Христианство: Расколотая Европа

Экономисты всерьез рассматривают объединение православной и католической церквей в качестве одного из вероятных сценариев преодоления катастрофических последствий второй волны кризиса, которая накроет мир в ближайшие три–четыре года.

О том, что мировую экономику ждут глобальные потрясения, которые, ко всему прочему, приведут к фундаментальным изменениям политической архитектуры планеты, аналитики говорят уже давно. Международному сообществу удалось лишь временно изолировать очаг возгорания кризиса 2008 года, но не затушить его. Рано или поздно, уверены специалисты, финансовый пожар разгорится вновь и с такой силой, что его уже будет не остановить — по крайней мере привычными для правительств ведущих стран мира методами. В условиях крушения основ капиталистического миропорядка, сложившихся принципов общественно-политических отношений старые схемы и инструменты перестают действовать. Тут нужно что-то большее.

Утверждения о том, что вторая волна кризиса не за горами, отнюдь не голословны. По данным Института прикладной математики РАН, чьи аналитики на основе статистического материала предсказали кризис 2008 года за пару лет до его начала, новая фаза финансового коллапса наступит в 2014 году. К этому времени рост совокупных госдолгов ведущих мировых держав достигнет критического предела, превысив отметку 110 процентов ВВП. В итоге США, страны Евросоюза, Россия, Китай, Япония и ряд других финансово-промышленных центров планеты будут вынуждены объявить себя фактическими банкротами и тем самым окажутся в ситуации, в какой сегодня находится Греция, только в гораздо большем масштабе.

По сути, это равнозначно приговору общественно-политической системе капитализма, действующей последние полвека. Мир, каким мы его знаем, перестанет существовать. Тем, кто в это не желает верить, стоит вспомнить, что результатом кризиса экономики колониальной эпохи стали Первая и Вторая мировые войны, кардинально изменившие не только глобальные финансовые и политические отношения, но и культуру всего общества.

Нынешний кризис вряд ли заставит политиков взять в руки оружие — в современной войне не может быть победителей, — но и без масштабных внешнеполитических преобразований дело не обойдется. По прогнозам аналитиков, нас ждет регионализация мировой экономики — то есть срастание соседних стран в единый хозяйственный комплекс.

Для России это фактически означает объединение с Западной Европой. В нем, безусловно, заинтересованы обе стороны. Европейской промышленности необходимы ресурсы, в то время как российская экономика заинтересована в реализации своих богатств. Союз вынужденный, обусловленный неспособностью справиться с последствиями кризиса самостоятельно, но — обоюдовыгодный.

Другой вопрос, хватит ли у политиков сил и возможностей реализовать задачу всесторонней интеграции России и Западной Европы — двух совершенно разных культурных пространств. Капитализм приучил нас относиться друг к другу по меньшей мере с опаской. Просто так преодолеть противоречия и недопонимание, копившиеся много веков, не удастся. Привычные внешнеполитические схемы не сработают — нужна некая новая идея, которая бы стала, если хотите, духовной основой будущего союза.

На самом деле единственно возможной идеей, масштаб которой был бы сопоставим с масштабом цели, является объединение православной и католической церквей. Разрешение тысячелетнего спора двух главных ветвей христианства, приведшего к трагическому расколу верующих, может стать тем духовным знаменем, за которым пойдут люди.

Надо сказать, что политики и экономисты всерьез рассматривают этот сценарий. Точно так же как и представители высшего духовенства обеих церквей, которые, судя по всему, давно ведут переговоры по этому крайне сложному вопросу. И пока они лишь в начале пути. Об этом свидетельствует то, что церковные иерархи, условно говоря, среднего уровня в настоящее время даже не допускают самой мысли объединения православных и католиков.Уже многовековой диалог проходит в этом направлении. Я вспоминаю одного из наших священнослужителей, который многие годы занимался экуменистской деятельностью. Это покойный Виталий Боровой. И вот мы его, еще будучи студентами, спрашивали: «Виталий, вы верите в объединение православной церкви и католиков?» Он говорил: «Вы знаете, не в этом заключается смысл. А смысл экуменистской деятельности заключается в том, что мы собираемся: католики, лютеране, епископы, просто православная церковь, другие православные церкви. Мы собираемся на наши религиозные встречи». Вот так смысл экуменизма он нам объяснял.

Мы сегодня разделены, к сожалению, по религиозному принципу. Так вот, надо набраться сил и обсудить, взглянуть в ретроспективу, где мы разошлись. Надо вернуться туда, к точке разделения, и выяснить причину разделения. И сказать: «Ребята, вот причина разделения. Так давайте эту причину устраним и пойдем дальше вместе».

Сегодня, конечно, такого диалога нет. Никто из других религий не собирается возвращаться в историю. И поэтому, наверное, в перспективе такого единения, на мой взгляд, не предвидится. Хотя я вспоминаю еще одного моего преподавателя в Московской духовной академии. Был такой заслуженный профессор Алексей Иванович Георгиевский.

Он тоже принимал участие в этих диалогах. Мы его спрашивали: «Алексей Иванович, вы много лет уже в экуменизме, скажите, вы верите в объединение церквей?» Он говорил: «Верю, верю, братья!» А мы: «Алексей Иванович, а когда это будет?» А он: «После Второго пришествия все объединимся».

Понимаете, конечно, невозможно. Невозможно в одночасье всех собрать и сказать: «Вы вчера были католики, а сегодня вы будете православные. Вчера вы были епископалы, а сегодня вы будете православные». Нет, конечно, не будет. Я в это не верю.

Но, живя на одной планете, живя в одном государстве, мы должны находить такие взаимоотношения, которые не приводили бы наш народ к борьбе, к противостоянию. Очень сложно устранить раскол. И, наверное, у нас сегодня не стоит так остро задача устранить раскол, разделение между православными и католиками. Нет. Этого, наверное, и нельзя даже предвидеть в ближайшее время. Но можно создать такую атмосферу, обстановку дружественную между собой, чтобы мы не враждовали.

Понимаете, я и своих прихожан всех учу: «На религиозные вопросы не спорьте, не надо этого делать. Между собой, православные, вы можете подискутировать на какую-то тему. С другими — зачем? Не переубеждайте».

Вы знаете, у нас очень много было миссионеров до революции. Наших, православных, русских. В частности, на Аляску пришли миссионеры Коневского монастыря, преподобный Герман Аляскинский. Он ведь не проводил дискуссии, не привозил гуманитарную помощь на Аляску. Он просто жил свято. Жил праведно. И люди между собой говорили: «Слушай, там какой-то молитвенник живет, пойдем к нему. Может быть, он нам подскажет и поможет в каких-то вопросах». И он действительно помогал. И он действительно является молитвенником, чудотворцем, который помогает решать людям вопрос. И люди видели, что он святой человек, что он исповедует свою религию. И так он и живет.

Поэтому люди шли за святыми, шли в пустыни, шли в леса. Так же как и к нашим преподобным Сергию Радонежскому, Серафиму Саровскому. Потому что видели их святость. И надеялись на их помощь. И получали эту помощь. Это единственный путь, идя по которому, можно проповедовать Евангелие и быть уверенным, что эти люди пойдут за такими проповедником. Другого варианта заставить нет. Только должна быть святая праведная жизнь у миссионера-праведника. Это единственное средство, которое будет людей вести к Богу.

Сегодня, может быть, такой яркой и отчетливой вражды нет. Но вспомните, почему не состоялась встреча между Патриархом Алексием и Иоанном Павлом Вторым, Папой Римским. Буквально только из-за одного слова, которое было уже подготовлено в декларации или резюме встречи. То есть все было готово. Там было только одно незаметное слово. В декларации говорилось: «Русская православная церковь и католическая отказываются от прозелитизма, от ведения прозелитизма на канонической территории той или другой церкви — то есть католической или русской православной». Папа Римский взял и вычеркнул это слово — «прозелитизм».

Сегодня, к сожалению, приходят к нам миссионеры-католики. Приходят и другие вероисповедания. И они не идут на фабрики. Они не идут на заводы. Они идут к православным. Я с некоторыми беседовал и говорю: «А почему вы к нам идете? Идите на заводы, на фабрики, где неверующие люди». А они говорят: «Они не понимают, не слышат нас и не воспринимают. А у ваших людей уже есть хоть какая-то основа, платформа. И мы можем что-то объяснить».

Идет прозелитизм. И работа ведется над тем, чтобы верующих людей переманить в свою веру. Сегодня очень много различных других сект ходят по домам, по квартирам. Вообще, это нарушение конституционных прав. Это вмешательство в мою личную жизнь со стороны этих миссионеров. А они все равно идут. Они стучат в дверь. И приносят какие-то книги. Они все время вмешиваются в мою личную жизнь. Нарушают мою личную жизнь.

Я думаю, что здесь как раз наша Конституция, наше правительство должно сделать все возможное, чтобы оградить от этих навязчивых и неприглашенных миссионеров. Не надо меня переманивать в другую веру. А они ходят. И это вызывает чувство отторжения у наших людей. И слава Богу, что оно есть.

Есть иммунитет защитный у некоторых наших людей. Поэтому мы говорим об опасности тоталитарных сект, которые сегодня пришли на нашу землю. Еще пройдет несколько лет, и если останется статус-кво положения нашего сегодняшнего, я думаю, что люди потом поймут, и молодые люди поймут, где правда, где ложь. Где попытка подкупить наших людей за чечевичную похлебку, за гуманитарную какую-то помощь. Перемолотят это все.

Понимаете, наш народ — такая огромная сила, которая перемолола татаро-монгольское иго. Переборола нашествие Наполеона, переборола и революцию. Наш народ сумел отстоять независимость во Второй мировой войне. И отказался народ от коричневой чумы, фашизма.

И сегодня люди поймут, где правда, где патриотизм, истина, и туда люди пойдут. Но, конечно, очень важно не потерять тех людей, как мы сегодня их называем, будущее нашей страны, молодежь, дети. Их надо учить, с самого раннего детства говорить, где белое и где черное. Где хорошо, а где плохо.