Футбол: о двух культурах боления
На модерации
Отложенный
Некоторые далеко идущие выводы в связи с матчем Германия – Англия
Такие матчи, как разгром 27 июня сего года английской национальной сборной по футболу немцами со счетом 4:1, на комментаторском сленге принято называть «скрытым финалом». И действительно – благодаря, мягко говоря, невыразительной игре Англии в группе – на столь ранней стадии (1/8 финала) встретились не просто команды мирового уровня, традиционно считающиеся фаворитами каждого крупного футбольного события. Это одновременно была встреча традиционных соперников, само противостояние которых уже давно имеет культурно-историческое измерение.
Кстати, пока это был самый важный в спортивном отношении и самый зрелищный спектакль всего чемпионата мира 2010 года в ЮАР. Это действо наверняка войдет в спортивные анналы и болельщицкий фольклор двух стран. – В отличие от самого мундиаля, которому реально светит шанс остаться в спортивно-культурной памяти человечества благодаря типичным для «блаттеровской» ФИФА скандалам (странное судейство, «билетная» проблема), типично африканскому хаосу (включая бесконечное и бессмысленное с точки зрения реакции на игру жужжание вувузел), помноженному на специфику страны, «победившей апартеид»: серийные ограбления игроков, журналистов и туристов, о которых не рекомендуется говорить слишком громко…
Если вернуться к самому матчу Германия – Англия, то хочется обратить внимание на некоторые спортивно-политические и культурные импликации, содержащиеся в общественном дискурсе, связанном с национальными сборными этих стран. Во-первых, достаточно вспомнить общеизвестную историю о «бернском чуде»: речь идет о той уникальной роли, которую спорт вообще и футбол в частности играли в немецком национальном самосознании. Выдающийся немецко-американский интеллектуал Ханс Ульрих Гумбрехт в этой связи даже называет первое завоевание немцами титула чемпиона мира 4 июля 1954 года в Берне «символом конца послевоенного периода» в Германии и приравнивает его к тому значению, что имела для Японии токийская Олимпиада 1964 года. Ведь эта выдающаяся победа Хельмута Рана и компании впервые после окончания Второй мировой войны предоставила немцам как нации основание не просто гордиться собственным величием, но гордиться заслуженно, т.е. добиться успеха в общепризнанной культурными нациями области.
Действуя в рамках некогда английской забавы немцам удалось стать лучшими в мире в важнейшей символической сфере спортивного превосходства, где – в отличие от войны – имеется уникальная возможность разгромить всех остальных и тем не менее получить признание с их стороны в качестве сильнейших по праву. Можно рискнуть предположить, что для современных немцев этот момент является парадигматическим: идеология успеха (нем. Leistung означает успех, достижение, результат) может быть легитимирована только в рамках более широкого дискурсивного поля взаимного признания в качестве достойных уважения соперников. Также рискну предположить, что эта, казалась бы, общеспортивная дискурсивная конструкция разделяется далеко не всеми. Для иллюстрации этого достаточно взглянуть на английский околофутбольный дискурс.
Если несколько упрощать, можно даже выдвинуть смелый тезис: существуют как минимум две стратегии боления. В первом случае речь идет о болении за «своих», общепризнанные успехи которых заслуженно являются объектом национальной гордости. Причем роль «чужих» здесь также крайне важна: ведь именно благодаря их уровню мастерства «своим» удается продемонстрировать способность побеждать сильнейших соперников. Здесь они скорее уважаемые партнеры в диалектическом самопроявлении воли к победе.
Во втором случае, «чужие» не играют никакой роли кроме как объекта, предмета, посредством которого «наши» всегда оказываются дальше, выше и сильнее. Причем часто, несмотря на реальную спортивную составляющую и несмотря на результат на табло, это скорее боление против «чужих» – примерно как феномен «смеха против», разработанный в рамках КВН усилиями Маслякова сотоварищи.
И хотя в языке спорта нет понятий враг или противник, семантика и прагматика, казалось бы, более мирного словечка соперник часто приобретают всевозможные импликации языка ненависти, например, в случае принципиального («исторического») противостояния сторон. Причем это может касаться как конкуренции между клубами одного региона (феномен локального «дерби» вроде матчей «Интер» – «Милан», «Спартак» – ЦСКА и т.п.), так и между национальными командами. Примером последнего рода могут служить именно футбольные матчи Англия – Германия (по накалу с ним может сравниться разве что встреча Англия – Аргентина, переводящая войну за Фолкленды в сферу символической борьбы.
Стоит ли говорить, что исторически мотивированная милитаристская семантика спортивных игр всячески подогревается прессой. Например, никогда не отличавшиеся особой щепетильностью медиа Великобритании не упускают случая напомнить немцам о нацистском прошлом, пытаясь представить каждую встречу сборных Германии и Англии как очередной раунд исторического противостояния цивилизации и варварства. Язык трибун, свободный от какой бы то ни было политкорректности, прямо выражает ситуацию войны, когда описывает спортивные игры как некие сражения на поле битвы. Кстати, российские болельщики также пытаются осваивать эту скользкую дорожку, используя семантические ресурсы отечественной истории: так их баннеры все чаще содержат аллюзии Полтавы при встрече наших спортсменов со шведами, Сталинграда и «Ледового побоища» – с немцами и т.п.
Примечательно, что современные фанаты пытаются конструировать символическое пространство борьбы, когда говорят, например, о «союзниках», «нейтралах» и даже «дипломатических коалициях», заключаемых с болельщиками других команд с целью противостояния третьим. Что уже говорить о духоподъемных речевках и песнопениях «ультрас», являющихся, по сути, полноправными наследниками боевых кличей и песен времен культурной юности человечества.
Ощущение и манифестация воинского братства болельщиков находит свое полное выражение особенно на «выездах» – во время организованных поездок торсиды на вражескую территорию, т.е. на стадионах «принципиальных» соперников, во «враждебном окружении» фанатов местного клуба и местных же сил правопорядка…
И хотя сегодня, видимо, мы уже вряд ли можем представить современный спорт вне националистических конструкций и идентификаций, в утрированно патриотическом угаре «боление за своих» может приобрести такие же нелепые черты, что и «пение за Родину» на каком-нибудь «Евровидении». По словам крупного социального теоретика Кристофера Лэша, спорт быстро «вырождается», если его начинают использовать не по назначению – например, для воспитания граждан в милитаристском духе или для выражения чувств национальной гордости.
Ведь именно «бессмысленность» спорта, его «искусственность», заключающаяся в сознательном преодолении сознательно принятых ограничений и препятствий, т.е. правил игры, именно отсутствие каких-либо иных утилитарных целей объясняет широкую привлекательность спортивных игр для людей эпохи модерна. Только свободная игра воль, в идеале непредсказуемый характер результатов соревнований по известным правилам, а также теоретически идеальная конкуренция идеальных тел делают спорт важнейшей культурной практикой современности. Любые попытки инструментализации спорта угрожают превратить его в суррогат войны, пусть и символической.
* * *
Я также хотел бы поделиться некоторыми наблюдениями, сделанными мною во время просмотра этого замечательного спортивного поединка. Дело в том, что Русско-немецкий дом в Москве на каждый крупный футбольный турнир открывает отличную программу для желающих смотреть любимую игру в «немецком контексте», т.е. не только трансляцию ARD/ZDF (естественно, на немецком языке), но просмотр в окружении немецких экспатов и присоединившихся к ним аборигенов. Естественно, здесь все в порядке и с пивом. Мероприятия такого рода неизменно пользуются успехом у немецко-московской публики. Кстати, первое, что поразило уже при подходе к зданию Русско-немецкого дома – повышенная активность русских и немецких медиа, которых почему-то заинтересовало то, как немцы в России болеют за Германию.
Однако в ходе собственно «боления» быстро выяснилось, что русские болельщики «за Германию» оказались на порядок активнее собственно немцев, видимо, состоявших в основном из сотрудников российских представительств немецких фирм. Было довольно забавно наблюдать, как немецкие немцы потешаются над самоназначенными «русскими немцами». В любом случае мои соседи Томас и Матиас, оказавшиеся как раз менеджерами одной всемирно известной немецкой компании, даже не пытались скрывать своих усмешек в адрес новоявленных тевтонов, исполнявших одну им известную песенку, состоявшую из одного слова – «дойчланд», причем с ударением на втором слоге.
Кстати, там же было легко заметить определенную дискурсивнаю «расслабленность» работающих в России немцев, измученных политкорректностью дома. Так, здесь им можно запросто называть ряд игроков национальной сборной (Марко Марин, Сами Хедира, Месут Езил) «не-немцами, а ее нападающих Мирослава Клозе и Лукаша Подольского и полузащитника Петра Троховского – просто «поляками». Особенно трудно в этом отношении немецким болельщикам было в случае таких – на первый взгляд, неожиданных – защитников цветов германского национального флага, как Клаудемир Жерониму Баррету (более известный как Какау), Денис Аогу или Джером Боатенг (брат которого является игроком сборной Ганы). Стоит ли говорить, что для многих это было бы непозволительной роскошью в самой Германии. Видимо, русская специфика позволяет эскпатам вспомнить вытесненное национальное «все».
Но в любом случае можно быть уверенным, что немецкий спортивный дискурс вряд ли дойдет до таких сомнительных достижений, которые возможны в дискурсе английском: некоторые игроки английской национальной сборной, вроде Джимми Каррагера, еще до начала турнира обвинили в сговоре «Адидас» и Федерацию футбола Германии: мол, немцы заранее узнали от производителя «тайну» непослушного Jabulani и тем самым получили преимущество перед остальными конкурентами. На этом конспирологическом фоне забавно, что одной из главных «бед» «доисторического футбола», т.е. до институционализации игры в ходе учреждения Футбольной Ассоциации Англии в 1863 году, являлась непредсказуемость полета мяча, сделанного из таких натуральных материалов, как мочевой пузырь животных или натуральная кожа.
Судя по многочисленным жалобам игроков чемпионата мира по футболу, проходящему в ЮАР, новый мяч «Джабулани» вернул великой игре эту черту раннего этапа ее истории, казалось бы, навсегда преодоленную развитием высоких технологий в нефтехимии. Здесь особенно примечательно то, что в отличие от предыдущих моделей, каждая из которых становилась «проклятием вратарей», на новейшую разработку фирмы «Адидас» теперь жаловались как нападающие, так и голкиперы. Последних понять легко, ведь им – с таким трудом привыкшим к мячу прошлого турнира, – всегда нелегко справляться с новым снарядом, летящим по ему одному ведомой траектории. Заметим, на радость болельщикам!
Конечно, конспирологические теории могут только позабавить болельщиков. Что ж, на то мяч и называется «Джабулани», что в переводе с зулусского означает «веселись», «празднуй». Чем любители футболы и занимаются во время таких грандиозных праздников спорта, как Кубок мира. Тем более что победители мундиаля-2010 на Adidas Jabulani останутся явно не в обиде. Но в Англии точно будут знать причину их победы – особенно если ими станут немцы…
Комментарии