Причин для роста не видно

Трудно сказать, что имел в виду Владимир Владимирович, который, выступая в Думе, заявил, что рецессия приказала долго жить. Мы видим только одно обстоятельство: в России был надутый пузырь и он сдулся. Мы понесли потери, прежде всего, в результате снижения мировых цен на основные товары российского экспорта. Кроме того, на мировых финансовых рынках были осложнения, которые привели к изменению ситуации на российском рынке. В небольшой степени руку к этому приложило и российское правительство. После того как девальвировался рубль, который мы довольно дорогой ценой удерживали, мы вышли на тот уровень, который для нас является естественным — за вычетом того самого пузыря. Возможно, это «сдутие» имел в виду Путин, говоря об окончании рецессии.

При этом надо понимать, что пока реального, ощутимого оживления в экономике нет. Премьер-министр говорил, что у нас уже динамика роста 5,8% ВВП, но я не понял, по отношению к чему. Возможно, по отношению к третьему кварталу прошлого года, но надо все-таки получить более обстоятельные разъяснения от Росстата, который в это время менял методологию, приведшую к тому, что были сломаны основные динамические ряды, характеризующие выпуски основных отраслей производства. По данным экспертных заключений, темпы роста по отношению к августу прошлого года в среднем пока что все время снижаются. Не хотелось бы, чтобы увеличение темпов роста было достигнуто ценой методологических «резервов» Росстата. Недавно в «Ведомостях» вышла заметка о результатах первого квартала. Из нее следовало, что показатель 5,8%, который привел всех в правительстве в состояние эйфории, связан с тем, что пересмотрена классификация промышленной продукции. Наши эксперты говорят, что рост примерно нулевой, мы скорее должны говорить о стагнации, а не о возобновлении экономического роста. Для роста причин пока не видно. Мировые рынки несколько поднялись, у нас увеличились доходы от сырьевых товаров, но они не восстановились до того уровня, который был прежде. А на внутреннем рынке инвестиционный и потребительский спросы не растут. Поэтому трудно ожидать, чтобы темпы роста были высоки. Нужно искать какие-то дополнительные источники роста, кроме тех, которые уже есть в копилке правительства. Например, капитальное улучшение делового климата за счет повышения уровня доверия к государственным институтам, который у бизнеса сегодня очень низок.

Я не готов подтвердить слова премьера о том, что восстановление у нас идет быстрее, чем у стран БРИК. Это неочевидно. Индия и Китай растут намного быстрее. Я не стал бы драматизировать наше падение, для меня оно говорит только об одном: рост, который мы наблюдали последние два года до кризиса, был дутым, в том числе за счет безграничных заимствований на Западе, за счет необычайного оживления на рынках, привязанных к неторгуемым товарам, то есть к тому, что мы не можем экспортировать и должны сбывать на внутреннем рынке — строительству, автомобильной промышленности, услугам. В значительной степени за счет этого происходил рост, который подпитывался нефтедолларами. Эти неимоверно раздутые проекты не находят нового спроса, новых рынков, на них нет денег. Я пока не вижу никаких спасительных маяков, которые позволили бы нам выделиться чем-то в ряду остальных стран БРИК, экономика которых находится в более здоровом состоянии, чем наша.

Кризис в широком смысле слова, естественно, не прошел. Он не прошел и в мире, главные проблемы остаются. Основные причины кризиса в крупных структурных изменениях мировой экономики, в быстрых темпах экономик развивающихся стран, прежде всего, Китая и Индии, которые тянут на себя объемы, прежде производившиеся в развитых странах. Что делать развитым странам — эта проблема пока не находит решения. Пока она не будет решена, экономического подъема в мире не будет. Мы можем к этому только добавлять собственные проблемы.

Премьер сообщил о намерении в очередной раз реформировать здравоохранение. Это мера исключительно актуальная. О реальных планах проведения реформы я по тем обрывочным сведениям, которые к нам подступают, пока судить не могу.

Но у меня большое опасение вызывает то, что у нас предполагается развивать систему обязательного медицинского страхования как государственный институт, а не строить ее как рыночную. Обязательное медицинское страхование означает, что население будет пользоваться услугами, финансируемыми государством. Небольшую подпитку здравоохранение будет получать от крупных компаний, финансирующих социальные пакеты своих сотрудников, — так называемое дополнительное медицинское страхование. Остальное — оплата населением услуг врачей, сестер, уборщиц, нянечек и тех анализов и лекарств, которые продаются по коммерческим ценам. Вся эта система, как она мне видится, крайне несовершенна. Она не реализует передовой опыт мирового здравоохранения и не намечает использования тех возможностей, которые у нас есть на тот случай, если мы сможем организовать нормальное добровольное медицинское страхование с приобретением страховых полисов. Определенная часть услуг в рамках этих полисов в соответствии с конституционными обязательствами может финансироваться государством, но все должны подключиться. Сегодня человек, желающий быть здоровым, не может реализовать свой спрос на здоровье. Нормальные полисы у нас не распространены, что население убеждено, что здравоохранение должно быть бесплатным. Эту веру в нем подкрепляют: государство сделает мощную систему обязательного медицинского страхования, будет раздавать квоты на дорогостоящие операции, заботиться о регулировании цен на лекарства. Эта картина означает, что платежеспособный спрос, который мог бы быть одним из моторов российской экономики, работать не будет. Государство только обещает, что даст больше денег — вот, что звучало в речи премьер-министра. А таких денег у государства уже не будет и, более того, даже не должно быть.

С пенсионной реформой дело в смысле разработки идеологии обстоит лучше. Но в основе той концепции, которая мне известна, по-прежнему лежит бюджетное финансирование. То есть это не самодостаточная финансовая система. Значит, у нас так и не будет длинных денег, на которые мы рассчитывали. Люди опять-таки не будут принимать полноценного участия в формировании этой системы. Здесь мы так же, как и в здравоохранении, должны достраивать рыночную экономику и ликвидировать советскую. А пока в одном случае у нас обязательное медицинское страхование, а в другом — стопроцентные взносы работодателей и государства на будущие пенсии. Гражданам остается только добровольно вносить деньги, с тем, чтобы государство им доплачивало. Идея сама по себе неплохая, но она не вселяет уверенности в то, что у человека, который сегодня начинает трудовую карьеру, к моменту выхода на пенсию будет достаточно средств на пенсионном счете. Человек должен сам что-то вкладывать, не рассчитывая на государство и работодателей. Нигде, кроме как в России, нет такого, чтобы пенсии оплачивали только работодатели. В Германии 50% платит работодатель, 50% вносит работник. Разумеется, возникнет вопрос: откуда взять 50% работнику с низкой заработной платой? Ведь государство не доплачивает в бюджетном секторе, и пенсии не велики. Нужно учесть, что современный гражданин имеет определенный набор потребностей, в который входят не только стойловое содержание — питание, одежда, отпуск, самая скромная квартира (притом, что у нас капитальные вложения не входят в потребительскую корзину) — но и образование, здравоохранение, пенсионное обеспечение. Гражданин ждет, что эти потребности ему будет обеспечивать государство. Но дело в том, что индустриальная эпоха кончилась, и прирост населения кончился вместе с ней. Люди должны сами финансировать свое образование, свою старость и думать об этом. Для этого им надо больше платить. Надо исходить из того, что в рамках заработной платы и других доходов должны возмещаться все расходы, как писал Маркс, на воспроизводство рабочей силы. Тогда зарплата повысится, работодатели будут больше думать о том, как заменять людей высокопроизводительной техникой, и начнутся процессы, которые будут содействовать развитию экономики, инновациям, росту производительности. А так у нас имеется довольно большой нерыночный сектор, в котором все цены регулируются, конкуренции нет в помине, и мы сидим и ждем, когда повысится заработная плата. Этого не будет.