Что такое неосталинизм

Странный народ — русские, их душат, убивают, насилуют, а они все талдычат: «Сталин хороший!» Или народ такой глупый и тупой (что вряд ли), или же весь народ заколдован. Не понимаю, как так может быть! Каждого, кто хвалит Сталина, надо сажать на кол, тогда, может, он поймет тех, кто прошел лагеря. Русский народ понимает и уважает только силу, а это идеология завистливых и злых людей.

Интернет­пользователь «Мистер 20 декабря 2009 г.»

Реплика на статью «Неудачник Сталин» на портале «Частный корреспондент»

1. «Раз-два, Сталин идет; три­четыре, идет за тобой…»

В далекие времена моей журналистской юности ходила по редакциям такая байка: решили в одной газете напечатать откровенное фото, на котором обнаженные мужчина и женщина слились в половом акте. И в райкоме согласовали, и цензура пропустила, но дело остановилось за тем, что не могли придумать сколько­нибудь приличную подпись. Обратились к старейшему сотруднику, ветерану репортерского цеха. «Ничего нет проще, — сказал он, взглянув на снимок. — Возьмите любой газетный заголовок, и он подойдет». Попробовали — и точно! Например: «Посевная в разгаре», или «Переговоры на высшем уровне», или «Маэстро взмахнул смычком». Да что угодно!

Никакого фокуса здесь нет. Любой современный студент­лингвист скажет, что здесь происходит естественное вовлечение различных (возможно, любых) языковых средств в дискурс секса, имея в виду не что и как говорится о сексе, но универсальные возможности любой подобной картинки быть соотнесенной с любым текстом и придать любому тексту свою смысловую «краску». Чем больше общественный интерес к субъекту дискурса, тем шире круг понятий и смыслов, которые могут быть в данный дискурс вовлечены.

Тот давний журналистский прикол и правило, которое из него следует, я в последнее время вспоминал неоднократно, наталкиваясь на материалы широко развернувшейся войны мнений о личности Сталина, о его роли в истории и не только в истории. Оказалось, что и наша эпоха, нынешняя политика, общественное бытие, экономические реалии, планы и прогнозы, да что там — вся, вся наша жизнь активно вовлекается в дискурс Сталина и сталинизма. Вполне серьезно — и «переговоры на высшем уровне», и «посевная в разгаре», и чуть ли даже не «смычок маэстро» — любые реалии и события нашего времени рассматриваются в сияющем свете имени и деяний давно умершего диктатора. Стране нужна модернизация? Пожалуйста, посмотрите, как в кратчайшие сроки провел модернизацию Сталин! В стране не хватает порядка? А какой порядок был при Сталине: ни тебе коррупции, ни проституции, ни наркомании… Россия видится вам униженной в международных делах? Великий Сталин, завоевавший (виноват, освободивший) пол­Европы, не позволил бы! И так далее — по любому поводу.

Современность в дискурсе сталинизма видим не только в многочисленных изданиях коммунистической ориентации, типа газеты «Завтра», где из номера в номер имя крутого генсека повторяется с интонацией молитвенного преклонения. Добрые слова о деяниях Сталина (пусть и с некоторыми вежливыми оговорками) вставляют в свои публичные выступления даже и президент страны, и премьер­министр. Различные телеканалы организуют дискуссии, в рамках которых (демократическая процедура!) оголтелые сторонники мертвого палача получают широкие возможности для пропаганды его человеконенавистнических идей и политики. «Сталин с нами» — так называлось широко разрекламированное ток­шоу на одном из центральных телеканалов (НТВ). Оно, кажется, специально было организовано и проведено таким образом, чтобы, по точному замечанию одного из наблюдателей, «поклонники вождя во главе с Зюгановым порвали оппонентов, как Тузик грелку», — и это наглядно, на глазах миллионов… Никакого особого протеста не вызвало восстановление в декоре станции метро «Курская» (опять-таки пред очи миллионов) строки из сталинского гимна: «Нас вырастил Сталин на верность народу. На труд и на подвиги нас вдохновил...» Народ, труд, подвиги, вдохновение — все и вся в дискурсе Сталина.

Сталин с нами — без всяких кавычек. Согласно недавним опросам ВЦИОМа, россияне относятся к Сталину скорее положительно (37%), чем отрицательно (24%). И тут нас не должно утешать, что большинство (58%) не хотели бы видеть его руководителем современной России (а все же треть респондентов — хотели бы!) или что «молодое поколение к Сталину просто безразлично» (так утверждает гендиректор ВЦИОМа). Вопрос социологов поставлен некорректно: кого — в руководители? Не того же, чей труп в кителе генералиссимуса погребен у кремлевской стены. Но если придет живой в современном костюмчике с теми же методами и с обещаниями тех же достижений (модернизация, порядок, великая держава и т. д.), — почему бы и не захотеть. Он и «безразличное» молодое поколение построит как надо…

Современный ремейк сталинской эпохи, конечно, не может состояться вдруг: он должен быть подготовлен и уже подготавливается профессионалами­идеологами. Ближайшая задача недавно была коротко и ясно сформулирована в одном из интервью первого заместителя председателя ЦК КПРФ, вице-спикера Госдумы Ивана Мельникова, который среди прочего сказал, что коммунистам «очень бы хотелось, чтобы смолкли разговоры о каких­то ошибках сталинской эпохи, чтобы люди задумались о личности Сталина как о созидателе, мыслителе, патриоте».

Что же тут задумываться! Все, что можно знать о личности Сталина, давно уже всем известно. Все сказано в сотнях, если не тысячах мемуаров и исследований. Какие бы хозяйственные достижения и военные победы ни связывать с его именем, все знают, что он нравственный урод, садист, убийца. Даже его коммунистические реаниматоры вынуждены признать, что их вождь оставил кровавый след в истории. Они, правда, склонны сильно уменьшать количество безвинно убитых (называя их при этом «необходимыми жертвами»), но все же признают, что счет только тех, кто был расстрелян, кто был замучен в лагерях, идет на миллионы. Они пока еще (подчеркиваю, пока еще, до поры до времени) не вовсе отрицают очевидное, им лишь «очень бы хотелось, чтобы смолкли разговоры о каких­то ошибках».

Казалось бы, дискутировать сегодня о личности Сталина неинтересно: в фактах истории и в характере исторических личностей от этих споров ничего не меняется. Что было, то было. Тем более что (и это надо признать) объективно все эти упражнения по поводу сталинизма сегодня имеют более лингвистический (вроде той картинки с обнаженной парой), чем прямой общественно­политический характер. Хотя, конечно, и в рамках игр чисто словесных встречаются тексты, в которых уже теперь за словами можно явственно услышать хлюпанье крови: «…Вот и ожил как во сне плакат “Родина­Мать зовет!” со штыками, направленными в ваши бессовестные и испуганные глаза… У нашей власти появился мощнейший ресурс. Народ действительно устал от либерального беспредела, от “либерастии”. “Сталинизация” русского общественного мнения — объективный процесс, открывающий перед властью неожиданные возможности для маневра, которому будет обеспечена всенародная поддержка… Представьте, что Пивоварову, Парфенову, Лобкову одновременно приснился один и тот же страшный сон... Кругом холодный густой туман, как в фильмах Стивена Кинга, и детский голосок отчетливо произносит: “Раз-два, Сталин идет; три­четыре, идет за тобой; пять-шесть, он уже здесь”» (священник Александр Шумский на сайте «Русская линия»).

И все­таки у нас еще есть время, и пока лукавые и яростные реаниматоры мертвого диктатора не запихнули в его дискурс наш завтрашний день, пока его (или его исторического двойника) не вставили нам в избирательные бюллетени в качестве единственного кандидата, пока эта тенденция не вполне реализовалась, надо бы хорошенько приглядеться… не к Сталину, нет, — но к людям, которые его реанимируют, к мифам, которые они используют для «сталинизации русского общественного мнения». Надо бы понять, по какой причине, ради какого «маневра» и при помощи каких приемов стране навязывается дискурс неосталинизма, а в будущем, может быть, соответствующая идеология и политическая практика.

2. «Любые продукты — икра, ветчина, семга…»

Заметим, что речь идет о «сталинизации» именно русского общественного мнения. Похоже, что неосталинизм — чисто русская национальная забава: что­то не слышно сегодня, чтобы где бы то ни было на просторах бывшего Советского Союза возвеличение Сталина достигло тех степеней, что у нас в России. Ни на Украине, где политические позиции коммунистов довольно сильны, ни в Белоруссии, где «батька» Лукашенко хотел бы повторить политические методы «кремлевского горца» (увы, и в злодействе — не те масштабы, не тот размах), ни даже в Грузии, где многие гордятся своим «великим» земляком. Сдержанное отношение, а во многих случаях и прямую ненависть к Вождю народов (распространенное прозвище — Людоед) понять нетрудно. В СССР «един-ство» народов было сродни единству зэков, огороженных одним и тем же высоким забором с колючей проволокой поверху: когда забор подгнил, зэки повалили его и разбежались прямо на глазах у растерявшихся надзирателей. Сталин же был одним из организаторов и в течение почти трех десятилетий крутым начальником этого многонационального концентрационного лагеря. Надо ли удивляться, что из «дружной семьи» советских народов ни один не проявляет желания возвращаться — ни в «семью», ни в прежние времена.

Но что же русские? Ведь на икону Сталина готовы молиться не только бывшие и нынешние коммунисты-аппаратчики, не только их прямые наследники. Треть населения России готова видеть нового Сталина во главе страны! Да еще треть, пожалуй, не станет активно сопротивляться, буде предложено было бы возвести такого лидера на царство. Чем объяснить?

Мы, конечно, и слышали, и читали: порядок, сильная рука, сильная держава, мобилизационный ресурс модернизации. А что же казахам, или украинцам, или литовцам — порядок и сильная рука не нужны? Или вот немцам, которые не хуже нас знают, что такое «порядок и сильная рука» и у которых модернизация, слава Богу, больше не требует мобилизационного ресурса? Немцы хорошо помнят свою историю! А что же мы, русские, — все забыли? Похоже, так — забыли. Лукавые мифы заслоняют, а то и вовсе замещают память о реальных событиях. Солженицын и Шаламов прочитаны — и редко вспоминаются. Десятки исторических монографий, содержащих красноречивые документы эпохи, и вовсе пылятся на библиотечных полках, пройдя через руки разве что узкого круга специалистов… На первый план выходят наглые мифотворцы: то, что поклонники мертвого Вождя называют «сталинизацией русского общественного мнения», они осуществляют как мифологизацию истории ХХ века.

«Я с печалью вспоминаю великого человека (конечно, Сталина. — Л. Т.)… Это были лучшие годы в истории СССР. По улицам ходили свободно. Цены снижались ежегодно. Все обитатели нашего дома — рабочие, шофер, пожарный, врачи, мой отец-профессор — покупали в магазинах любые продукты — икру, ветчину, семгу. Качество такое, что нынешнее изобилие, несмотря на яркие обертки, кажется пародией…»

Это из высказываний одного из самых заметных в последнее время проповедников сталинизма — игумена Евстафия (Жакова), клирика одной из церквей под Петербургом, пару лет назад обратившего на себя внимание скандалом по поводу выставленной им в храме иконы с изображением Вождя. Теперь батюшка­сталинист — авторитет и желанный гость на страницах ряда газет и интернет-порталов. Даже Первый канал телевидения посчитал необходимым познакомить страну с колоритным персонажем.

И вот говорит батюшка, говорит, говорит. И его слушают, и согласно кивают, и поддакивают… Ложь неосталинистов настолько безапелляционно наглая, что, право, теряешься, не знаешь, как реагировать. Где он жизнь прожил, этот монах? Где это в сталинские времена рабочий, шофер, пожарный вкушали икру и семгу? Может, он юродивый? Нет, лукавый клирик, конечно же, знает (все его ровесники знают), что при Сталине дважды вводилась карточная система: в годы коллективизации и сопровождавшего ее голодомора — с 1929 по 1935 годы и во время войны — с 1941 по 1947 годы. По карточкам индустриальным рабочим выдавалось по 800 грамм хлеба на день, служащим и членам их семей — по 300 грамм. Инвалиды и пенсионеры получали по 200 грамм — один кусок хлеба в день. Нормированы были и другие основные продовольственные продукты. Икру и семгу папа-профессор, может, и покупал к праздникам в «коммерческих» магазинах, но уж наверняка рабочий и врач, шофер и пожарный даже изредка не могли позволить себе такие деликатесы: если бы вдруг в семье и возникла лишняя копейка, не за икрой и семгой побежали бы, но детям купили бы лишний кусок хлеба или, скажем, необходимую обувку, — если бы, конечно, знали, где ее «достать».

Сталинские годы были самыми голодными в России ХХ века. Об этом, о мнимом «снижении цен» в условиях всеобщего системного дефицита, о «колхозном» разорении деревни, в результате которого само понятие русское крестьянство, еще недавно бывшее синонимом понятия русский народ, навсегда исчезло из современного языка — обо всем этом написаны сотни томов правдивых книг… Но правда истории лежит на библиотечных полках, а ложь лезет в уши и в глаза с экранов телевизоров, с компьютерных мониторов, с газетных полос. И охотно принимается — особенно на фоне нынешних экономических проблем…

«Сталин принял Россию с сохой, а оставил с ядерной бомбой» — таков Национальный миф № 1. Да, Сталин действительно оставил страну с ядерной бомбой… и с «модернизированной сохой». В 1950 году расходы СССР на оборону были существенно больше, чем в США, в то время как по самым «мягким» оценкам ВНП составлял менее трети, а промышленное производство — менее четверти от американского. В советской экономике все, что не работало «на оборонку», — общее станкостроение и машиностроение, автопром, сельскохозяйственное машиностроение, текстильная, пищевая, деревообрабатывающая промышленность, промышленность строительных материалов, строительство и т. д. и т. п. — все эти и любые мирные отрасли еще во времена Сталина безнадежно отстали от развитых стран. И в послесталинские годы продолжали отставать все больше и больше…

А что же в сфере социальных гарантий? Уровень и качество медицинского обслуживания населения были, есть и надолго еще останутся позором России — это настолько очевидно, что тут даже и наши мифологизаторы помалкивают… Не вспоминают они и о жилищной проблеме. Но мы-то можем ли забыть, что во все сталинские годы и после Советский Союз всегда был страной миллионов бездомных. Жилищное строительство катастрофически отставало от потребности в жилье (и по сей день так). Работникам заводов и фабрик, даже семейным с детьми, квартиру приходилось ждать и по двадцать, и по двадцать пять лет, внуки успевали родиться. Одиноким вообще надеяться было не на что: десятилетиями, до самой старости сотни тысяч одиноких мужчин и женщин обитали в общежитиях, мало чем отличавшихся от лагерных бараков. Мне в моих журналистских поездках неоднократно приходилось бывать в помещениях (не знаю, как их назвать: комнаты? палаты?), где стояли и двадцать, и тридцать коек, — здесь вперемежку жили и молодые, и старые (и на четыре-пять таких помещений — один туалет в конце коридора). Особенно страшные впечатления, прямо-таки инфернальные, почему-то остались от многолюдных общежитий, где годами вместе жили и молодые девушки, и старухи, — из этих ночлежек люди не могли выбраться никогда, вплоть до пенсионного возраста: здесь болели, здесь и умирали… В середине ХХ века ни в одной из стран Европы — ни до, ни после войны — люди не жили в таких скотских условиях, как в сталинском СССР.

Надо понимать, что от сталинских времен (по крайней мере, со времени сворачивания НЭПа) и вплоть до начала горбачевских реформ основной принцип большевистской (сталинской!) экономической политики не менялся. И принцип этот — принцип насилия, принцип запретов в долгосрочной и даже среднесрочной перспективе — неизбежно приводит к экономическому краху. Вот вам и все «экономические проблемы социализма» в самом кратком изложении... Что и стало вполне очевидно к началу 80-х, когда прирост ВНП стал скатываться к нулю, а страна — к «перестройке»… А началось все именно со сталинской модернизации.

Уличать заведомых лжецов, раскрывать грубые приемы и лукавые методы мифотворчества, да и просто прикасаться к их нечистоплотным текстам — занятие вовсе не увлекательное. Да и не больно-то продуктивное. Будьте вполне уверены, что даже прочитав любое разоблачение, наш монах, а с ним и хор других «сталинизаторов» как ни в чем не бывало, что называется, «на голубом глазу» слово в слово повторят назавтра свою хвалу и «великому человеку», и «лучшим временам в истории». И им поверят скорее, чем сотням страниц исторических документов. Потому что люди любят мифы. Вера в мифы позволяет даже в нынешних тяжелых экономических условиях надеяться: вот наступит полная «сталинизация русского общественного мнения», придет Новый Сталин, примет Россию с ядерной бомбой, а уходя (конечно, расправившись со всеми, кто там перечислен в предыдущей главке и кое с кем еще), оставит каждому россиянину (или только русским?) по квартире, по автомобилю… Впрочем, дальше придумайте сами, кому что нужно. И ждите… Чего дождемся?

3. «Генералиссимус смотрел с небес…»

Гениальный и непогрешимый Сталин — чуть ли не единоличный творец победы в Великой Отечественной войне: если бы не Он, если бы не его Гений, неизвестно, что со всеми нами было бы, что было бы со страной, с человечеством на Земле… Таков до ослепительного блеска отполированный частым употреблением Национальный миф № 2 (а по воздействию на умы, по значению в «сталинизации общественного мнения» надо бы поставить его на первое место).

Существует огромное количество свидетельств, воспоминаний, исследований о реальной роли Иосифа Сталина в руководстве военными операциями, во внутренней политике, в дипломатических «играх» — и во время войны, и в годы предшествовавшие… Что ж, нет сомнения, в Великой Войне против фашизма Сталин сыграл существенную роль. Иначе и быть не могло: человек, который узурпировал абсолютную и единоличную власть в стране с двухсотмиллионным населением, в стране, раскинувшейся на 1/6 части суши, в стране, во многом определяющей ход мировой истории, — этот человек с началом войны должен был или немедленно уйти в небытие… или вести народ к Победе. Побеждать вместе с народом — такова была взятая на себя Сталиным сухая политическая обязанность: в противном случае народ победил бы без него. Нет никаких оснований полагать, что окажись в то время на месте руководителя государства какой­то другой умный и энергичный деятель (а таких среди большевиков — по крайней мере в конце 20-х — начале 30-х, до начала кровавой «чистки», — было немало), ситуация радикально была бы иной… Хотя, кто знает, может быть, история пошла бы путями хоть немного менее трагичными. Конечно, лозунг «За Родину, за Сталина!», которым командиры и политруки поднимали в бой солдат, звучал бы как­то иначе, но все­таки главное в нем — первая часть — осталось бы неизменным. И можно не сомневаться в победе советского народа над фашизмом — со Сталиным или без оного. Но история состоялась так, как она состоялась, и теперь «сталинизаторы общественного мнения» стремятся приспособить ее к своим нуждам, безудержно мифологизируя прошлое.

Советский Союз теперь — «Россия Сталина». Не сам Сталин путем аппаратных интриг и кровавых репрессий устраивал и укреплял свою абсолютную власть в партии и в стране, — нет, это Господь послал Вождя народу в трудную годину. Его сакральная миссия, ни много ни мало, — «сохранение “русской цивилизации” перед лицом ее полного уничтожения, — сначала в 17-м, а потом в 41-м годах» — так считает Александр Проханов, главный редактор газеты «Завтра» и один из главных, если не самый главный идеолог неосталинизма (на его счет следует отнести и кавычки в цитате, и странное упоминание 17-го года… и безграмотность). «Россия Сталина принесла тридцать миллионов своих сыновей на алтарь Победы, что явилось ценой за спасение человечества. Ведь никто не говорит, что Христос заплатил слишком большую цену за спасение человечества?» — такова прохановская фирменная патетика... Нет, уважаемый, рядом с именем вашего языческого кумира не Христа вспоминать надо, но Ирода, убивавшего своих сыновей.

Царей и политиков судят. Даже если последние были во главе победившего народа. Народ и судит. Мертвые судят — и спрашивают о цене победы. Тридцать миллионов погибших оплатили своими жизнями не только Великую Победу, но и преступную неготовность страны к очевидно приближавшейся войне, отсутствие сколько­нибудь эффективной оборонительной политики и стратегии в годы, предшествовавшие войне. Не был ли этот провал результатом (среди прочего) репрессий против наиболее талантливой, наиболее инициативной, наиболее подготовленной профессионально части командования Красной Армии, развязанных Сталиным за несколько лет до начала войны? Да и вообще, в конце 30-х вождь, похоже, был занят не столько заботами о безопасности страны и созданием эффективной обороны, сколько интенсивным уничтожением лучших умов нации, в том числе талантливейших представителей технической и научной интеллигенции. Нетрудно понять, какой интеллектуальный потенциал (и его «оборонная составляющая») был уничтожен, если выжившие (половина? треть? какая часть?), даже запертые в лагерных «шарашках», все­таки смогли обеспечить научно-технический прогресс — вплоть до ядерного оружия. Заслуга Сталина здесь разве только в том, что хоть кого-то оставил в живых…

Общеизвестно, что перед войной Гитлер, что называется, «вчистую» переиграл Сталина в дипломатическом маневрировании и начало войны стало для кремлевского «хозяина» полной неожиданностью. Но дипломатические игры ведутся не на фишки, а на жизни миллионов, и этот преступный проигрыш, причины которого надо искать прежде всего в некоторых свойствах личности Сталина (крайняя субъективность в оценке противника, болезненная подозрительность к собственным сотрудникам), обернулся для страны чудовищными потерями… Все эти действия Сталина в годы перед войной, растерянность в первые месяцы боевых действий — разве не тягчайшее преступление перед народом? Между тем военно-промышленный потенциал СССР в 1943-1944 годах, когда военная экономика все­таки заработала в полную силу, был никак не выше потенциала 1939-1940 годов. Достаточно вспомнить, например, что в год Победы в стране производилось в два раза меньше стали, чем накануне войны. За первые два года войны страной были потеряны богатейшие, промышленно развитые территории и колоссальные людские ресурсы: в землю полегли миллионы солдат и мирных граждан.

Прошло 65 лет со дня окончания войны, но глубокие раны, нанесенные России преступной политикой вождя, кровоточат до сих пор... Люди, насаждающие миф о святой безгрешности Сталина, делают вид, что не знают, не помнят о кровавой трагедии репрессированных народов, о бесчеловечной депортации чеченцев, ингушей, месхов, крымских татар… Но сами репрессированные, их потомки, конечно, ничего не забыли и вряд ли когда­нибудь забудут.

Стремясь увести своего кумира от суда истории, сохранить в неприкосновенности Национальный миф о непогрешимости Вождя, «сталинизаторы русского общественного мнения» теперь пытаются спрятать Генералиссимуса… на небеса. И в общественное сознание вместо исторической правды пытаются внедрить весьма сомнительного литературного вкуса «поэмы»: «У Священного Холма, что на Псковщине, в канун Победы было богомольцам видение. Разверзлись ночные небеса, и казалось, в буре света бойцы в плащ-палатках несут багряное знамя, и над ними острокрылый ангел трубит в золотую трубу. Пронеслись и исчезли. Медленно, среди туч, окруженный ночными звездами, проступил туманный лик. Генералиссимус смотрел с небес на ночную землю, думал сокровенную думу». Автор текста все тот же — Александр Проханов. Не ему ли и привиделось?

4. «Только трое исчезли в подвалах Лубянки…»

Во все годы своего правления Сталин вел ожесточенную войну с соб­ственным народом, и об этой войне давно уже все сказано. И то, что от сорока до пятидесяти миллионов (по разным подсчетам) были подвергнуты репрессиям в той или иной форме, — знаем, подтверждено документально. И то, что не менее трети репрессированных погибли — были расстреляны, умерли от голода и болезней в лагерях, в ссылке, на принудительных работах, — знаем, подтверждено документально. И то, что репрессии не были некоторыми отдельными (пусть и многочисленными) «карательными акциями» против тех или иных слоев населения, но являлись основным принципом сталинской внутренней политики — принципом насилия, обоснованным теоретически: мол, по мере победы социализма сопротивление внутренних врагов усиливается, — об этом тоже знаем, помним, читали... Но даже зная все это, масштабы и саму суть этих сталинских преступлений трудно себе представить. Говорят, Сталин не был параноиком. Может, и не был. Но логика его действий никак не свидетельствует о здравом рассудке. Судите сами. Народ ведет тяжелейшую, кровопролитную битву на выживание с оголтелым и хорошо вооруженным внешним врагом, казалось бы, необходимо мобилизовать все внутренние ресурсы… но в то же время сотни тысяч, миллионы граждан, дееспособные взрослые заключены в лагеря и тюрьмы, лишены возможности встать на защиту Родины, заняты предельно непроизводительным трудом, практически вычеркнуты из оборонного потенциала страны.

Нынешние сталинисты, конечно, не могут делать вид, что репрессий не было. Но открывают они эти страницы истории только для того, чтобы оправдать Сталина, защитить его, даже здесь показать свое преклонение перед самым кровавым палачом в мировой истории. (Некоторые сомневаются: не Гитлер ли — самый кровавый? Не знаю. Спор за первенство пусть эти двое продолжат между собой — в аду.)

Здесь мы не будем много цитировать: сталинисты, хоть и отличаются один от другого языком, стилем, грамотностью, — но говорят все одно и то же. Следуя закону экономии информационных средств, предоставим слово уже знакомому персонажу, говорливому игумену Евстафию: «Сталинские репрессии — это тоже во многом миф, выдумка людей, которые хотят опорочить вождя.

На деле пострадало не так много людей, многие из которых заслужили это своим поведением. Я жил в Иваново в конце 40-х – начале 50-х годов: по нашей улице — проспекту Сталина — свободно ходили священники, они служили в храмах. В начале мы в них кидали камнями, потом они нас угощали конфетами, и мы стали очень хорошо относиться к этим батюшкам…

Мы вообще слышали только о трех людях, которые исчезли в подвалах Лубянки. А знакомых у нашей семьи было очень много: в том числе среди интеллигенции, врачей, представителей власти».

Впрочем, игумен Евстафий иногда все­таки отвлекается от своих детских впечатлений (да и пора бы: ему уж скоро 70) и пытается обобщать — в духе «сталинизации общественного мнения»: «Говоря о ГУЛаге, можно перефразировать известную пословицу: “или ГУЛаг, или пропал”. Если бы у Сталина не было таких жутких возможностей, как привлечение к строительным работам заключенных ГУЛага, то, я думаю, страна пропала бы: не было бы построено нужное количество заводов, фабрик и железных дорог. Это та ужасная цена, которую Сталин, скрепя сердце, должен был заплатить за благополучие своей страны». Мысль о том, что на строительных работах свободные люди работали бы лучше, производительнее, чем рабы-зэки, — такая мысль не может придти в голову блаженному «сталинизатору».

Впрочем, тут наш говорливый монах, может быть, сам того не зная, совпадает во мнении с людьми очень серьезными… В декабре прошлого года, когда сталинисты всех оттенков шумно отмечали очередной юбилей Вождя, в газете «Завтра» была опубликована, можно сказать, программная статья, подписанная именами четырех сотрудников редакции и занимающая почти полторы газетные полосы. Статья и называется программно: «Вопросы сталинизма». (Многозначительно манерный флер заголовка, конечно, очевиден всем, кто помнит сталинские «Вопросы ленинизма».) Это не просто статья, это документ, трактующий, в основном, о методах и успехах «сталинской модернизации». Сам по себе документ очень симптоматичен и заслуживает того, чтобы несколько позже вернуться к нему. Пока же, задавшись целью посмотреть, что сталинисты позволяют себе помнить и какими словами говорят о сталин-ских репрессиях, процитируем из «Вопросов…» только один пассаж:

«Для реализации ряда масштабных проектов, — не только трудоемких, типа Беломоро­Балтийского канала, но и некоторых важнейших оборонных заказов (“шарашки”), — широко использовался труд заключенных. За 24 года сталинской модернизации (1930 – 1953) в местах заключения погибло почти 1,6 миллиона человек, но население страны примерно за тот же период, 1926 – 1953 годы, несмотря на все “сталинские репрессии” и военные потери, выросло со 147 до 188 млн человек (в том числе городское — с 26,3 до 80,2 млн человек). За эти годы были построены тысячи новых заводов и фабрик, создана передовая, для того времени, инфраструктура экономики, совершены важнейшие научные открытия и технологические разработки, открыты и частично освоены богатейшие месторождения полезных ископаемых».

Погибло более полутора миллионов… зато освоены месторождения… Какая бессовестная, циничная… и нелепая логика!.. Да и все в этом пассаже и цинично, и нелепо, и лживо. Например, упоминание о приросте населения. При чем тут Сталин? Ну, разве что приплюсовал население аннексированных в 1939-1940 годах территорий — Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии. Правда, существенную часть населения этих территорий тут же отправил в лагеря. Впрочем, авторы «Вопросов…» обо всем этом — ни единого слова, ни единой цифры… Конечно, не заговаривают они и о том, что прирост населения был бы существенно больше, если бы в те же годы не менее 40 миллионов человек не были подвергнуты репрессиям …

Не идут к делу и «важнейшие научные открытия и технологические разработки». Оно конечно, страна и при Сталине как­то жила, и люди продолжали мыслить, совершать открытия, разрабатывать технологии… и после зимы наступало лето. Но хвастаться тут нечем: посчитайте, если в лагерях, по самым­самым заниженным, официальным оценкам погибли 1 миллион 600 тысяч человек (а по оценкам независимых специалистов всего в результате репрессий погибло народа едва ли не в десять раз больше), то сколько с ними погибло «важнейших научных открытий и технологических разработок»? А уж что касается «передовой для того времени инфраструктуры экономики», то, как мы уже вспоминали, первые же месяцы войны, да и долгая череда послевоенных лет показали, насколько эффективна и инфраструктура, и «сталинская» (или, попросту сказать, социалистическая) экономика в целом…

Так что же в приведенном пассаже главное? А главное здесь — стремление показать, что «сталинские репрессии» не есть универсальный и всеобъемлющий стиль сталинской внутренней политики, но на общем фоне побед и свершений явление, во-первых, по своим масштабам незначительное, почти ускользающее, можно даже в кавычки взять, и, во-вторых, до некоторой степени даже небесполезное: «широко использовался труд заключенных»… Таков Национальный миф № 3.

На этой ценной, можно сказать, концептуальной мысли мы на время с «Вопросами сталинизма» расстанемся. Концепция ясна. Но все­таки нам она интересна не сама по себе (в ней, по сути, нет ничего нового, все это многократно повторено советской пропагандой), но интересны, так сказать, глубины психологии тех, кто в своем иррационально­неудержимом влечении к Сталину и в наше время, уже после того как были обнародованы реальные цифры и факты, продолжают мифологизировать историю и для этого прибегают к безудержной «концептуальной лжи».

5. «Малиновая свежесть сталинских губ»

Вообще­то, для того чтобы понять глубинные корни иррационального влечения к Сталину, много читать не обязательно, достаточно познакомиться с одними только текстами писателя Александра Проханова. Его статьи всегда на первой полосе, и в редкой из них автор обходится без имени Сталина, о чем бы ни шла речь. Или даже не так: речь почти всегда идет о Сталине, а уж контекст бывает разный. Недавно я был совершенно потрясен и почувствовал даже некоторую зависть перед искусством коллеги: имя Сталина оказалось главным компонентом статьи… о землетрясении на Гаити. А все очень просто: землетрясение — дело рук американских спецслужб, и в ответ на эту акцию во льдах русской Арктики должен курсировать крейсер «Иосиф Сталин» с геофизическим оружием на борту.

В художественном (назовем его так для удобства речи) мире Проханова Сталин — фигура космически-мистическая… но и живой человек. Живой человек с чрезвычайно привлекательной внешностью. И рисуя внешность, художник использует весьма нежные краски, какие и женщине было бы уместно использовать для описания предмета своей страсти… Процитируем отрывок из романа, который был опубликован в газете «Завтра» (прошу извинить за обширную цитату):

«В ту же минуту из-за постамента вышел мужчина, молодой, с черной бородкой, с черными, спускавшимися на лоб волосами, легкий в походке, грациозный и узкий в талии, переставляя быстрые ноги в мягких коротких сапожках. Алексей узнал в нем Сталина, в ранний, кавказский период… Сталин положил на стол ладони, и Алексей заметил, какие длинные, гибкие, с розовыми гладкими ногтями у него пальцы… Сталин барабанил пальцами по столу, блестел молодыми, оливковыми глазами… Алексей слушал и при этом замечал, как сидящий перед ним темноволосый молодой человек с оливковыми глазами постепенно меняет внешность. Волосы его становились гуще, приобретали слабый медовый оттенок. Зачесанные назад, они открывали широкий лоб (?? — Л. Т.), на котором обозначились морщины и выпуклые надбровные дуги. Щеголеватая бородка исчезла, образовались густые усы с легкими завитками на концах. Губы, утратив малиновую свежесть, стали резче, подвижнее…»

Нас, конечно, интересуют не личные пристрастия писателя Проханова — пусть даже и к Сталину. Нас интересует, почему человек, который о суровом, жестоком историческом деятеле пишет, как женщина о предмете своего восторга, — почему такой человек становится лидером и выразителем симпатий значительного слоя российского населения?.. Впрочем, ответ на этот вопрос был дан давно, задолго до того, как родился писатель Проханов. Обратимся к замечательному русскому философу Николаю Бердяеву и позволим себе привести еще одну пространную цитату — на этот раз из книги «Судьба России», которая вышла в Москве в 1918 году, в исторической ситуации, которую сам автор понимал как «русское падение»: «Русский народ не хочет быть мужественным строителем, его природа определяется как женственная, пассивная и покорная в делах государственных, он всегда ждет жениха, мужа, властелина. Россия — земля покорная, женственная. Пассивная, рецептивная жен­ственность в отношении к государственной власти — так характерна для русского народа и для русской истории Это вполне подтверждается и русской революцией, в которой народ остается духовно пассивным и покорным новой революционной тирании, но в состоянии злобной одержимости Русский народ всегда любил жить в тепле коллектива, в какой­то растворенности в стихии земли, в лоне матери Русский народ хочет быть землей, которая невестится, ждет мужа…»

Сразу заметим, что того русского народа, о котором говорит Бердяев, давно уже нет. Во­первых, «жених, муж, властелин», явившийся в результате революции, оказался садистом и убийцей, и «тепло коллектива», «стихия земли» были им напрочь разрушены и залиты кровью. В результате многолетнего насилия русский народ изменился до неузнаваемости, но, конечно, не исчез: он все еще оставался почвой, землей, но земля эта уже не «невестилась», — она была насильно перепахана, многократно и в самой извращенной форме (среди прочих и наиболее жестоко — И. Сталиным), и засеяна семенами лжи и ненависти, и вновь и вновь поливалась кровью — и во время Великой войны, и во время великого террора.

И все­таки иногда кажется, что «рецептивная женственность» прочно закреплена в геноме иных русских. Закреплено преклонение перед силой, готовность подчиниться чужой воле… и тут же стремление самому совершить насилие, «в состоянии злобной одержимости» охотно влиться в ряды насильников. Не эти ли качества проявляют те, кто обожествляет кровавого диктатора?

Впрочем, обратимся к еще одному отрывку из романа Проханова. Скажу сразу, что отрывок, который я сейчас процитирую, произвел на меня как на читателя сильное впечатление, — говорю об этом без иронии, с уважением: здесь писатель Проханов честно, без лукавства открыл самую суть своего влечения к Сталину, и это дорогого стоит:

«Алексей заметил, как изменилась внешность Сталина. Его лицо осунулось и постарело, на щеках и лбу пролегли едкие морщины. Волосы были зачесаны назад, и в них появилась желтоватая седина. Усы стали реже, без щеголеватых завитков на концах, с никотиновой желтизной. По всему лицу стали заметны оспины, словно следы от ударов крохотных градин. Этими градинами, оставлявшими на лице металлическую рябь, были годы пятилеток, возведение заводов и домен, создание новых самолетов и танков, собирание колхозов и строительство городов. Это были годы судебных процессов, где прежние соратники отправлялись в расстрельные рвы, тюремные эшелоны расползались в пустыни и тундры. И он один, в кремлевском кинозале, в который раз смотрел черно­белый, колдовской фильм “Триумф воли” — творение гениальной и безжалостной немки, магическое искусство которой была направлено против его “красной империи”».

Заметим, что фильм Лени Рифеншталь был в основном снят в 1934 году на съезде гитлеровской партии, в первые месяцы существования «Третьей империи», и сам фильм против «красной империи» никак не направлен. Если же Сталин действительно неоднократно смотрел «Триумф воли», то, скорее всего, потому, что «колдовство и магия» этого фильма — в точно переданной режиссером завораживающей, захватывающей обывателя эстетике национал-социалистического имперского порядка — порядка, объединяющего под властью единой воли, в едином строю, в едином порыве, в едином восторженном вопле всю нацию целиком — всю до единого человека. «Гитлер — это Германия! Германия — это Гитлер!» — этим воплем и заканчивается фильм. Если Сталин действительно смотрел «Триумф воли» неоднократно, то, может быть, потому, что видел в этом фильме свою нереализованную мечту: ему, даже при всей абсолютной власти, такого, почти механического порядка было не добиться: не та страна, не та история, не тот народ. Германия была обманута нацистами, загипнотизирована Гитлером. Россия — изнасилована и растоптана коммунистами и Сталиным… Но у Проханова сцена убедительная: проходят годы, меняются эпохи, но в кремлевском кинозале одинокий Сталин (или теперь вдвоем с Прохановым?) снова и снова упивается захватывающей, возбуждающей его эстетикой национал-социалистического съезда…

Не знаю, сколь часто на самом деле смотрит фильм Рифеншталь писатель Проханов, но мне кажется, что в наши дни ему больше пристало бы смотреть великий фильм другой женщины­режиссера — «Ночной портье» Лилианы Кавани. Этот фильм — трагическая история неодолимого сладостного влечения, которое бывшая узница фашистского конц-лагеря через много лет после освобождения испытывает к скромному гостиничному портье: в нем она узнает своего мучителя, палача того самого лагеря — человека, который собственноручно выжег ей на плече лагерный номер, который растлил ее… но которого она страстно любит. Фильм кончается тем, что палач и жертва, обнявшись, идут навстречу смерти — и вместе погибают…

Сталин — ночной портье России. Он изнасиловал страну и одних казнил, других — растлил насилием… Люди, которые испытывают садомазохистское влечение к жестокому палачу, люди, которые в сладост­ном экстазе оправдывают все его преступления, — эти люди мечтают и теперь поставить народ перед страшным выбором: одним — творить насилие, другим — в силу «рецептивной женственности» русского характера подчиняться насилию… На языке политики то, о чем они мечтают, можно было бы назвать имперским национал-коммунистическим порядком с Новым Сталиным во главе. Это, насколько умеет по-русски, и объяснил нам писатель Проханов. С наивной двусмысленностью он называет свою мечту «Пятой Империей Русских».

6. «В реторте клубились смыслы…»

Предыдущие страницы этой статьи были уже написаны, когда, просматривая интернет-портал газеты «Завтра» в поисках новых «сталинизаторских» откровений, я вдруг наткнулся на следующие строки: «Александр Проханов, прежде всего, — писатель и идеолог — Великий Русский Писатель, художник слова, создавший потрясающие художе-ственные полотна, и Идеолог, генератор идей, которые могут и должны спасти Россию (и, следовательно, мир). Второго писателя, равного по величине и масштабности, по вселенской всеохватности, — в России, а, соответственно, и в ее глобальных окрестностях, нет…» (Кто автор, признаться, не упомню, да это и не важно.) Прочитал я… и растерялся. Такой человек! А я позволял себе иронизировать по поводу его текстов… В свое оправдание скажу, что мне, должно быть, не повезло: «потрясающие художественные полотна» мне как­то не встретились, а попадались все больше строки, исполненные дурного вкуса и неряшливые. Судите сами: «Медленно, среди туч, окруженный ночными звездами, проступил туманный лик». Как это? Оно ведь как бывает: или тучи, или звезды… Или вот еще: «сохранение “русской цивилизации” перед лицом ее полного уничтожения». Оказаться «перед лицом смерти» — можно. Можно оказаться «перед угрозой уничтожения». А вот «сохранение… перед лицом уничтожения» — это невозможно, по-русски так не говорят, безграмотно это… Ну, а уж то, что Сталин «переставлял быстрые ноги» или «блестел молодыми, оливковыми глазами», — это уж, братцы, извините, комментировать просто нет возможности!

Можно бы, конечно, долго инвентаризировать «потрясающие полотна», однако наша задача — не литературно­критический анализ. Ну, пишет и пишет человек в свое удовольствие, — написав «Сталин блестел глазами», сам, небось, был в восторге, — и пусть пишет, как хочет, Бог с ним совсем. Нам важнее другое: громкое объявление, что Проханов, мол, — Идеолог, который должен спасти Россию и все человечество…

Увы, как и в случае с художественными полотнами, со спасительными идеями у Проханова дела обстоят неутешительно. Да и у других неосталинистов не лучше. Можно, конечно, вдохновляясь экранным воплощением давнишнего съезда НСДАП, мечтать об установлении и в России имперского порядка, о некоей «Пятой Империи». Можно даже на пути к этому порядку объявить всеобщую «сталинизацию рус­ского общественного мнения» и пообещать поднять на штыки и в чем­то провинившихся «энтэвэшников», и других сторонников «либерастии». Можно до мозоли на языке повторять, что нынешние власти никуда не годные, антинародные, оккупационные и т. д. и т. п. Но всего этого мало: необходимо все­таки предложить народу, обществу некую конструктивную идеологическую систему, которую народ, общество — то есть большинство избирателей (не о революции же люди мечтают! вон и в 1933 году фашисты без революции обошлись) — примет как свою и на основе которой дальше жить будем. …И вот тут у нынешних сталинистов ну просто никак ничего не получается: нет у них ни сколько­нибудь стройной идеологической системы, ни сколько­нибудь конструктивной политической программы.

Здесь, кажется, взгляду неосталинистов надо бы прежде всего обратиться к коммунистам: уж у них­то должна быть какая-никакая Государственная Идеология, да и Сталин им ближе, чем кому бы то ни было... И действительно, еще лет пятнадцать назад Проханов с надеждой смотрел именно на КПРФ. И даже в свойственной ему манере, использованной потом для портрета молодого Сталина, по-женски нежно живописал облик лидера коммунистов Зюганова: «…его огромный лбище, голубые под пшеничными бровями глаза, рокочущий бас, широкая вразвалку поступь»… И красиво изображал свое с Зюгановым будущее: «Я подозреваю, Зюганов остро чувствует эту дилемму: остаться ли ему лидером традиционной парламентской партии, в которую он превратил КПРФ, давая ей возможность выжить и действовать, обрекая ее на унылый парламентаризм, или же, исцелив организацию, оснастив ее запасом социальной прочности, снова, продолжая коммунистический завет, бросить вызов пошлой стихии, предпринять попытку здесь, в России, овладеть историей, перехватить ее у Запада, развернуть в “русскую сторону”, туда, где мерещится “русское будущее”, “русское солнце”, “русская несказанная мечта”. Что это за “мечта” и “солнце”, дадут ответ теория и идеология Русского Коммунизма, на освоение которых, я убежден, Россия потратит следующий век» («Советская Россия», 21.09.95)…

Нет, все­таки иногда Проханов довольно точно употребляет русские слова: пятнадцать лет назад ему нечто «мерещилось»… Мерещилось, мерещилось… померещилось. За последние пятнадцать лет никакая сколько­нибудь заметная «теория и идеология Русского Коммунизма» не только не начала осваиваться, но даже и вообще не возникла. А партия Зюганова, сосредоточившись в основном на защите социально­экономических интересов своих избирателей (впрочем, как всегда у коммунистов, — на «защите» чисто демагогической), и по сей день «обречена на унылый парламентаризм». Да и на этой стезе коммунисты влачат весьма скромное существование, теряя влияние от Думы к Думе…

Нет, оказывается, не ради плоских социально­экономических интересов затевается «сталинизация русского общественного мнения» и предпринимаются попытки конструировать «идеологию Русского Коммунизма». Не ради пошлой сытости поднимается над головами, как пестрая еретическая хоругвь, мечта о «Пятой империи». Более того, нео­сталинисты вообще даже готовы признать, что в области экономики конкуренцию с ненавистным Западом (читай: с демократическим порядком) им не выдержать — и не надо, не это главное: «После ХХ съезда коммунизм стал восприниматься снова как “пир на весь мир”, то есть через призму сугубо внешнего, материального благополучия. Не удивительно, что идеология умерла, как только свои материально­технические преимущества продемонстрировали страны Запада». Это из программ-ного документа «Вопросы сталинизма», который мы уже вспоминали и который теперь поможет лучше понять, каковы же все­таки идейные основы Русского Коммунизма и грядущей «Пятой империи».

Авторы документа правы: смерть, разложение, окончательный уход в небытие «классической» коммунистической идеологии, кажется, дей­ствительно состоялись. По крайней мере, у неосталинистов никакой генетической связи с марксизмом-ленинизмом не просматривается: в «Вопросах сталинизма» не вспоминаются ни имена «основоположников», ни само их учение. Вообще язык, стиль этого документа разительно отличается от языка партийных документов прошлого, тяготевших к рационалистическому, «научному» мировосприятию. Нет, здесь рационализм и близко не присутствует. Разве Ленин, да хоть бы и сам Сталин могли бы говорить о коммунистической партии, о ее деятельности такими вот словами: «Как назывался модернизационный субъект, на который опирался Сталин в своем рывке? Это была Партия. Ее метафора — алхимическая реторта, в которую опытная рука собирает воедино развеянные в космосе энергии. При Сталине эта реторта вбирала в себя энергии общества и поддерживалась в раскаленном состоянии, ее содержимое постоянно выпаривалось и обновлялось. Вещество двигало самое себя и все вокруг. “Теплокровности” не допускалось. В этой реторте клубились смыслы, замышлялись новые города, науки, индустрии, давались имена невиданным, вырванным из Небытия сущностям».

«В реторте… замышлялись новые города», — конечно, сильно сказано! Но понятно, что не марксизм-ленинизм. И в то же время «алхимия», «развеянные в космосе энергии», «сущности, вырванные из небытия» — вся эта терминология, близкая… оккультизму, как увидим через пару абзацев, вовсе не случайна.

Пожалуй, неправильно говорить, что неосталинисты реанимируют Сталина. Нет, они его заново конструируют. Тот реальный, историче-ский Сталин им не годится по многим параметрам. Для нужд нынешней «сталинизации русского общественного мнения», для нужд «Пятой империи» им нужен не автор «Вопросов ленинизма», не яростный автор и последовательный воплотитель коммунистической доктрины с его категорическим неприятием частной собственности, даже и не строитель послушной, но неповоротливой и коррумпированной бюрократической системы (та самая «алхимическая реторта», в которой «клубились смыслы»). Им нужен Герой по имени Русская Несказанная Мечта. И чтобы в руках у Героя была мистическая Чаша Грааля, дающая власть над миром — без всяких там выборов или революций. Только такой вывод и можно извлечь из «документа четырех», прочитав в нем раздел «Метафизический Сталин».

Смысловое ядро этого раздела составляет цитата из ранее опубликованного в той же газете «Завтра» очерка «Мистический сталинизм» (автор — некто Сергеев): «Для Сталина власть была неизбежным и необходимым условием для воплощения той колоссальной исторической сверхзадачи, поставленной перед Россией высшими, небесными силами в те дни, когда еще не было ни Рюриковичей, ни славян, ни скифов, когда еще не успела начаться человеческая история. Эта сверхзадача, сокровенная сердцевина небесных предначертаний русской судьбы, стала для Сталина личным политическим проектом». Процитировав своего устремленного в астрал коллегу, авторы документа заключают: «В глубинной основе сталинской политики лежала доктрина русского космизма. Это “философия общего дела”, ориентированная на бессмертие. Это идея “одухотворенной вселенной”, нацеленная на преодоление вселенской энтропии, на пробуждение мертвой материи».

Таково движение идеологии неосталинистов: от псевдонаучного коммунизма к темному оккультизму, от квази­рационализма Маркса­Энгельса­Ленина к мистической мешанине из Блаватской­Штайнера­Федорова. И тут, конечно, очевидна генетическая связь будущей «Пятой империи» с канувшей в вечность «Третьей империей». В романтическую пору политического детства те тоже увлекались оккультизмом и мистикой, и НСДАП Гитлера, как известно, начинала свою историю как один из филиалов тайного общества Туле, где посвященные приобщались идеям «космизма» и постигали «сокровенную сердцевину небесных предначертаний», но, понятно, не русской, а германской судьбы. Сам же Гитлер, уже будучи фюрером всех немцев, считал себя воплощением духа императора Фридриха II… Ну, вот и приехали. В кого же теперь идеологи «Пятой империи» хотят переселить очищенный от марксизма дух Иосифа Сталина?

И все­таки, может быть, русский народ, обретший новую мужественность в борьбе за демократию, впредь обойдется без империй? И без новых инкарнаций кровавого Кобы, о котором с исчерпывающей точностью сказал недавно один из иерархов Русской православной церкви, один из ближайших сподвижников Патриарха Кирилла архиепископ Иларион: «…Сталин был чудовищем, духовным уродом, который создал жуткую, античеловеческую систему управления страной, построенную на лжи, насилии и терроре. Он развязал геноцид против народа своей страны и несет личную ответственность за смерть миллионов безвинных людей… Количество жертв сталинских репрессий вполне сопоставимо с нашими потерями в Великой Отечественной войне».

Великий русский философ Василий Розанов когда­то выдохнул: «Все русское печально…» Печальна и логика движения идеи Русского Коммунизма. Неужели судьба «Третьей империи» ничему не научила? Да и судьбу «Четвертой, красной империи» не следует ни забывать, ни идеализировать: «триумф воли» всегда кончается большой кровью и большим крахом… Пришла пора менять дискурс.

The Straight Story