Либералы и обиралы

Либерализм в России в том виде, в каком он проявил себя в течение двух последних десятилетий, дискредитирован. Боюсь, что полностью и окончательно. Это результат не только мощной пропагандистской кампании сверху по развенчанию \"лихих 90-х\", \"проклятых либерастов\" и \"демшизы\", но и действий самих либералов во власти и вокруг нее. При этом власть вовсю пользуется благами либеральной экономики, а либеральная элита смирилась с тем, что ее клеймят, опасаясь лишиться привилегий и капиталов, полученных после августовской революции 1991 года, ею же по недоразумению объявленной демократической.

В середине 1990-х либералы в своем большинстве поддержали идею \"либеральной империи\", а затем и действия государственника Владимира Путина. Сегодня, разочаровавшись, они возлагают надежды на \"оттепель\" и модернизацию Дмитрия Медведева, вдохновляясь его статьей \"Россия, вперед!\", выступлениями с осуждением Сталина, докладом пропрезидентского ИНСОРа и т.п. Хотя российская действительность не дает никаких оснований сомневаться в приверженности Медведева курсу предшественника, некоторым либералам удается испытывать гордость за власть и считать, что российское государство \"сегодня – при всех его недостатках – является самым открытым и свободным за всю его многовековую историю\".

Действия \"либерала\" Медведева по сути направлены на вовлечение внесистемных или разочаровавшихся либералов в пространство власти и выбивание таким образом основы их оппозиционности режиму. Эта стратегия успешно воздействует и на более широкую аудиторию. К примеру, 12 мая зрителям RTVi был задан вопрос: кому из нынешних российских лидеров вы больше симпатизируете? 82,7% назвали Медведева и только 17,3% – Путина. Идущая в Интернете кампания с требованием отставки Путина тоже исходит из предположения, что Медведев, избавившись от всесильного премьер-министра, начнет проводить принципиально иную политическую линию.

В нынешних надеждах на Медведева вновь проявился фундаментальный изъян российского либерализма. Это его исторический инфантилизм, постоянное стремление опереться на власть, ждать реформ сверху, идти навстречу власти, а не народу. Вот и глава фонда \"Русское либеральное наследие\" сегодня так же, как его далекие предшественники, убежден, что для реформ нужна команда и действия сверху: \"...вот та команда, которая пришла делать реформы в александровские времена, создавалась 20-30 лет, причем в тяжелые времена, как мы сейчас скажем, николаевской реакции. Но когда был брошен клич и когда стало ясно, вокруг кого группироваться и что можно сделать, а можно было сделать очень многое, подошли силы очень разные с флангов\".

Закономерно возникает вопрос: а есть ли у современной России в запасе эти 20-30 лет, чтобы не спеша размышлять о возможных сценариях будущего? Выучен ли урок 1917 года, когда противоречия, порожденные теми реформами-контрреформами, разрешила революция и гражданская война, которая смела с исторической сцены и самодержавие, и либералов? В конце XIX – начале XX века мало кто из них осознавал, какой хаос шевелится под русским космосом. Многие ли понимают это сегодня? Многие ли задумываются о том напряжении, что скрывается за вопиющими противоречиями между бедными и богатыми, между столицей и провинцией, между коренными жителями и мигрантами – противоречиями, разрастающимися на фоне стремительной общей деградации страны?

Российским либералам жизненно необходимо повзрослеть - не облагораживать власть, а задуматься над тем, чтобы вернуть, пока не поздно, доверие народа. В связи с этим неприлично продолжать именовать народ быдлом и игнорировать растущие настроения русского национализма. Не знаю, многие ли заметили появление в нем в середине 2000-х здорового, европейски ориентированного течения, участники которого понимают необходимость избавления от \"предрассудков по отношению к гражданскому обществу, демократии, свободному рынку\". Их взгляды представлены в на редкость разумном интервью главного редактора журнала \"Вопросы национализма\" Константина Крылова.



Он согласен с тем, что власть в России носит оккупационный характер: страна и сегодня \"управляется как колония\". Власть ориентирована не на благо населения, а на получение прибыли, которая вывозится за ее пределы. Поэтому руководство страны заинтересовано в том, чтобы народ был атомизирован, раздроблен, так как \"все формы самоорганизации мешают колонизаторам\". Он согласен с тем, что для нормальной страны конституция – самый важный, определяющий документ (вспомним хотя бы Конституцию США). Именно привычка народа жить по конституции – закону, обязательному для всех, - делает народ нацией в европейском смысле слова – nation. \"Но в колонии самое важное – это ведомственные инструкции, а конституция — это лишь декорация... В России инструкция, данная менту его начальством, всегда важнее конституции. Сейчас вся мощь государственной машины основана на том, что русские не ощущают себя нацией и не отстаивают собственных интересов. Когда достаточно большое количество людей осознает себя нацией, ситуация изменится очень серьезно. То, что сейчас представляется неодолимой силой, больше не будет казаться таковой\".

К этому интервью требуется историческое пояснение. В истории России нацией была Древняя Русь, которая жила по законам Русской правды – правового документа, мало чем отличавшегося от подобных документов, существовавших в Европе. Потому и древнерусский этнос был европейским по своему цивилизационному коду до тех пор, пока не был завоеван представителями иной, татаро-монгольской цивилизации. С этого момента московские князья, получая ярлык на княжение у татаро-монгольского хана, стали управлять своей территорией по примеру завоевателей, оккупантов, что постепенно вошло в традицию. Что касается древнерусского этноса, то он исчез, потому что сменился другим – великорусским. Главной ценностью новой цивилизации стало самодержавие, деспотизм, получивший крайнее выражение при Сталине. Этот деспотизм, который прославляется некоторыми силами сегодня и рассматривается в качестве сценария для будущего России, только усилил деградацию русского этноса, истощив и обескровив его.

Задачей новых либералов, если они заинтересованы в том, чтобы и Россия, и они сами остались в истории, должно стать содействие превращению народа в nation. Не российский деспотизм в каком угодно обличье – сталинском или путинском, - а народ должен быть ценностью более высокого уровня. Новые либералы и европейски ориентированные силы русского национализма могли бы совместно осуществлять не только правозащитную деятельность и гражданское просвещение народа, но и организовать, к примеру, движение в защиту мелкого и среднего бизнеса с целью закрепления за ним законного права частной собственности и создания таким образом своей политической основы – среднего класса. И при этом усиливать гражданское давление на власть, заставляя ее действовать в интересах общества.

Это задача исключительной сложности, особенно если учесть, что нынешняя власть поднаторела в искусстве дискредитировать оппозиционные движения, перехватывать их лозунги, полностью выхолащивая первоначальный смысл, а также использовать государственные средства для коррумпирования оппозиционных лидеров и для вовлечения в свою орбиту мало что понимающей молодежи.

Да и из российских интеллектуалов немногие демонстрировали либеральный, европейский подход в сложнейшем вопросе о национализме. Философ Мераб Мамардашвили – один из них. В своей статье \"Нигилизм и национальный вопрос\" (\"Литературная газета\", 6 марта 1991 года) он назвал национальные движения формой, в которой рождается гражданское общество, решаются проблемы гражданских свобод. Или, как говорили римляне, делается res publica – общее дело.

Если и есть у страны выход в нормальное будущее, то только на пути превращения народа в решающую гражданскую силу своей страны и преодоления оккупационного режима российской власти.