Русским чтоб выжить нужно изучить концепции стоимости

Концепции стоимостей – что может быть скучнее? Одна такая концепция через А.Смита попала к Марксу в макрсизм, и убила в итоге половину русских. Вторая – формально противоречащая первая – попала в маржинализм, и намеревается угробить вторую, оставшуюся половину. Русские, я понимаю, что скучно, но давайте убьём один раз за 100 лет (между 1917 и 2017 годами) один день, и все-таки поймем, наконец, эту байду, чтобы уклонять лоб от её могутных взмахов!

Классическая теория стоимости вырастала, во-первых, из экономической практики позднего средневековья, уже в момент своего появления отставая от реалий жизни, а во-вторых, из секулярного противостояния науки нового времени церкви и идеалистической философии.

Если мы не учтем этого, то не помем странного мира Адама Смита. Этот мир по средневековому бескраен (хотя во времена Смита, тем более Риккардо и Маркса, стоило бы УЖЕ задуматься об исчерпаемости ресурсов и ограниченности мира). Этот мир лишен наследства Творца и его божественной помощи – единственным источником стоимости выступает труд человека, даром предоставляемые природой субвенции в схеме Смита-Рикардо-Маркса не учитываются.

Хотя в знаменитом «Богатстве народов» Смита присутствуют как «спрос», так и «предложение», не следует питать иллюзий по поводу равенства этих двух идей в восприятии Смита. Его система — это система, где цены товаров определяются издержками их производства, а все издержки так или иначе сводятся к единому знаменателю - труду. Вот странный и канонический пример Смита (и Рикардо): если для поимки оленя требуется 2 единицы рабочего времени, а для поимки бобра — 1 единица, то олень, разумеется, стоит и ценится в два раза выше, чем бобер. А что, если для охоты используются копья? Нет проблем — достаточно учесть то количество труда, что когда-то пошло на их изготовление.

Ценность содержится изначально в предмете, является его врожденным свойством, а значит, каждый должен ценить убитого бобра одинаково. Почему же спрос не играл никакой роли в экономике Адама Смита, а также Давида Рикардо и Карла Маркса, доведших (или не доведших — опять-таки, не важно) так называемую трудовую теорию стоимости до ее логического завершения? Человек архаики имел перед глазами мир, в котором территорий и населения, как ему казалось, неизмеримо много, а продуктов труда, товаров – несравнимо с территориями и населением мало. Один топор в крестьянской семье мог переходить из поколения в поколение. Сковородки бедняцкая семья протирала до дыр – прежде чем выкинуть и приобрести новую. Одежду занашивали буквально до рассыпания в труху…

В этих условиях проповедь «лессе пассе, лессе фэр» («предоставьте делать, предоставьте идти» - фр.) была вполне оправданна. Ситуации, когда промышленность сделала бы лишнее, трудно было даже вообразить. В производстве не видели возможности, словами академика Э.Байкова говоря «ракового деления клеток производства до дурной бесконечности». Производство было принципиально недостаточным, хронически-недостаточным, и потому рост производительных сил, а вовсе не патологии их роста волновал умы. Даже в советское время кризисы перепроизводства пытались объяснять недостаточной покупательной способностью человечества – мол, было бы у людей Запада денег побольше – они показали бы «лишним» товарам, что вовсе они не лишние…

Классическая политэкономия рождалась в борьбе с клерикализмом. Постоянное поминание божьей милости к месту и не к месту, мягко говоря, задолбало экономистов XVIII-XIX веков. И потому они отвернулись от того очевидного факта, что вовсе не труд, а исходная ДАРМОВЩИНА, безвозмездное предоставление воды, воздуха, плодородия почв, даже самого пространства и всех видов материи – является ОСНОВНЫМ источником формирования стоимости и получения прибыли в сугубо-убыточном с абсолютной точки зрения деле производства.

Следует заметить, что в результате столь однобокого подхода к ценности вещей на свет появился знаменитый парадокс Смита и Риккардо: парадокс «воды и бриллиантов»: почему столь важная для нашей жизнедеятельности вода ничего или почти ничего не стоит, в то время как не необходимые в быту драгоценные камни стоят бешенных денег? «Классики явно чего-то недоучли» – отмечает современный критик(1).

Это не просто теоретическая ошибка. Это – творение экономики-Франкенштейна, которая, как верно отмечает академик Э.Байков – «имеет онкологическое свойство к размножению и расползанию без ограничений и смысла». Обожествленный труд, как, во-первых главный, а во-вторых, единственный (!) источник стоимости привел к жуткому явлению экономики бесплодного труда, напрягавшей силы, в сущности, на толчею воды в ступе. Эта концепция была развита Классической школой и около ста лет после Смита объяснение ценности блага его полезностью отрицалось.

Не лучше и концепция стоимости у маржиналистов(2) . Маржиналисты впервые связали понятие полезности блага с потребленным количеством этого блага. Маржиналисты предложили более общую, по сравнению с основанной на издержках производства, теорию ценности, поскольку она распространялась и на невоспроизводимые блага, что и объясняет ее успех.

Это направление можно было противопоставить теории трудовой ценности. Дороговизн вещи придает – Л.Вальрас блестяще выразил это одним словом – «РЕДКОСТЬ». Труд вообще ни при чем, не трудом, а редкостью предложения, точнее степенью этой редкости, определяется у Вальраса стоимость.

Русских эта теория убивает не хуже трудовой теории стоимости. В 90-х годах выяснилось, что у русских очень мало редкого, и что за тазик с болтами в виде иномарки нужно отдавать очень-очень много невосполнимых, но пока далеко не редких в мире нефти и газа. На всех не хватает. Так, миллионов на 15-30 от силы. А остальные русские – лишние…

Расчетное пространство

Одна из основ товарно-денежных отношений, напрямую, однако, не подменяющая сферу денежного оборота. Для того, чтобы понять сущность расчетного пространства, давайте рассмотрим его действие в замкнутом, самодостаточном, натуральном хозяйстве.

Натуральный крестьянин торгует… с самим собой! Более того, некоторые вещи он у самого себя купить не может, в связи с отсутствием эквивалента обмена. Например, натуральный крестьянин не может уговорить самого себя съесть посевной фонд, даже в очень голодную зиму. Если бы крестьянин имел бы какие-нибудь средства по весне обрести новый посевной фонд, то (голод-не тетка!) он непременно «продал» бы самому себе семенное зерно. Но – РАСЧЕТ крестьянина показывает, что поедание семенного фонда – гарантированная гибель. Этот расчет и есть те, условно говоря, «деньги», которые имеют хождение в натуральном, формально лишенном денежного оборота, автономном от внешнего мира хозяйстве.

Расчетное пространство формируется ДО денег и действует СВЕРХ денег.

Главные его движущие силы – чувства обязанности и целесообразности. То, что семьи выделяют своим детям, или благотворители – бедным, не то, чтобы не имеет никакой стоимости, но – ВАЖНЫЙ МОМЕНТ – не нуждается в одобрительной санкции никакого государства. А деньги как раз являются всего лишь одобрительным актом сделки со стороны государства (или иного мощного потенциатора насилия). Если мы что-то отдаем добровольно – с милостью или личным расчетом связанное – мы в акте дела минуем расчеты в государственных деньгах. Тут нам государственное похлопывание по плечу не нужно. Сами приняли решение, и запустили стоимостный (имеющий стоимстное выражение) процесс. Это касается не только хрестоматийных примеров семьи, родни, милостыни нищим, дружеских услуг, но и такого явления, как т.н. «бизнес-ангелы» в инновационном процессе.

Расчетная среда – это механизм горизонтального взаимонаправления людей. Государство вторгается в эту среду, вносит вертикальный элемент санкционирования (одобрения) в сделки. Огромное количество расчетных операций не нуждаются в государственном санкционировании и не прибегают к нему, как к арбитру. Что государство вносит на рынок? Не золото (его вносят золотоискателей, которых четвертовали, если осмеливались сами тайно чеканить золотую монету), и уж тем более не бумагу.

Государство вносит на рынок самый универсальный, самый общеприменимый, способный быть эквивалентом любому другому товару, продукт: свою монополию на насилие. Неважно из чего государство делает деньги, потому что гораздо важнее государственная МОНОПОЛИЯ на изготовление денег.

Если процесс изготовления и оборота денег находится в руках врага (в нашем случае – ФРС США, частноакционерного общества, и её филиала –независимого от всех выборных народом властей РФ Нацбанка РФ), то стоимость национального товара будет убывать, а рентабельность – сокращаться.

Почему? Да потому, что и стоимость и рентабельность – отнюдь не панацея экономики, не константа жизни и не первичное по природе своей явление. В отличии от либеральных всхлипов, скажем твердо: в нерентабельности нет ничего фатального, а стоимость предмета не определяется только трудозатратами или только редкостью (сложностью добычи) предмета.

Россия нерентабельна? – говорит Паршев. Это полуправда, которая хуже лжи. Да, Россия нерентабельна. И весь мир нерентабелен. Если бы Творец имел рыночное мышление, то он давно бы уже ликвидировал человечество, как свой самый убыточный проект. Исключенный политэкономией из расчетов Бог (для атеистов – Природа) как раз и осуществляет львиную долю платежей в расчетном пространстве. Вы оплачиваете глоток воздуха? Во сколько оценить подведенную в реках массу пресной воды? Сколько стоит кубометр чернозема, формировавшийся 20-11 тыс. лет?! Живородящая сила земли? Генная сборка организмов? Сколько стоит формирование зародыша в утробе матери? Сколько стоит масса биоса, которая неизменна со времен динозавров, и осуществляет свой кругооборот от вида к виду? Сколько мы платим за колоссальные поставки энергии Солнца? Или хотя бы за ночное лунное освещение, которое, конечно, дешевле солнечной АЭС?

Совершенно очевидно, что ВСЯКОЕ производство убыточно, а факторы, создающие его прибыльность – ВСЕГДА ИСКУСТВЕННЫ. И потому не стоит боятся создавать своим предприятиям ИСКУСТВЕННЫЕ (рукотворные, плановые) условия для их прибыльности, потому что одними естественными условиями прибыли никогда не получить в принципе. И это прекрасно понимает враг русских, навязывая русским модель ИСКЛЮЧЕНИЯ ИСКУСТВЕННОЙ ПОДДЕРЖКИ их национальных гигантов индустрии.

Стоимость – как человек – имеет тело и душу. Тело стоимости – это, действительно, редкость по Вальрасу. Однако далеко не всякая редкость имеет высокую стоимость за счет своей редкости. Если я выучу эфиопский язык, то, наверное, стану редчайшим для Уфы специалистом. Но это не значит, что ко мне прибегут работодатели и наперебой станут предлагать выгодные подряды. Не всякая редкость нужна – тут уже обратимся к наследию Риккардо. Но не станем на нем останавливаться. Кроме тела стоимости есть и её душа: идеологическая подоплека экономики. Да, да, именно так! Люди делают экономику, а не экономика людей. И люди делают экономику в зависимости от поставленных перед собой целей. Никакого линейного прогресса производительных сил не существует. Вполне могут быть две и более технически равно развитых экономики, с совершенно разными и непохожими экономическими укладами.

Идеология определяет цели, и через цели – общий контур, конфигурацию техносферы и соотношение выгодных и убыточных продуктов деятельности. При одной цели одна и та же деятельность будет обеспечивать добавочную стоимость, при другой же – покажет невозвращение первоначальных вложений.

Теперь главное! Если монетарные власти, обеспечивающие оборот денежной массы, имеют заданной целью (идеологией) смену народа на просторах РФ и ликвидацию русских, то – как следствие – концепция стоимости обеспечит автоматическое и по виду естественное угасание рентабельности всех русских дел и производств. Если будет иная идеология, которая определит иную конфиграцию рентабельности, то и результат окажется иным!

Вот Вам и Риккардо, и Маркс, и Вальрас в одном флаконе! Будьте с ними поосторожнее. Стоимость определяют не труд и не редкость. Не предельная полезность и не маржа. Стоимость определяет мнение и желание большинства людей общества.

Поэтому сейчас для спасения русских необходимо формирование альтернативых, горизонтальных механизмов расчетного пространства (среды), которая игнорировала бы одобрение сделок (в виде денег) со стороны государства и стоящей за государством ФРС США. Это внутренние расчеты малых социумов, в которых носители продуктов обмениваются непосредственно поддержкой и услугами, не ожидая, пока ФРС США в виде денег РФ одобрит их обмены.

P.S. Я не получаю гонораров за свои статьи, в частности, за эту. Но я не прекращаю их писать. Почему? Потому что мне наплевать на одобрение или неодобрение моей деятельности ФРС США и её монетарного колониального придатка – «независимого от России» Нацбанка РФ. Если бы я писал другое в другие издания – мне платили бы гонорары и немалые. Но тогда я вынужден был бы смириться с тем, что монетарные власти планеты через свои кредитные билеты направляют и цензуируют мою писанину. А мне это надо?!

(1) - Михаил Дубов «Адам Смит vs Генри Полсон» // «Экономисты, кризис, ссылки» М.2008, С. 2

(2) - Независимо друг от друга трое экономистов , англичанин Стенли Джевонс (1835-1882) в Теории политической экономии (1871), австриец Карл Менгер (1840-1921) в Принципах экономики (1871) и француз Леон Вальрас (1834-1910) в Элементах политической экономии (1874) пришли к отрицанию классической концепции ценности.