Судьба советских фильмов зависела от хмыканья Сталина

На модерации Отложенный

Среди аргументов, которые хранители светлой памяти Великого Вождя приводят в спорах с антисталинистами, попадается и такой: «А какое замечательное искусство было при Иосифе Виссарионовиче! Только благодаря его чуткому руководству…» Ну, и так далее.

«Я вам не скажу за всю Одессу», а вот за кино, пожалуй, скажу. Прочитывая, пролистывая, просматривая ежедневно массу литературы, посвященной «важнейшему из искусств», я очень часто натыкаюсь на свидетельства того, что «не благодаря, а вопреки». Каждый фильм, попадавший на экран, действительно создавался под цепким взглядом Сталина. Иногда за кинопроцессом он начинал следить еще на стадии написания сценария. И не стесняясь вмешивался, советуя, а то и требуя от авторов внести те или иные изменения. Иногда вмешательство было совсем уж кардинальным – кого-то сажали, кого-то расстреливали даже, а кто-то (как в случае с Соломоном Михоэлсом) «попадал под машину». Не застрахованы были и самые проверенные воспеватели «дела революции».

Перечитывая подшивку журнала «Искусство кино», наткнулся я на историю создания фильма «Свет над Россией». Казалось бы, проект этот был защищен от любых претензий со стороны власти: в основе – идущая во многих театрах страны пьеса «Кремлевские куранты», автор сценария и режиссер – лауреаты Сталинской премии за прошлые заслуги, среди персонажей – Ленин, Дзержинский, Сталин, показанные мудрыми, заботливыми руководителями. Не удивительно, что Художественный совет Министерства кинематографии с радостью поддержал инициативу постановщика Сергея Юткевича и драматурга Николая Погодина ставить такой фильм. Забегая вперед, скажу, что «Свет над Россией» советский зритель не увидел. О том, почему это произошло, подробно рассказал сам Юткевич.

«Пятнадцатого мая 1947 года фильм сдавался совету. Особенно зорко отнеслись к роли Сталина. Но поскольку этот персонаж был уже апробирован во МХАТе, а у меня его играл «монополист» Михаил Геловани, то претензий не последовало. Решение было одобрительным: «…в фильме правдиво, в яркой художественной форме показано возникновение ленинского плана электрификации страны. Образы Ленина и Сталина являются центральными в фильме…»

Авторов поздравили с удачей. Радостный Юткевич со спокойным сердцем уехал отдыхать на юг. Поспешил – уже на следующий день его вызвали назад в Москву.«Я пришел к заместителю министра по творческим вопросам Константину Кузакову. Не поднимая глаз, он грустно сказал: «Прочтите» - и подал мне бумагу, подписанную министром. Первая фраза этого документа была такова: «Признать фильм «Свет над Россией» политически порочным. Затем шло обоснование: \"Недостаточно обрисован образ товарища Сталина, являвшегося, как известно, соавтором плана ГОЭЛРО\"…

Я сидел как в трансе. Кузаков взял у меня из рук этот страшный документ и сказал, что ему удалось добиться только одного снятия первой фразы о политической порочности. Тут же эта формулировка была им вычеркнута. Но достаточно было и всего остального.

- Что же и как произошло? – спросил я.- Картина очень не понравилась товарищу Сталину.

- Значит, это запись его замечаний?- Нет, он ничего не сказал. Но товарищ Большаков, который, как обычно, сидел сзади, у микшера, фиксировал неодобрительные хмыканья товарища Сталина.

Затем с отметками этих реакций он поехал к товарищу Жданову, они вместе их расшифровали и составили прочитанное вами заключение. Если вы хотите, чтобы фильм все-таки увидел экран, немедленно садитесь с Погодиным за переделки и приступайте к пересъемкам».

Уже готовый фильм переснимали почти заново, многие эпизоды удалили, \"сталинское присутствие\" в кадре усилили. Не помогло – вслед за первой, хмыкающей «рецензией» Сталина, со стороны Генералиссимуса последовала вторая, казалось бы, более мягкая. Иосиф Виссарионович, посмотрев исправленный «Свет над Россией» сначала неодобрительно отозвался об авторе сценария (после чего незамедлительно погодинские «Кремлевские куранты» пропали из репертуара московских театров), а затем предложил членам Политбюро решать судьбу картины. Но «ближний круг» хорошо знал, что скрывает за собой такой «демократизм». Картину велено было уничтожить.

Это почти удалось. Когда после развенчания культа личности Юткевичу предложили восстановить фильм, он нашел лишь некоторые отснятые эпизоды и не решился монтировать из них цельный фильм. Это сделали спустя много лет («куцый хвостик» можно отыскать и в Интернете, чтобы хоть чуточку представить, с каким воодушевлением и фантазией работали авторы).

Надо ли говорить, что Юткевич к кинопостановкам смог вернуться не сразу. Потерпев поражение с фильмом о плане ГОЭЛРО, он занялся преподавательской деятельностью. Но наступил 1949 год, началась кампания «разоблачений безродных космополитов». С особой охотой разоблачали тех, кто уже находился в немилости. Юткевича чаша сия не миновала. В центральных газетах его фамилию начали поминать в ряду других «вредителей» и «антипатриотов». На одном из совещаний кинематографистов на Юткевича набросился его коллега Марк Донской: «космополит Юткевич писал книжки про таких американских прихвостней, как Гриффит и Чаплин, и получал за это ученые степени».

Как пишет в воспоминаниях Сергей Иосифович, вернувшись с совещания домой, он попросил жену собрать узелок. Он был уверен, что после таких обвинений его заберут на Лубянку. И хоть спецы с Лубянки им так и не заинтересовались, кампания травли ширилась. Ютквичу звонили друзья и в ужасе признавались, что у них требуют разоблачительных выступлений против Юткевича. И тогда он решил последовать примеру Ильи Эренбурга, который защиты от хулы попросил у того, без чьего ведома в стране даже собаки не лаяли. Юткевич написал письмо в Кремль.

«В нем я, напомнив свои фильмы и сказав о партийном стаже, просил Хозяина объяснить, в чем заключаются мои «преступления». Реакция была быстрой. Через два дня последовал звонок из ЦК партии, и знакомый голос сообщил, что уполномочен передать мне следующее: никаких претензий ко мне у ЦК не имеется и я могу работать спокойно. Не успел я положить трубку, как снова звонок: бодрым голосом товарищ Большаков (министр кинематографии тех лет) осведомляется о моем здоровье и просит зайти в ближайший же день. Тут же не менее звонким голосом секретарь парткома «Мосфильма» товарищ Петров столь же заботливо расспросил о самочувствии…».
Хозяин сменил гнев на милость.