Власти воспитают послушное население при помощи религии

В последние несколько лет мы являемся свидетелями энергичной религиозной экспансии в области образования. У несогласных с внедрением в школу религиозных дисциплин имеются самые разные аргументы. Например, такие серьезные, как противоречие этих нововведений Конституции (статья 14 провозглашает светскость страны, а статьи 13 и 28 — свободу совести) или угроза целостности непростой по составу Российской Федерации. Это не мешает власти игнорировать данные аргументы. Однако есть более фундаментальное соображение, актуальное для любой страны.

Сегодня мы можем утверждать, что наиболее прогрессивно общество развивается в условиях отделения науки и школы от религии.

Впервые такое отделение произошло, по-видимому, в VI веке до нашей эры в греческом полисе Милет благодаря зародившейся традиции свободной критики теорий, без которой развитие науки немыслимо. Философ Фалес и его земляки стали объяснять явления, происходящие в окружающем их мире, прибегая не только к религиозным доводам. Подобные теории множились, увеличение объема знаний сделало необходимым создание образовательной школы, неразрывно связанной с наукой.

Имея долгий опыт не всегда последовательного, но в целом успешного развития, мы не должны вновь соединить науку и светскую школу с религией.

Попробуем рассмотреть проблему со всех сторон.

На первый взгляд, ничего плохого в том, что детям в школе будут преподавать историю различных религий, нет. Однако представляется, что для этого вполне достаточно уже имеющегося школьного предмета истории. Ведь перед общеобразовательными учреждениями не стоит задача массового выпуска религиоведов. Что же касается изучения основ иудаизма, буддизма, мусульманской и православной культур, то это, разумеется, обыкновенная пропаганда религиозного мировоззрения в государственной школе среди детей, против чего мы и выступаем.

Примечательно, что президент Медведев 21 июля 2009 года сообщил о введении в российских средних школах преподавания основ религиозной культуры и светской этики не представителям общественности или \"светским педагогам\", а иерархами \"традиционных\" религий и двум чиновникам.

Артур Шопенгауэр много лет назад отмечал, что \"никогда не было недостатка в людях, стремившихся построить на этой метафизической потребности человека свое благополучие, по возможности эксплуатируя ее, — оттого у всех народов и существуют в этой области монополисты и главные откупщики: священнослужители. Их деятельность должна была повсюду гарантироваться правом внедрять свои метафизические догматы в сознание людей очень рано, до того как пробудилась способность суждения\".

Нельзя не отметить, что представление, согласно которому есть какие-то правильные религии, религии второго сорта и совсем уже подозрительные секты, навязываемое обществу, не выдерживает критики.

У государства нет права на лицензирование вероучений. Противоречивость такой конструкции становится очевидной, если вспомнить одну существовавшую в первые века нашей эры секту, которая привнесла в мир столь мощный гуманистический импульс. У нас слово \"секта\" ассоциируется с криминалом. Оно превратилось в некое клеймо, которое используется и РПЦ, и начальниками по той же модели, что и слово \"экстремист\". Вплоть до северокавказского варианта, где эти понятия сливаются.

Оглядываясь на Европу, нельзя не отметить, что ее крупные уважаемые университеты имеют теологические факультеты. Здесь необходимо учитывать, что религия перестала занимать центральное место в мировоззрении европейцев (в христианских странах Запада порядка 6 процентов верующих, и их число сокращается). В данном случае очевидно, что сохранение довольно изолированных теологических подразделений некоторых старинных университетов объясняется уважением к традиции и истории, как и сохранение монархии в Англии.

Оторванная от жизни, зато всецело подчиненная теологии, средневековая университетская система образования не смогла воспринять идей эмпиризма, не отвечала потребности общества в усовершенствовании производства. Развитие естествознания в ХVI-ХVIII веках протекало в основном вне стен старых университетов. Эффективность именно новых академий и научных обществ обусловила расцвет науки и техники. Поэтому исторический опыт средневековых университетов только подтверждает необходимость отделения образования от религии.

С другой стороны, наука хоть и \"построила\" нашу цивилизацию, но она не всесильна. Многих верующих не убеждает эволюционная теория Дарвина, которую преподают в школе.

Дарвин действительно не дал строгого причинного объяснения приспособительной эволюции организмов или органов тела. Однако было показано, что возможно свести телеологию к причинности, то есть в чисто физических терминах, без потустороннего описать подобие некоего плана и цели в нашем мире. А это немало. Школьники проходят теорию Дарвина, так как по сравнению с конкурирующими теориями она лучше противостоит критике и согласуется с фактами. Огромное число людей уверено в ее истинности, несмотря на отсутствие доказательств этого. Без осознания последнего замечания защита школы от невежественных нападок становится уязвимой. В нашумевшем \"обезьяньем процессе\" основной аргумент истцов как раз и состоял в этой недоказанности. А это переводит спор в ложное русло.

На этом же основании предлагают ввести в школьную программу креационизм как альтернативу теории Дарвина. Но креационизм — не научная теория, а религиозная концепция \"сотворения всего сущего\". Для верующего человека это истина, ведь так написано в Священном писании. Но для ученых ссылок на такие источники недостаточно, следовательно, и школе это не подходит.

В 1930-х годах математик и логик Альфред Тарский сказал, что высказывание тогда и только тогда истинно, если оно соответствует фактам. Думается такое определение истины ученым подходит больше.

Разумеется, человек склонен ошибаться, многого не знает и не всегда способен учесть все факты. Следовательно, в естественных науках знание не окончательно. Взять хотя бы открытие в 1932 году тяжелого водорода. До этого научное сообщество не сомневалось, что атомы водорода сплошь одинаковы, и даже пыталось основать на этом эталонную систему.

Философ и ученый Карл Поппер в середине ХХ века предложил отделять научные высказывания от метафизических (религиозных, философских, псевдонаучных) именно по принципиальной возможности опровержения этих высказываний. В естественных науках теорию нельзя доказать, но иногда получается ее опровергнуть.

Это же относится к истории. Правда, вместо обобщающих законов естественных наук в исторической науке имеются концепции, которые нельзя проверить экспериментально и которые зависят от подбора и интерпретации фактов. Окончательного знания здесь тоже быть не может. И по-настоящему хороший учебник истории может написать лишь тот, кто признает это.

Однако в школе есть наука, полноправно оперирующая истинами. Это математика. В ней, как и в логике, истины доказываются и выводятся. Несмотря на это, истинных знаний о мире математика не дает, потому что вообще ничего о нем не говорит, являясь подходящим для описания мира языком.

Важно заметить, что при всех различиях основных школьных предметов в них нет места знанию, основанному только на авторитете, будь то Библия, Коран, Тора или слова иерарха.

Кого-то смутит, что в них нет места и истинам о мире. Но дело здесь в том, что у нас просто нет приемлемого критерия истинности. Если вам кажется, что таким критерием является очевидность, авторитетное заключение, общепризнанность, внутренняя непротиворечивость высказывания, его неопровержимость или что-то еще, то довольно простые примеры выявляют ошибочность такого мнения. Например, утверждение \"Если больной человек прокричит некую магическую фразу на латыни под полной луной, все болезни пройдут\" мало кто в здравом уме признает истинным. Но при этом оно неопровержимо никаким экспериментом!

Многократность повторения какого-то явления также не дает надежного основания для выводов. Индукция может давать сбой и не гарантирует достоверность. Первым это обнаружил в ХVIII веке Дэвид Юм.

Поэтому наверняка можно утверждать лишь то, что в школьные учебники вошли лучшие, наиболее проверенные научные теории.

Здесь наши оппоненты могут заметить, что при отсутствии критерия истинности и доказать необходимость отделения школы от религии невозможно. Действительно, чисто логически это и многое другое не обосновать. И все же мы можем действовать рационально. Надо лишь прислушиваться к критике и учиться на ошибках. Практика, опыт — не критерий истины, но они помогают действовать последовательно и успешно.

Так и в нашем случае. Мы знаем, что школьное образование Финляндии, принципиально отделенное от религии, считается лучшим в мире. Нам известно, что сугубо светские школы, университеты и колледжи США и Европы пользуются популярностью у состоятельных выходцев из мусульманских стран, где сильны религиозные традиции. По общему наблюдению, люди эмигрируют в страны с высоким качеством жизни, причем зачастую оказывается, что именно там религия отделена от образования.

С подобными вещами спорить трудно.

В России и не спорят. Просто делают все наоборот. Не исключено, что это попытка затормозить развитие открытого демократического общества. Ведь общество, которое принимает решения на основе разума, опасно для нынешних российских правителей. Поэтому они всячески культивируют такие атрибуты закрытого общества, как иррационализм и неверие в человека. Торжествует подход папы Григория I, задолго до Петрика и Грызлова заявившего: \"Невежество — мать истинного благочестия\".

Вернемся к нашей теме. Немаловажно, что среди ученых есть верующие. Религиозные высказывания не связаны с фактами окружающего мира и потому не работают в науке. Но это не значит, что ученый не может быть верующим. Кроме того, он волен попытаться сделать себе имя на обоих поприщах. Так, в XV веке создатель первой карты Европы и зачинатель реформы календаря, предтеча дифференциального исчисления и философ Николай Кузанский был кардиналом и папским легатом по Германии.

Важно осознать, что наука и религия в теоретическом плане взаимно независимы. По замечанию астронома и математика Пьера Лапласа, наука не нуждается в такой гипотезе, как наличие бога.

Наука не нуждается и в такой гипотезе, как отсутствие бога. Вместе с тем замечательный физик, обладающий и огромным гражданским темпераментом Виталий Гинзбург призывал встать на атеистическую позицию. Научных аргументов как для отрицания существования бога, так и для противоположного утверждения нет. Поэтому ученый объяснил свой призыв с помощью понятия \"интуитивное суждение\", что равнозначно вере атеиста в атеизм. Возможно, позиция агностицизма была бы более органична и для ученого, и для критика церкви: не требуется лишний раз прибегать к вере.

Но на самом деле главная вера ученого — это вера в разум. Те, кто отрицает все, что подтверждается фактами и опытом, загоняют себя в тупик, потому что сами не могут обосновать этот свой принцип. Поэтому ученый в упомянутом смысле — верующий человек, даже если он вообще не задумывается над вопросами веры.

Сторонники преподавания основ религий в школе возлагают надежды на благотворное нравственное влияние, считая уж это-то бесспорным. Тем не менее претензии клерикалов подвинуть локтем ученых в школе и взять на себя там роль учителей нравственности выглядят неубедительно. Дело не в том, что по сравнению с учеными их репутация не на высоте (ученые никогда не затевали войн и, в частности, войн в научных целях, они не сжигали на кострах труды оппонентов или их самих). Репутация — всего лишь следствие.

Религии представляют обществу идеал, некие \"высшие\" ценности, призванные в том или ином виде сделать человека счастливым, спасти его душу. В христианстве важнейшей выступает идея любви бога к человеку. По словам Фомы Аквинского, любить человека — значит желать сделать его счастливым. Но моральный долг государственных институтов, в том числе и школы, не должен заключаться в том, чтобы делать других счастливыми. Мы это проходили: школа уже вносила посильный вклад в создание нового и по-новому счастливого человека наряду с судебными тройками, концлагерями и психушками. Ту главную \"высшую\" ценность можно было бы условно обозначить словом \"коммунизм\". К 2010 году стало чуть свободнее, и нам предлагают выбор: рай, нирвана и, видимо, план Путина.

Надо сказать, что опыт присвоения и монополизации сферы нравственности уже давно себя скомпрометировал. А так как не существует и какой-либо \"научной\" основы нравственности, в эпоху Просвещения сформировался совершенно другой взгляд.

Право заботиться о счастье человека принадлежит лишь его ближайшим друзьям и родственникам. Вторжение государства в область \"высших\" ценностей недопустимо. Иначе вместо нравственного воспитания получается вмешательство в личную жизнь с последствиями, зачастую негативными не только для нравственности. Для защиты этой сферы в цивилизованном мире провозглашен и соблюдается принцип свободы совести — право личности иметь свои собственные мнения и убеждения (не только религиозные), а также право им следовать.

Недопустимо требовать при этом обнародования своих мировоззренческих предпочтений. В схему заявленных нововведений эти принципы явно не вписываются.

Наш общий моральный долг состоит не в построении очередной утопии или навязывании идеалов, а в помощи всем нуждающимся и избавлении от страданий. В открытом обществе для этого затачивается подконтрольное государство. В России все иначе. Идеологическая обработка детей в религиозном духе показывает, что госчиновники предпочитают \"быть выше\".

Первым плодом такого воспитания, по мнению ученого, предпринимателя и благотворителя Дмитрия Зимина, будет лицемерие. Ведь теперь материалы разных школьных предметов могут входить в клинч, компромиссы чреваты анекдотами вроде \"бог создал человека из обезьяны\", а хорошую оценку хочется получать на всех уроках.

Быть может, у России \"особый путь\", и \"религиозная компонента\" нам подойдет? Представление о чудесных особых путях, предопределенных какими-либо факторами (география, климат, язык, генотип или что-то подобное, за исключением сознательного выбора людей), опровергается существованием разделенных стран, таких как Северная и Южная Корея. Перед нами два \"особых пути\". Если кто-то заявит, что один из них неправильный, и потребует встать на настоящий второй путь, то будет выглядеть непоследовательным, продемонстрировав веру в человека, а не в изначальную предопределенность. Если же согласиться с такой двойной нормой, то вряд ли можно будет объяснить, почему одни и те же факторы приводят к столь разным результатам. Следовательно, важнее воля человека. Поэтому \"особый путь\" обычно означает всего лишь путь, выгодный тому, кто о нем неустанно говорит.

Упорствующему оппоненту останется удариться в иррационализм с признанием мистических способностей народов и вождей, с отрицанием единства человеческого рода. Самая яркая разновидность такого подхода — обыкновенный фашизм. Хороша ли такая идеология для принятия решений относительно школы?

Итак, оправдать клерикализацию школы, ссылаясь на мировой исторический опыт, или какими-либо разумными доводами не получается. Очевидно, что это нужно власти, которая преследует свои эгоистические цели и только делает вид, что заботится о населении страны.

В заключение отметим еще два момента. \"Основы православной культуры\"… Что такое православная культура? Культура, основанная на православии. Соответственно, основы культуры, основанной на православии, и есть православие. Получается, власти не могут честно заявить, что одним из школьных станет православие (ислам и т. д.). Слово \"культура\", разумеется, призвано прикрыть явное нарушение Конституции.

Но это слово наводит и на другую мысль. Мы называем некультурными не только тех, кто вытирает нос рукавом или не слышал о Шекспире. Принято говорить и о культуре производства, и физической культуре. Когда, например, сборщик мебели вгоняет шуруп молотком, он идет против культуры. Точно так же будет восприниматься и школьный учитель, который наперекор важнейшему выработанному культурой принципу станет проводником религии в школе. Увы, это будет школа, разрушающая основы культуры.