Преступления большевиков: пора выслушать свидетелей

На модерации Отложенный

Совершил ли Сталин поворот от мировой революции к национальному направлению? Для многих из нас отрицательный ответ на такой вопрос совершенно очевиден. Какой поворот, если безумная милитаризация страны продолжалась более полувека, с конца 20-х годов? Шестьдесят четыре тысячи танков, героически собранных в мирное время и накопленных к 80-м годам – это всё что угодно, только не забота о национальных интересах.

Но можно увидеть и немало сторонников противоположной точки зрения, стоит только предпринять навигацию по всевозможным общественно-политическим форумам.

Обычно это люди довольно специфического сорта – из той категории, кто ищет вещь не там где потерял, а где светло. Показания свидетелей они оценивают как подложные, дикие людоедские преступления советской большевистской власти – называют просчётами, а верить предлагают только официальным документам – там, в архивах, наведён относительный марафет, да и освещённость соответствует профсоюзным требованиям.

Тут возможны два варианта, из которых оба хуже. Какие-то важные документы могли попросту не оказаться в архивных папках. Недаром товарищ Сталин любил поучать своих младших подельников – дескать, делайте что хотите, только не оставляйте следов. Другая замечательная возможность выражается в том, чтобы не показывать народу ничего лишнего. Как говорится, гриф «секретно» с документов снимаем, но легко и свободно устанавливаем новый запрет в виде: «выдаче не подлежит». Показателен случай с материалами по Катыни.

Из опубликованных разговоров Горбачёва со своим помощником Болдиным мы знаем, что эти документы вполне могли быть уничтожены. Однако пожелание-приказ генсека не было выполнено, что, кстати, показывает чрезвычайно слабую управляемость всей несуразной советской машины. Большевики, в силу врождённой слабости ума, не были способны эффективно контролировать работу специалистов, и люди с совестью имели некоторую свободу в своих действиях.

Нет, время опираться только на официальные материалы ещё не пришло.

Нужны надёжные свидетельские показания. И что совсем удивительно – у нас «их есть», как говорили раньше в славном городе Одессе.



Представьте себе собеседника, пожившего в царское время и встретившего революцию 1917 года в возрасте двадцати шести лет. Участника Белого подпольного движения на Украине в Гражданскую войну, но сумевшего вырваться из ЧК ввиду отсутствия доказательств. В советское время он – инспектор по физкультуре и спорту ВЦСПС.

За попытки побега из социалистического «рая» попал в концлагерь, но оттуда всё же сумел убежать в Финляндию.

Отказался выступить в поддержку Гитлера, был несколько раз арестован гестапо и затем сослан в г. Темпельбург. Жизнь окончил в Уругвае в 1953 году.

Это писатель Иван Солоневич, автор книг «Россия в концлагере» и «Народная монархия». И вот к чему сводится мнение человека с таким уникальным жизненным опытом, изложенное ещё в 30-х годах:

«На краю своей гибели большевики будут делать отчаянные усилия. Они будут и резать друг друга, и вспоминать Суворова. И бросать бомбы в нас, и вопить о русском патриотизме». «В рядах коммунистической партии всегда боролись – борются и сейчас две тенденции. Первая – это мировая революция, и вторая – это социализм в одной стране. Победа или поражение одной из этих тенденций не мотивируются и не вызываются никакими принципиальными соображениями. Здесь спор идёт только о технической возможности». «Сталин выбрал компромиссную линию – укреплять на базе крепостного труда и беспримерного обнищания массы военную мощь отечества трудящихся и в то же время делать всё, что только было технически возможно, для мировой революции. С лозунгами мировой революции или без… большевистская власть в совершенно одинаковой степени является врагом русского народа».

Кстати, главной опасностью после падения этого режима Иван Солоневич считал советских партийных и государственных чиновников – единственную организованную силу, которая способна, под иными политическими вывесками, установить свой новый режим власти. Он и в этом вопросе не ошибся – но уже не как свидетель, а как автор подтверждённого временем прогноза.