Победитель с ребёнком на руках

Неизвестные подробности создания монумента в Трептов-парке.

Помню, расставаясь с Берлином после пятилетней работы здесь собкором «Правды», я пришел в Трептов-парк на мемориал-кладбище, чтобы поклониться праху советских воинов, павших весной 1945-го при штурме нацистской столицы. В центре мемориала, на вершине кургана, высится 12-метровая бронзовая скульптура советского солдата-освободителя. Она известна во всем мире. Как и имя ее прославленного ваятеля Е.В. Вучетича, как и Я.В. Белопольского — главного архитектора всего мемориального ансамбля.

Так совпало, что в день моего прощания с мемориалом у берегов Шпрее немецкие друзья-коллеги по перу вручили на память документальную хронику-летопись «Трептов — почетный памятник павшим в Берлине советским героям. Его история и современность».

Из этого сборника я узнал о юных историках из берлинской школы, которые под руководством преподавателя Хорста Копштайна поставили цель: исследовать историю возникновения советского мемориала в Берлин-Трептове с 1946 по 1949 год.

У братских могил

На маршруте своего поиска трептовские следопыты соприкоснулись с «эхом» драматического стресса, который испытала коренная жительница Берлина Фрида Хольцапфель при подготовке мест для захоронения павших советских воинов.

«В 1945 году, — вспоминала она,— я оказалась в числе тех немецких женщин, чьим рукам довелось готовить братские могилы советским солдатам, погибшим за наше освобождение от гитлеровского фашизма. Наша первая задача была расчистить в Трептов-парке от кустарника и деревьев местность, предусмотренную для захоронения. На это ушли целые недели и месяцы. И вот прибыли первые автоколонны с печальным грузом… Носильщики опускали гробы в подготовленные нами могилы. От увиденного у нас буквально сжималось сердце… Мои мысли были где-то возле русской матери, чей любимый в этот час обрел покой в немецкой земле.

Я думала о своем сыне и своем муже, оба числились пропавшими без вести, и о том, что, быть может, судьба их была такой же…

И тут вдруг от колонны носильщиков отделился молодой советский солдат, снял резиновые перчатки и подошел ко мне.

«Мать, почему ты плачешь?» — спросил он на ломаном немецком языке. — Плакать нехорошо. Немецкий камрад спит в России. И русский камрад спит здесь… Какая разница, где они спят? Главное, мир остается… Русские матери тоже плачут. Война — это нехорошо для людей».

Совсем иные эмоции присутствовали у соседей фрау Хольцапфель по работе в Трептов-парке. Многие еще долго и отчужденно воспринимали сооружаемый мемориал лишь как «русский памятник». Преобладала одна мысль: «Где бы еще раздобыть хлеб насущный?» Время было голодное. Быт вчерашних подданных третьего рейха, взявших в руки лопату, кирку, молоток каменотёса, грабли садовника или резец скульптора, в условиях послевоенной разрухи был далеко не обустроен. Как и лежавшие вокруг в руинах жилые кварталы поверженного Берлина…

Всего около 1200 человек разных профессий, посланных немецкими предприятиями и берлинскими службами по трудоустройству, были заняты на строительстве мемориала. Примерно 200 каменотёсов и 90 скульпторов действовали как исполнители при художественном оформлении ансамбля.

Такое не забывается

Важным фактором, стимулировавшим перемену во взглядах немецких строителей мемориала, было отношение советской военной администрации и специалистов-руководителей к бытовым нуждам немецких «трептовцев». Так, в ответ на озабоченность женщин, вынужденных приходить на объекты мемориала с малолетками-дошкольниками, был открыт детский сад. Его оборудовали на территории парка.

Для большинства же рабочих, вспоминает Вальтер Хаген, «…особую роль играла «котиковская» еда» (она ежедневно готовилась по распоряжению военного коменданта Берлина генерал-майора А.Г.

Котикова и бесплатно предоставлялась в обеденный перерыв.— В.М.). «Это означало,— вспоминал немецкий ветеран-«трептовец»,— для каждого из нас дополнительно 250 г хлеба и горячее блюдо».

Не менее значимой поддержкой немцам-строителям была возможность заработать «поощрительную вещевую премию». Инженер-строитель, руководитель сооружения мемориала с немецкой стороны Вольфганг Вольтер вспоминал: «В июне 1949 года, за восемь недель до моей свадьбы, мой шеф на строительстве в Трептов-парке капитан Н.С. Капорцев вручил мне отрез на костюм. Тот, кто представит себе ситуацию первых послевоенных лет, поймет, что тогда это значило. (Я сшил из него свадебный костюм). Хотя товарищ Капорцев, с которым я вместе работал, не проронил при этом ни слова, я прекрасно знал, почему он вручил мне такой подарок. Он не хотел вводить меня в смущение, если бы мне в день моей свадьбы пришлось надеть уже изрядно поношенную одежду. Такое помнится».

В беседах с населением нередко приходилось слышать, что теперь более необходимо все силы сосредоточить на восстановлении жилья, вместо того чтобы сооружать мемориал…

«Я описываю вещи такими, какими они были,— вспоминал бывший первый секретарь окружного руководства СЕПГ Вилли Шмидт.— В том же 1947 году советский военный комендант Берлина генерал-майор А.Г. Котиков пригласил первых окружных секретарей СЕПГ обсудить проблемы населения. Жизнь лишь начинала более или менее налаживаться, но еще многое предстояло сделать, чтобы устранить огромные разрушения, причиненные войной…

Когда комендант узнал о настроениях населения, которые никто из собравшихся немецких товарищей не ретушировал, обычно столь добродушные черты лица генерала Котикова стали серьезными. На них легла тень печали.

«Нет такого камня, который был бы слишком дорог, нет такой горсти земли, которая была бы слишком дорогой, и нет таких усилий, которые были бы слишком велики, чтобы возвести мемориал сынам советского народа, которым пришлось отдать свою жизнь для защиты своей Родины против немецких фашистов,— сказал Котиков.— Мертвые, которые покоятся здесь, в чужой земле, не хотели никакой войны, они хотели бы лучше остаться со своими женами и детьми. Монумент должен одновременно предостеречь, напомнить живым: никогда снова не начинать войны. За сохранение мира нужно работать и бороться, и не завтра или послезавтра, а сегодня и ежечасно».

Слова эти глубоко затронули всех нас и пристыдили. Ведь разве советский мемориал не увещевал: борьба за мир всегда имеет приоритет!»

«Так это же русское чудо!»

…Весной 1949 года директор ленинградского предприятия «Монументальная скульптура» В.П. Степанов прилетел в Берлин с группой специалистов, которые в кратчайший срок — всего за две недели (!) — завершили на брегах Невы отливку в бронзе монументальной фигуры солдата-освободителя: по исполинской гипсовой модели-формовке, изготовленной немецкими скульпторами в «ангаре»-мастерской трептовского мемориала. Ленинградцы спешно прибыли помочь немецким монтажникам.

10 апреля 1949 года доставленная из Ленинграда бронзовая скульптура, кольцеобразно разделенная на фрагменты (иначе невозможно было ее транспортировать), была установлена в Трептов-парке.

По рассказу Вучетича, после того как один из лучших немецких литейщиков наиточнейшим образом осмотрел изготовленную в Ленинграде скульптуру и убедился, что всё сделано безупречно, он подступил к скульптуре, поцеловал ее цоколь и сказал: «Да это же русское чудо!»

Действительно, чудо! Ибо по сей день не иссякает поток паломников отовсюду к мемориалу в Трептов-парке с его памятником солдату-освободителю.