Перестройка - трагедия страны или эпоха великих перемен?

11 марта 1985 года Генеральным секретарем ЦК КПСС стал Михаил Горбачев. Даже самый гениальный предвидец не мог тогда предположить, что с его приходом для страны начинается история, имя которой Перестройка…

И вот с начала невероятного 1985-го минуло 25 лет. Жизнь целого поколения пролегла между империей по имени Союз Советских Социалистических Республик и новой Россией.

Юбилей перестройки — повод вспомнить, как все начиналось, как мы тогда жили, какой эта, 25-летней давности, история видится сегодня?

Как Горбачев стал генсеком

В 1982 году умер Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, в 1984 году — Юрий Андропов, в 1985 году — Константин Черненко. Престарелое и больное Политбюро ЦК КПСС (средний возраст — 75 лет) вызывало злой сарказм в народе. Череду масштабных похорон на Красной площади народ прозвал «гонкой на лафетах». Все в Союзе знали примету: тот, кто возглавляет комиссию по организации похорон, становится потом и генсеком. Похоронную комиссию после смерти Черненко возглавил второй секретарь ЦК 54-летний Михаил Горбачев, самый молодой в Политбюро.

Заседание Политбюро по выборам нового генсека было назначено на следующий день после смерти Черненко, еще не погребено было тело. В телефонных разговорах члены Политбюро обсуждали только одну кандидатуру — Горбачева. Избрание произошло стремительно: в начале заседания встал Андрей Громыко, глава МИДа, влиятельнейший член Политбюро, и предложил избрать Горбачева. И проголосовали единогласно. С момента смерти прежнего и избрания нового генсека прошло 20 часов. Так началась новая эпоха в жизни страны.

Перестройку подготовил Андропов?

Есть мнение, что перестройку готовил Андропов. И если бы не был смертельно болен, то провел бы реформы. Есть сведения, что еще лет за 15 до перестройки он говорил доверенным людям: «Машина поизносилась, ей нужен ремонт. Может быть, и капитальный, но не ломать устои, они себя оправдали. Начинать надо с экономики. Вот когда люди почувствуют, что жить становится лучше, тогда можно постепенно и узду ослабить, дать больше воздуха. Но и здесь нужна мера».

Это Андропов вызвал из Ставрополя на работу в Москву молодого перспективного Горбачева, посылал секретаря ЦК Лигачева в Свердловск присмотреться к прогрессивному Ельцину.

Незадолго до кончины Андропов, безнадежно больной, с отказывающими почками, сказал соратникам: «Нашей экономике надо придать мощное ускорение».

Ускорение (научно-технического прогресса) — это первое, что провозгласит на «перестроечном» апрельском (1985 года) пленуме генсек Горбачев. Причем ускоряться надо так, чтобы, как обещала партия, к 2000 году каждая советская семья имела отдельную квартиру. Это народу особенно понравилось. Позже он откажется от идеи построить коммунизм и призовет «совершенствовать социализм», чтобы он был «с человеческим лицом». Для придания социализму этого лица позже был придуман лозунг «Гласность».

Подарки перестройки

В 1986 году на квартире в Горьком (Нижнем Новогороде), где жил под домашним арестом правозащитник, нобелевский лауреат академик Андрей Сахаров, устанавливают телефон. Становится понятно, что ему скоро позвонят. Звонок Горбачева: «Возвращайтесь и приступайте к своей патриотической деятельности». Через неделю Сахаров с женой вернулся в Москву.

На экраны выходит сенсационный фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние». Публикуются запрещенные прежде книги Александра Солженицына, Михаила Булгакова, «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова, «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана, «Доктор Живаго» Бориса Пастернака, «Плаха» Чингиза Айтматова и другие, многие из которых народ уже прочел в самиздате. Выходят фильмы «Асса» Сергея Соловьева, «Интердевочка» Виталия Пичула. Страна передает из рук в руки «толстые» журналы «Новый мир», «Знамя», публикующие сенсационные разоблачения, публицистику и перестроечную художественную литературу.

ПРИМЕТЫ ВРЕМЕНИ

Подарок — мыло, взятка — водка

Не сразу страна почувствовала «ветер перемен». «Мы ждем перемен», — первым пропел Виктор Цой, и его песня стала гимном перестройки.

Прилавки были пусты. С введением в мае 1985-го «сухого закона» люди стали давить друг друга в очередях, а самой твердой валютой стала бутылка водки.

Подарок на день рождения в виде кусочка импортного мыла был вполне приличным. Уже не говоря о колготках, пачке «Мальборо» и жевательной резинке. Шутка тех времен: «Если вы у нас в гостях пьете чай с сахаром, то мойте руки без мыла». Зато появилась

аэробика, и советские девушки тут же бросились спортивно танцевать под зажигательные ритмы. Страна примеряла «вареные» джинсы (зачастую сваренные на собственных кухнях), мечтала о новых машинах «Таврия», созданных на основе «Запорожца», пела песни Антонова («От печали до радости всего лишь дыханье»), передавала из рук в руки кассеты «сирот» из «Ласкового мая», слушала, большей частью не понимая слов, сладкоголосых юношей «Модерн токинг». И бежала к экранам ТВ, к невероятной смелости и раскованности передачам «Взгляд», «До и после полуночи», «Прожектор Перестройки», а позже — к телегипнозу Анатолия Кашпировского.

ИЗ ПЕРВЫХ УСТ

Михаил ГОРБАЧЕВ: «Мы многое проморгали… А потом Бог послал нам Ельцина»

Первый и последний Президент СССР — о том, кто придумал перестройку и почему распался Советский Союз.

— Страна должна была меняться. Это не выдумка какой-то группы людей. Я вспоминаю 10 марта 1985 года, день смерти Константина Устиновича Черненко. Перед тем как идти нам на Политбюро и решать вопрос «что дальше делать?», я собрал всех в 11 часов вечера. А за полчаса до этого попросил встречи с Андреем Андреевичем Громыко (в то время 1-й зам Председателя Совета Министров СССР, министр иностранных дел СССР. — Ред.). Мы встретились, я сказал: «Что-то надо делать, потому что люди просто будут выходить на улицы. Третьего генсека подряд хороним! Цой понимает, а мы не понимаем, что перемены нужны?! От этого не уйти никуда!»

Можно сказать, что перестройка началась еще при Андропове. Уже тогда были созданы рабочие группы. Андропов был человек искушенный и понимал, что надо что-то делать. Еще в 1982 году, когда он принимал власть, был колоссальный спад в экономике. И мой разговор с Громыко в 85-м стал продолжением: или мы, партия, ищем выход, или нас уже просто будут гнать…

Многое иначе надо было вести. В первую очередь нужно было реформировать КПСС. И коммунисты, и либералы, и христиане — был целый конгломерат партий под крышей КПСС. В какой-то момент это стало так мешать, что превратилось потом в путч. Кто возглавил путч? Члены Политбюро! Мы только в июле 91-го пришли к тому, что приняли проект программы, наметили внеочередной съезд. Где-то мы не поняли, растерялись…

Все хуже и хуже было с продовольствием, с товарами. Это происходило не только по нашей вине. Теперь все это известно досконально, по документам. Рейган (президент США в 1981 — 1989 гг. — Ред.) попросил короля Саудовской Аравии снизить цены на нефть. Это было сделано. Мы потеряли 2/3 валюты. И все планы наши пятилетние провалились…

Назревали противоречия внутри правящего руководства, шли большие споры. Николаю Ивановичу (Рыжкову. — Ред.) было трудно: 13 замов, и все они — технократы. На пленуме решения приняли, но потом все было спущено на тормозах. Кооперативы, законы о предприятиях, об аренде — это все то, что давало возможность изменить ситуацию в экономике…

Не помогла нам и антиалкогольная кампания. Все говорят: ну как Горбачев — вроде производит впечатление умного человека! — дурь такую затеял? Антиалкогольная кампания в России! А затеял ее умнейший человек — Леонид Ильич Брежнев. Причем не хотел страшно! Но под давлением общественным согласился. Тот же Громыко рассказывал, как они ехали из Завидова и он ему (Брежневу) задавал вопрос:

— Леонид Ильич, ну надо же что-то делать? Народ спился! Страна парализована.

Он молчал минут десять и потом сказал:

— Андрей, русский народ не может не пить…

Мы опоздали с реформированием Союза, который нуждался в этом: уже выросли свои элиты, свои хозяйственные комплексы, свои политические, культурные институты.

То есть нации оформились. Они действительно отвечали требованиям государственности, а жили по старым правилам. Нужна была децентрализация. Причем для этого ничего не требовалось делать! Почитайте сталинскую и брежневскую конституции. Там написано, что республики Союза являются государственными образованиями, обладают суверенитетом и правом выбирать: оставаться им в Союзе или нет. Это было записано на перспективу! Я думаю, мы проморгали. Мы так верили в Советский Союз, как в себя самих не верили! А уж сколько было выпито за дружбу!..

Не стало Советского Союза, у западников просто пена пошла: пришло время! Войной не взяли, так они сами все развалили! Надо воспользоваться… И все обещания не идти на Восток были отброшены. Они оправдываются сейчас: так это же другое уже государство, а мы обещание давали СССР, которого нет. Такая вот эквилибристика. И сейчас это все разгребать приходится…

Мы впервые провели конкурентные выборы. И сместить меня политическими методами они (оппоненты в Политбюро) не могли. Тогда они пошли на путч. А потом нам Бог послал Бориса Николаевича (Ельцина). Ну как послал? Это мы его вытащили … Хотя тот же Николай Иванович (Рыжков) говорил: «Наберетесь вы с ним горя». И набрались. Только не мы, а вся страна.

БЫЛОЕ И ДУМЫ

Юрий ПОЛЯКОВ, главред «Литературной газеты», автор «перестроечных» романов:

«Не стоит свобода слова разгрома государства»

— Многие ошибаются, считая, что мой роман «ЧП районного масштаба» стал первым романом перестройки. Роман вышел в январе 1985-го, когда еще Черненко был жив и никому в голову не могло прийти, что начнется через несколько месяцев. «Сто дней до приказа» вышли уже в перестройку.

Как и все, я не избежал очарования Горбачевым, перспективами больших перемен. Но, видимо, в силу того, что профессия писателя тесно связана с наблюдательностью, я очень быстро стал критически относиться к тому, что происходит.

Так как мои повести имели широкий резонанс, по ним ставились спектакли и снимались фильмы, я был вхож в структуры власти. И обратил внимание, что Горбачев привел людей, которые больше всего любили поговорить, как и он сам. У этих людей, пользуясь словами Гумилева, не было длинной воли. Умения планировать, осуществлять намеченное. А главное — сообразовывать желаемое с возможным. Горбачев занялся тем, что больше всего нравилось ему самому, — реформой политической, а экономика оставалась с загоне.

В связи с 25-летием перестройки мне вспоминаются слова философа Чаадаева: «Мы составили как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру».

И самый великий урок — как не надо реформировать страну.

Разумные реформы в Китае, странах Восточной Европы стали возможными потому, что все видели ошибки Горбачева и его окружения и не повторяли их.

Мина, которая взорвала многонациональное государство, разрушила историческую Россию, была заложена в перестройку.

Многие говорят: «Зато мы получили свободу слова!» Если бы мне предложили такую альтернативу: сохраняется СССР, не будет жутких 90-х, отбросивших всех нас на свалку, не лишатся сбережений старики, но твои вещи будут напечатаны через 15 — 20 лет, я бы с радостью согласился. Не стоит свобода слова разгрома страны, обобранных стариков, утраченных территорий!

Перемены в СССР и так наступили бы. И они уже начались до Горбачева. Было подготовлено новое поколение управленцев, которые сочетали мощную советскую управленческую школу, но мыслили современно, были лишены коммунистического догматизма. Я был знаком с такими людьми. Им оставалось несколько лет, чтобы встать у руля и соединить жесткое управление, которое необходимо в такой сложной многонациональной стране, с такими обширными территориями, как СССР, и широту подходов. Но именно крушение страны привело к тому, что им на смену пришли «прекраснодушные» мечтатели-реформаторы 90-х. Даже Сорос приходил от них в ужас.

Все это стало возможным, потому что Горбачев поставил телегу впереди лошади. Вот что бывает, когда сельхозтруженик получает философское образование и философ в нем побеждает агрария.

У меня нет священного трепета перед перестройкой. Это была печальная страница в истории России.

Сергей ДОРЕНКО, главный редактор Русской службы новостей:

«Это не проект Запада, это провинциальное западничество»

— Россия — страна спонтанных истерических экстремальных действий. Горбачев не архитектор перестройки, он изумленный наблюдатель. Как мальчик, оставшийся дома один и нечаянно включивший запретный прибор, он с оторопью и удивлением, с восторгом и ужасом смотрит, как ЭТО работает.

Я советский человек. И как советский человек полон скорби. Мою Родину разрушили, уронили. Да, она была больной. Если бы она была здоровой, какого черта она бы погибла? Конечно, это была очень больная страна, но ее можно было вылечить, а не убивать.

Перестройка — не проект Запада. Это проект скорее провинциального западничества. Это сделали мы, а не Запад. Запад всегда смотрел на нас с изумлением. И когда мы лезли плакаться им в пиджак, и когда лизали, заливая слюною в 90-х, когда главным дипломатом был Козырев. Запад дивился на нас. Запад нарисовал на месте, которое мы занимали, идеального противника, злого, по-настоящему умного. А мы оказались слабаками.

Екатерина ЕГОРОВА, личный консультант Ельцина по политическому имиджу во время выборов 1986 года, глава группы компаний «Никколо М»:

«И стали бы мы Северной Кореей»

— То, что сама перестройка состоялась, — это благо для страны, иначе мы сейчас жили бы в режиме Северной Кореи или Кубы. Конечно, перестройка велась с большими ошибками. Я помню, как уже в перестроечном 1985 году, когда я работала в Институте США и Канады, меня за отказ вступать в КПСС сделали невыездной. Секретарь парткома жестко стоял на своем: раз не член партии — все, никакой заграницы. И так до 1989 года. Сейчас это выглядит смешно.

Да, перестройка была растянута по времени, но великое счастье, что она все же стала возможной.

Николай РЫЖКОВ, премьер-министр СССР (1985 — 1990 гг.):

«Начал Андропов. А Горбачев загубил»

— В 1982-м я был избран секретарем ЦК. У меня было девять структур — Госплан, Госснаб, Госкомцен, Минфин и так далее…

Недели через две меня, Горбачева (он был секретарем ЦК по сельскому хозяйству) и Долгих (он в ЦК курировал тяжелую промышленность) приглашает Андропов. И говорит: «Так и так… Мы очень много говорим, что есть проблемы, надо что-то по-новому решать… В первую очередь в экономике. И никто толком не знает, а что дальше делать? Куда идти? Как идти? Документа, который нацелил бы, вот как надо делать в перспективе, нет. Поэтому я вам поручаю: немедленно займитесь выработкой концепции — куда нам дальше идти?»

И мы начали работать втроем. В апреле 1985 года, когда Горбачев, став генсеком, выступил с предложением о перестройке и сделал доклад… Так вот этот доклад мы готовили три года. Три года!

Если коротко — мы предлагали планомерный, поэтапный переход на рыночные рельсы. Именно это было в основе доклада Горбачева. И я Горбачева поддерживал. До 1987 года…

А потом мы разошлись. В 1987 году мы, группа соратников, подводили итог: что же выполнено из того, что когда-то поручил нам Андропов? И пришли к выводу, что Горбачев идет совершенно в другую сторону. Перестройку, начатую Андроповым, он загубил…

Горбачев в итоге поддержал экономическую модель, которая была навязана ему Ельциным. Помните программу Явлинского «500 дней»? Я Горбачеву прямо говорил: «Неужели вы не понимаете, что вся экономика и инфраструктура СССР настроены на старую систему — на плановую? Для того чтобы перейти с одних рельсов на другие, требуется же время. Как можно сегодня переходить, когда нет ни банковской системы, ни законов? Практически никаких законов же не было… Только «500 дней».

Я говорил Горбачеву: «Слушайте, это же нереально, это страшно. Это разгром страны, вы поймите. А в заложниках у этой авантюры — 300 миллионов человек!»

А Горбачев как-то спокойно к этому делу отнесся. Даже когда в декабре 1990-го я сказал ему, что ухожу в отставку, он начал со мной обсуждать, а кто вместо меня будет премьером…