задуманное администрацией республиканца Буша-младшего, набрав при этом пропагандистские очки, администрация демократа Обамы продолжает совершенствование и наращивание силового потенциала стратегических сил США. И, сформировав, в количественном и качественном плане надёжную и достаточную для обеспечения подавляющего военного превосходства Вашингтона над любым противником неядерную ударную компоненту стратегической триады переходит к новой ядерной доктрине.

Принятие последней, как представляется, станет заключительным победным ходом США в начатой ими с Россией военно-стратегической шахматной партии. Новая ядерная доктрина потенциально позволит США, в условиях «беспрецедентно радикальных» сокращений ядерных арсеналов обрести глобальное превосходство в потенциале и эффективности «трансформированных» стратегических наступательных сил и обеспечивающих систем над любым возможным противником, включая Россию.

Основой этого, как представляется, станет ничем не ограниченное развитие военного потенциала государства, в первую очередь, - за счёт продолжения массированного наращивания арсеналов высокоточных неядерных ударных средств и систем, обеспечения возможностей их одновременного оперативного развёртывания с разных направлений у российских границ, и качественное развитие сохраняющихся у США ядерных арсеналов. Далее, неминуемо, - развёртывание и развитие системы НПРО, «завоевание космоса», продолжение расширения НАТО и вовлечение ведущих военно-стратегических оппонентов Соединённых Штатов в «разоруженческий процесс», исключительно по американскому сценарию...