Растоптанные \"Хромой лошадью\"

Одна трагедия вытесняет другую — обычное явление. И новая трагедия всегда кажется страшнее предыдущей. Потому что она ближе...
Кто сейчас вспоминает о страшном пожаре в “Хромой лошади”? Сколько воды утекло с тех пор? Сколько новых трагедий успела пережить страна?
И кому сегодня есть дело, что “Хромая лошадь” продолжает забирать людей?

Время прошло. О пострадавших забыли.

Сегодня в питерской клинике остается 22-летняя Ирина Пекарская. Девушка не может двигаться, разговаривать, не узнает родных… Но ее еще можно спасти.

Только бесплатное лечение для нее уже закончилось.

— Я потратил все накопленные ранее сбережения за 4 с лишним месяца, пока жена находилась в столичной клинике. У меня не осталось ничего. Бизнес рухнул. Как жить дальше? На что лечить супругу? Чем кормить детей? Мне не у кого просить помощи. И неоткуда взять деньги…

Пару месяцев назад Сергей Колпаков даже представить не мог, что ему придется на весь мир рассказывать о своей беде. Не привык перекладывать личные проблемы на чужие плечи.

Вот и сейчас до последнего верил — справится сам.

Не справился…

Тревогу забили знакомые семьи.

— Помогите спасти Иру Пекарскую, ей всего 22 года, у нее двое детей — одному 10 месяцев, второму — 2,5 года. Ее мать сошла с ума. Муж уже не справляется. Денег совсем нет. Семье не на кого надеяться…

Как и многие в ту ночь, Сергей с Ирой отправились в “Хромую лошадь” по приглашению знакомых. Когда-то Сергей занимался клубным бизнесом в Перми и сохранил приятельские отношения с хозяевами многих ночных ресторанов.

— На юбилее “Хромой лошади” мы оказались не случайно. Там работали мои друзья, — начал беседу муж пострадавшей, Сергей. — В какой-то момент я отлучился покурить на улицу. Вдруг народ неожиданно начал выходить из ресторана. Все были спокойны, даже улыбались. Кто-то бросил: мол, в зале что-то загорелось. Я не отнесся к этому серьезно. А через пару минут на улицу повалил черный дым. Я пытался ворваться обратно в клуб, но на входе образовалась толпа... Моя Ира осталась в самой дальней кабинке от входа — оттуда выбраться оказалось невозможно.

Сначала Сергей не мог найти жену ни среди мертвых, ни среди живых. Спустя сутки обнаружил ее в районной больнице.

— Первое время жена лежала в пермской 9-й медсанчасти, в реанимации токсикологического отделения. Она была без сознания. Считалась одной из самых тяжелых пострадавших. Но в московскую больницу ее отправили последним рейсом. Я еще удивлялся: почему людей, которые сами передвигались, отправили в столицу, а мою Иру так долго держали в Перми? Добиться ответа от докторов оказалось невозможным, они лишь разводили руками: “Мы подневольные люди. Начальство называет фамилии тех, кого надо увозить в первую очередь…”. Ходили слухи, что в первую очередь отправляли “блатных”. Иру два раза загружали на носилки, но перед выездом в аэропорт неожиданно поступала команда: “Рано еще, полетит следующим рейсом”.

— Говорят, условия в пермских клиниках были далеки от совершенства?

— Через два дня после трагедии я пришел к жене. Вижу, какой-то бомж мочится прямо под дверь реанимации, где лежала моя супруга. Я к врачам: “Вы что тут развели?”. И слышу: “Люди перепились, мы обязаны были забрать их с улицы и лечить”. Вы не представляете, какие гигантские тараканы ползали в той больнице… Эх, да что говорить. В итоге Иру все-таки транспортировали в Москву. Столичные врачи не стали меня обнадеживать: “Ваша жена умрет”. Ира выкарабкалась. Через месяц она вышла из комы.

Спустя четыре месяца, когда о трагедии в “Хромой лошади” все забыли, заведующий отделением, где лежала Ирина, сказал, что больную пора забирать.

— Доктор прямо так и заявил: “Ей нет смысла оставаться у нас. Забирайте, иначе выбросим на улицу. Лечите сами”, — вздыхает собеседник. — Понятно, что врачи держали пациентку до тех пор, пока получали федеральные деньги. А потом моя супруга оказалась никому не нужна… Да, в больнице Иру вывели из комы, а потом бросили.

В последний месяц на нее было всем наплевать. После выхода из комы ей долго ставили диагноз вегетативного состояния — это когда человек не может обходиться без аппаратов, поддерживающих жизнь: искусственная вентиляция легких, искусственное вскармливание. Но этот диагноз не соответствовал действительности. Ирине не делали нужных обследований, единственное МРТ за все время пребывания в клинике было проведено в декабре 2009 года — хотя у нее был задет мозг! Я понимал: надо искать другую больницу. Институт мозга человека в Санкт-Петербурге согласился принять Ирину на лечение. Но речь о бесплатной госпитализации уже не шла.

Вот уже больше 4 месяцев Сергей живет на два города. Сначала Пермь—Москва. Теперь регулярно мотается в Северную столицу.

— За это время я практически лишился бизнеса — ведь все время провожу в больнице, потом возвращаюсь домой к детям. Младшему сейчас 10 месяцев. Старшему — 2,5 года. Их даже не на кого оставить. Поначалу помогала теща, но недавно женщину разбил инсульт. Теперь за ней тоже требуется уход. Она стала инвалидом 1-й группы. Пока еще материально помогают друзья, соседи соглашаются посидеть с детьми.

Первые исследования в Институте мозга в Петербурге показали, что жертву пожара можно спасти — она адекватна и реагирует на окружающий мир.

— Когда мы перевозили Иру в питерскую клинику, врачи реанимобиля были шокированы, как московские доктора запустили пациентку. На ее спине и ягодицах образовались пролежни до костей, которые тщательно заматывали бинтами, причем новые “лепили” на старые. Я звонил в Москву, спрашивал: откуда такие пролежни? Врач ответила: “У нас инструктор ОФК был в отпуске”. Оказывается, за супругой не было ни малейшего ухода, ее даже переворачивать было некому. Заведующая отделением в Институте мозга, куда сейчас определили Иру, даже матом кричала, когда увидела, насколько неверно ей был поставлен диагноз. Например, жене не была поставлена гастростома, в связи с чем ее кормили недостаточно, что привело к истощению.

— Сейчас с Ирой можно общаться, она узнает вас?

— Она никого не узнает. Состояние жены ухудшилось. Ее заново восстанавливают. Раньше у нее хоть руки и ноги разгибались, а сейчас она замерла в позе эмбриона. Волосы Ирине пришлось обрить наголо, вся голова была в струпьях. В Питере ее наконец-то впервые за много месяцев помыли, смазали кремами, подстригли, а до этого кожа была сухая, в коросте от грязи. В общем, питерские врачи исправляют ошибки столичных коллег.

Лечение Ирины Пекарской в Институте мозга человека обходится 300 тысяч рублей в месяц. Медсестрам Сергей доплачивает по 3 тысячи рублей в сутки.

— Я отправил письмо в Министерство здравоохранения, думал, может, нам оплатят лечение. Но сотрудники министерства требуют прислать кучу бумаг — нужен подробный диагноз пострадавшей, отчет о проделанной работе врачей — и только тогда они начнут принимать решение. Но ведь время уходит… 400 тысяч рублей, которые выделило государство после пожара, я потратил на детей и бесконечные перелеты, гостиницу. Ведь я летал в Москву каждую неделю. В данный момент живу за счет друзей, ну и получаю какие-то крохи от прежнего бизнеса.

У Ирины Пекарской есть шанс восстановиться. Но для этого нужно пройти курс лечения в немецкой клинике.

— Я отправил запрос в Германию. Получил счет — 120 тысяч евро за лечение и 33 тысячи евро будет стоить транспортировка Ирины в Германию. Самому мне ни за что не поднять этой суммы…

РЕКВИЗИТЫ ДЛЯ ПЕРЕЧИСЛЕНИЯ

СБЕРЕГАТЕЛЬНЫЙ БАНК РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ (ОТКРЫТОЕ АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО)
СТРОМЫНСКОЕ ОСБ №5281
СПЕЦИАЛИЗИРОВАННЫЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ОФИС №0117
ОКАТО 45293554000
ИНН 7707083893
КПП 775003010
БИК 044525225
Сбербанк России ОАО г. Москва
Кор. счет 30101810400000000225
Расчетный счет 30301810438006003829
№ лицевого счета 40817810838294408572
Ф.И.О. Колпаков Сергей Викторович
Адрес дополнительного офиса №0117: г. Москва, индекс 105066, ул. Нижняя Красносельская, д. 43, стр. 1
Телефон 8 (409) 261-08-21