Призраки жестокого прошлого

При всем желании Лев Нетто никогда не забудет свой первый день в норильском исправительно-трудовом лагере на севере России, куда он был доставлен по морю в 1945 году. Когда в составе группы из сорока заключенных его вели с товарной станции к скоплению бараков в тундре, окутанному колючей проволокой, сосед слева споткнулся и выпал из колонны. Конвой тут же открыл пулеметный огонь.

"Только что был человек - и нет его, - говорит 84-летний москвич. - На него, на это полумертвое тело, натравили собак, и они разорвали его на куски. Потом нам приказали сесть. Конвоиры решили, что он пытался убежать. От колонны он отдалился буквально на полметра".

Сегодня горнорудный комплекс "Норильского никеля" выглядит примерно так же: это мрачное скопление зданий и гор шлака, подсвеченное косыми лучами заполярного солнца. Но при этом он является одной из самых прибыльных российских частных компаний, крупнейшим в мире производителем никеля и палладия, на долю которого приходится 1,5 процента годового объема ВВП страны.

Многие из самых высокодоходных предприятий сегодняшней России были построены в период ускоренной индустриализации в 1930-1956 гг. заключенными лагерей, организованных НКВД, предшественником КГБ. При помощи лагерей Иосиф Сталин создавал тяжелую промышленность Советского Союза и одновременно расправлялся с инакомыслием. Считается, что в лагерях, увековеченных в солженицынском "Архипелаге ГУЛАГ", погибли миллионы людей. "Это откровенная душегубка, но, в традиции ГУЛАГа, растянутая во времени - чтоб обреченным мучиться дольше и перед смертью еще поработать", - писал он.

Страшные главы были в истории многих крупнейших компаний мира, и отношение к подобному наследию является для них немалой проблемой. Некоторые американские компании извинились за исторические связи с рабством - так, в 2005 г. это сделали JPMorgan Chase и Wachovia. А в Германии Siemens, Volkswagen и другие компании согласились выплачивать компенсации лицам, отправленным на принудительные работы, в рамках урегулирования иска, поданного бывшими жертвами и их родными в 1998 г.

По мере того как крупный российский бизнес становится все более глобальным и перенимает такие западные практики, как стратегии корпоративной социальной ответственности, вопрос об этом наследии мог бы встать и в России.

"Подобных предприятий очень много, половина нашей экономики - это бывшие лагеря, - говорит Ирина Флиге, директор санкт-петербургского отделения правозащитного общества "Мемориал", стремящегося сохранить память о лагерях. - Наши компании вообще не занимаются этим наследием. Все его просто игнорируют".

На самом деле, "Норильский никель" - одно из немногих предприятий, признающих свое прошлое. Отчасти это объясняется его широкой известностью как трудового лагеря. Солженицын называет его "соединением худшего, что есть в лагере, с худшим, что есть в тюрьме".

Сегодня у "Норникеля" есть музей, посвященный узникам лагеря, и он публикует антологию воспоминаний об одном из его самых известных заключенных, историке Льве Гумилеве, сыне поэтов Анны Ахматовой и Николая Гумилева, который находился в нем в 1939-1944 годах.

Кроме того, он выплачивает компенсации - 119 членов местного "общества защиты жертв политических репрессий" получают ежегодное пособие в размере 3 500 рублей - и каждый год отмечает день памяти.

Но все это не впечатляет Нетто. Он называет этот жест "шуткой" и заявляет: "Никаких намеков на моральную ответственность за то, что произошло, нет".

Во многих других случаях истории компаний были переписаны ради сокрытия их подлинных истоков. Например, экономист (ныне пенсионер) Лев Вознесенский, который пять лет провел в трудовом лагере после того, как в 1949 году его отца расстреляли как изменника родины, говорит, что он вместе с другими заключенными строил шахтерский город Междуреченск.

Между тем, согласно официальной истории, он был построен комсомольцами-добровольцами - совсем как на пропагандистских плакатах сталинских дней.

"Даже когда мы работали, в газетах нас называли "добровольцами", - говорит он, сидя в своей московской квартире. - Нас хотели стереть из истории".

"В то время было принято скрывать существование лагерей, - говорит Флиге. - Никто не хотел признавать, что его дом построили рабы, поэтому их вычеркивали из истории".

Сегодня большинство промышленных предприятий Междуреченска принадлежит "Южному Кузбассу", подразделению угледобывающей и металлургической корпорации "Мечел" со штаб-квартирой в Москве и акциями, обращающимися на нью-йоркской бирже, и "Евразу", сталелитейному холдингу, который зарегистрирован на лондонской бирже, принадлежит российским акционерам, но базируется в Люксембурге.

Хотя у обеих компаний есть подразделения, отвечающие за проекты в сфере корпоративной социальной ответственности, они дистанцируются от проблемы лагерного труда.

"Во-первых, у нас нет информации о том, что среди рабочих этих предприятий были заключенные, - говорят в "Мечеле". - Во-вторых, мы не считаем, что эта история важна для компании. Были другие времена и другие реалии. Это вопрос историкам, а не нам. Нас волнует то, как создавать рабочие места для людей сегодня".

"Евраз" от комментариев отказался.

Игорь Юргенс, вице-президент Российского союза промышленников и предпринимателей, торговой палаты крупнейших компаний России, говорит, что в правовом отношении российские компании не отвечают за эксцессы советского прошлого, так как юридически страна не является продолжением Советского Союза. "Мы не наследники системы, - говорит он. - Когда российские бизнесмены приобретали свои предприятия после краха коммунизма, перед ними стояла задача заставить их вновь работать, а не думать о том, кто их создал".

По мнению Майкла Марруса (Michael Marrus), историка и преподавателя права из Университета Торонто и эксперта по искам 1990-х годов о Холокосте, это одна из причин, по которым повторение немецкого сценария в России маловероятно.

Он говорит, что немецкие компании платили компенсации из-за давления общественности, а не по причине тяжести выдвинутых против них судебных исков. Более того, правовая дистанция между частной российской компанией и бывшим Советским Союзом является "крупнейшим, возможно, непреодолимым препятствием". Вероятно, именно поэтому так и не подан ни один иск, даже в зарубежные суды.

Сегодня российское правительство предпочитает не затрагивать неприятные вопросы. Архивы ГУЛАГа труднодоступны, и систематическую информацию можно обнаружить лишь в частных собраниях документов.

Официальный подход России к этой трагической истории заключается в том, чтобы превозносить достижения сталинской эпохи, оплакивая при этом трагическую гибель людей. "Это шизофренический подход, - говорит Флиге. - Вот как это звучит: Да, очень жаль, что погибло столько людей. Но ура! Мы построили этот канал".

Однако в последнее время появляются признаки изменения официальной политики. Например, в сентябре министерство образования включило "Архипелаг ГУЛАГ" в школьную программу.

В своем обращении от 30 октября, в День памяти жертв политических репрессий, президент России Дмитрий Медведев осудил самые страшные эксцессы того времени: "До сих пор можно слышать, что эти многочисленные жертвы были оправданы некими высшими государственными целями, - сказал он. - Ничто не может ставиться выше ценности человеческой жизни. И репрессиям нет оправдания".

Нетто это не тронуло. По поводу жеста Медведева он говорит: "Все это красивые слова. Но трудно... прийти к выводу, что мы действительно живем не в том государстве, которым правил Сталин".