Горбачев и Третья мировая

На модерации Отложенный

В России не помнят, мы победили или нет в Первой мировой войне, и твердо знают, что победили во Второй. Какое-то время существовало тягостное чувство, что Третью проиграли. После Второй мировой войны вплоть до конца 1980-х, то есть, на протяжении жизни целого поколения советские люди пребывали не то, что в ожидании, но в сознании неминуемости войны следующей. Это сознание, почти ощущение было настолько рутинным, фоновым, что даже не замечалось. Однако оно играло важнейшую роль для придания высокого смысла их нелегкой жизни и тяжелой работе. Только будущей победой можно было искупить повседневные тяготы, объяснить себе и своим детям, почему живем куда более бедно и тускло, чем наши будущие и даже бывшие противники.

К середине 1980-х в советских верхах начали беспокоиться, что в гонке новых вооружений и систем мы отстаем, и Третью мировую можем и не выиграть. Новый и по меркам Политбюро молодой генсек Горбачев взялся обновлять военно-промышленный комплекс, придавать ему – а значит и всей работающей на него стране – «ускорение». Вскоре выяснилось, что эта система быстрее и лучше работать не может. Тогда, имея в виду все те же стратегические цели, объявили «перестройку» как модернизацию не только ВПК, но и его широкого экономического и социального контекста. Но тут оказалось, что, как это бывало не раз за описываемое сорокалетие, меры либерализации в ходе подновления сталинской системы находят отклик и многократно усиливаются во внешнем поясе пристегнутых к Советскому Союзу союзников - его главной добычи во Второй мировой. И что свободу там начинают понимать не только как духовное освобождение, но как избавление и от коммунистической власти и от гегемонии СССР. Также оказалось, что у самого СССР при новом руководстве нет то ли воли, то ли силы, то ли охоты продолжать с помощью танковых армий и тайной полиции удерживать при себе этот сталинский пояс. За те же короткие сроки, за которые были заняты Советской армией эти страны в конце войны, они были вдруг оставлены ею.

Советский блок распался. Очень и очень многим пришло в голову, что это – поражение Советского Союза в Третьей мировой.

Чтобы трактовать эти события как-то иначе, жителям страны Советов было предложено «новое мышление», снимающее понятие противника, а тем самым и дискурс войны, поражения и пр. Опросы показывали, что прижиться это мышление не прижилось, но идеологию холодной войны на некоторое время потеснило. Распад советского блока, конечно, одно их эпохальных исторических событий ХХ века. Освободившиеся от очень плотной советской опеки общества восточноевропейских стран бросились вдогонку за Европой. Безусловно изменилась вся глобальная политическая конструкция. Утратило свой основополагающий смысл деление на «два мира», на политические Запад и Восток. Мир на какое-то время многим стал видеться вообще единым, поскольку обновленный Горбачевым СССР вознамерился, как казалось, «вернуться в европейский дом», в «семью европейских народов».

Система взглядов, идей и практик, которую именовали «коммунистической», при всей своей общеизвестной ригидности, вообще говоря, всегда имела в себе импульсы обновления и импульсы своеобразного либерализма. Убежденным носителям таких начал конечно было легче появиться в таких европейских подсистемах коммунизма, как французская или итальянская коммунистические партии – крупные, но не правящие, даже в компартиях Польши и Чехословакии, чем внутри «твердыни социализма» – СССР. До Горбачева долетали, надо думать, идеи «социализма с человеческим лицом», «еврокоммунизма», он был знаком с будущим героем «пражской весны» Александром Дубчеком. Можно предположить, что ему виделся как оптимум социализм в стиле ГДР. Власть партии неколебима, но по сравнению с собственно советской моделью там были разительные (для советского же глаза) отличия – разрешались частные парикмахерские и кафе, женщины носили кофточки «как на Западе».