Борьба с экстремизмом: противодействие наотмашь

Практика применения российского антиэкстремистского законодательства приближается к тем границам, за которыми его роль как инструмента общественной защиты теряет всякий смысл

Дурной стишок, прочитанный на демонстрации; неосмотрительное участие в немодерируемом SMS-чате на телеканале; листовка призывающая создавать «боевые профсоюзы» или провести референдум с изменением законодательства; наконец, публичный непочтительный отзыв о представителях властей Республики Татарстан... Все это уже становилось основанием для возбуждения уголовного дела по обвинению в экстремистских действиях. Некоторые из таких дел переданы в суд. По другим вынесен приговор. За высказывания о властях Татарстана - с реальным сроком лишения свободы. Согласно ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», борьба с экстремизмом осуществляется «в целях защиты прав и свобод человека и гражданина, основ конституционного строя, обеспечения целостности и безопасности Российской Федерации». Каковы же на самом деле принципы, а главное - рациональные пределы применения российского антиэкстремистского законодательства? Похоже, это устанавливается по административному усмотрению.

Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности» был принят 25 июля 2002 года. Тогда же были внесены изменения в российское законодательство, вытекающие из норм нового закона. В частности, в УК РФ была внесена статья 282, предусматривающая отдельную ответственность за экстремистские действия. В 2006 и 2007-м годах положения закона «О противодействии экстремистской деятельности» были существенно изменены, а понятие «экстремизм» расширено. Теперь к экстремистским деяниям стало относиться возбуждение ненависти (либо совершение преступления по мотивам такой ненависти) не только по расовому, религиозному и национальному признаку, но и по признаку принадлежности к политической, идеологической и социальной группе. Именно с этими изменениями антиэкстремистское законодательство приобретает современный вид (последующие поправки к закону уже не были столь кардинальными) и начинает применяться в регулярном порядке.

Понятно, что экстремизм в России существует. Понятно и то, что политический класс традиционно воспринимает его как угрозу стабильности и безопасности. Экстремизм, как правило, вменяют дополнительно тем, кто совершает насильственные преступления на почве национальной, расовой или религиозной ненависти, и это, вероятно, с точки зрения прокуратуры, отражает реальную общественную опасность их деяний. Кстати, суд присяжных часто снимает это обвинение с убийц, руководствуясь тем рассуждением, что насильственное преступление само по себе не есть разжигание межнациональной розни. Поэтому московские власти сейчас предлагают вывести дела, где есть обвинение в экстремизме, из-под юрисдикции суда присяжных.

Но 282-я в чистом виде, когда она вменяется в качестве единственного уголовного обвинения, - это статья, по которой судят за сказанное и написанное. И формулировки ее столь широки, а практика применения столь многообразна, что обвинен может быть каждый.Отчет и контроль

Большинство приговоров по 282-й статье связано с деятельностью националистов. Сами они связывают начало «работы» этой статьи с многочисленным и встревожившим общество и власти Русским маршем в Москве в ноябре 2005 года. Так это или нет, сказать трудно. Однако побудительный сигнал от властей к правоохранительным органам - по какой бы причине он ни поступил - вскоре преломился через обычную бюрократическую и аппаратную логику.

По мнению руководителя инфор-мационно-аналитического центра «Сова» Александра Верховского, на выход антиэкстремистского законодательства из спячки прежде всего повлияло введение особой отчетности по делам, связанным с экстремизмом. Первоначально внутренние правила ведомств такой отчетности не требовали, поэтому милиция и прокуратура старались не связываться с 282-й статьей, а также не квалифицировать преступления как совершенные по мотивам ненависти, даже если для этого имелись убедительные основания. Работать с новой уголовной статьей, напрямую затрагивающей политические вопросы, а также давать особую квалификацию преступлению означало дополнительные неудобства. Затем, однако, такую отчетность по антиэкстремистской деятельности стали требовать - как от милиции, так и от прокуратуры. Это привело к необходимости улучшать «внутреннюю статистику». И антиэкстремистская деятельность началась - хотя в основном именно «для отчетности».

Главная мера антиэкстремистских действий - акты прокурорского реагирования. Это специальные предписания на предмет соблюдения антиэкстремистского законодательства, которые рассылаются по самым разнообразным адресам. Примером таких актов могут быть письма в школы со списком экстремистской литературы, которой не должно быть в школьных библиотеках. Как правило, такие акты не влекут за собой никаких последствий, помимо официального ответа о принятии мер. Полезность подобных действий понятна лишь с точки зрения аппаратной логики.

По данным МВД, в 2009 году по ст. 280 «Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности», ст. 282 (возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства), ст. 282.1 (организация экстремистского сообщества) и ст. 282.2 (организация деятельности экстремистской организации) зарегистрировано соответственно 45, 223, 19 и 20 преступлений.

Характерно, что, хотя законодательство уже активно применяется, Верховный суд так и не сделал обобщения этой практики. Но попробовать сделать это можно и без Верховного суда. Основное число приговоров по 280 и 282-й статьям, как уже упоминалось выше, выносится в отношении националистов. Как правило, в отношении русских националистов. Возможно, это связано с тем, что в борьбе с мусульманским экстремизмом традиционно используются другие статьи Уголовного кодекса - в частности, статья 205.2 (публичное оправдание террористической деятельности).

Примерно в половине случаев обвинения по статье 282 предъявляются за крайне незначительные проступки. Грубо говоря, за «свастику на заборе» либо за высказывания в блогах или на интернет-форумах. Степень общественной опасности таких деяний вызывает сомнения, поэтому возникает подозрение, что «преступники» отбираются случайно, главным образом по тому принципу, что их легко обнаружить. Как правило, приговоры в этом случае выносятся относительно мягкие, дело ограничивается штрафом или условным сроком - если, конечно, уголовную судимость считать незначительным пунктом в биографии.

Формулировка статьи 282 довольно туманна; те же действия могут быть рассмотрены в рамках Кодекса об административных правонарушениях. И где проходит грань, отделяющая административную ответственность от уголовной, понять трудно. Адвокат Александр Васильев, оказывающий помощь националистам, говорит, что четкого критерия здесь нет - многое зависит от того, что правоохранительным органам надо отчитываться по статистике уголовных дел. Кроме того, решение о возбуждении уголовного дела может приниматься в отношении конкретных активистов, которые получили известность на местном или федеральном уровне. В любом случае, из-за отсутствия четкого критерия, отделяющего уголовное преступление от административного правонарушения, можно с большим основанием подозревать, что в принятии решения играют роль неправовые соображения.

Фигурантами дел, связанных с 282-й статьей, впрочем, становятся не только националисты, но и активисты других общественных движений. Карин Клеман, глава Института коллективного действия, изучающего различные формы общественного протеста, предполагает, что дела против активистов различных гражданских движений по обвинению в экстремизме заводятся в тех регионах, где националистов мало или они не проявляют себя активно.Уважение к экспертному мнению

Уголовные дела, связанные с экстремизмом, всегда довольно субъективны. Они требуют оценки - возбуждает ли то или иное высказывание ненависть и вражду. Поэтому решения в этих делах российские суды традиционно принимают на основании экспертизы. По словам Александра Верховского, изначально появление экспертизы в делах об экстремизме объяснялось именно нежеланием прокуроров и судей рассматривать политические дела - часто отказ в возбуждении либо рассмотрении дела по существу мотивировался именно отсутствием компетенции для оценки деяния. После этого экспертиза стала в каждом таком деле обязательной. И это оказалось удобно всем. «Прокуроры и судьи могут снять с себя ответственность - текст экспертизы часто идет в приговор суда без всяких изменений при помощи функции copy-paste», - говорит Верховский.

Примеры подобных экспертиз любят приводить все, кому приходилось сталкиваться с применением 282-й статьи.

Именно экспертизу адвокаты обвиняемых в экстремизме приводят в качестве наиболее убедительного довода о неправовом характере преследования их клиентов. В августе 2009 года прокуратура Новороссийска возбудила уголовное дело против Новороссийского комитета по правам человека, сочтя экстремистским лозунг «Свободу не дают - ее берут» на проводимой организацией общественной акции. В государственной экспертизе, в частности, говорилось: «Согласно философу Спинозе, \"свобода - это осознанная необходимость\". Если свобода не регулируется правовыми механизмами, в том числе законодательным собранием Краснодарского края, то она может превратиться в свою противоположность - в молодежную анархию и произвол».

Сторонники националистического движения любят приводить пример активистки РОД, бывшего редактора «МК-Тольятти» Татьяны Гузаевой, которая была приговорена к штрафу в размере 100 тысяч рублей за распространение признанных экстремистскими листовок в поддержку военнослужащих Внутренних войск Сергея Аракчеева и Евгения Худякова, осужденных военным судом (и до этого дважды оправданных судом присяжных) за убийство троих мирных жителей Чечни. В экспертизе, признавшей листовки экстремистскими, содержался пассаж: «...лингвостилистическое исследование показало, что в текстах листовки содержатся словесные средства, выражающие отрицательную оценку и негативные установки в отношении группы лиц, осуществлявших геноцид русского народа...»

Осуждение в 2008 году по статье 282 лидера-основателя Движения против нелегальной иммиграции Александра Белова также сопровождалось примечательным экспертным заключением. Одним из оснований для осуждения стало сравнение Дома правительства на Краснопресненской набережной со свитком Торы, в котором спрятались чиновники. Эксперты посчитали, что Белов оскорбил работников исполнительной власти, «присоединив их в негативном смысле к евреям». Это определение в свое время бурно обсуждалось даже среди тех, кого трудно назвать сторонниками Белова и националистов вообще.

Ни суд, ни прокуратура вовсе не обязаны проводить какие-либо лингвистические или психологические экспертизы. Это лишь один из видов доказательства, который можно использовать или не использовать, соглашаться с ним или не соглашаться. Но сейчас институт экспертизы в подобного рода делах работает фактически «в одну сторону». По идее, защита тоже может привлечь экспертов, однако практика показывает бесполезность подобных инициатив. «В реальности следователь вам скажет, что не приобщит экспертизу к делу, поскольку она не имеет доказательной силы. Судья сделает так же. Иногда может и приобщить, однако в приговоре будет указано, что заключению специалиста такого-то суд не доверяет. Без всякой мотивировки», - говорит Александр Васильев.

Решение о том, почему по какой-то листовке или материалу возбуждается дело, а по другим нет, тоже зависит от самых разных факторов. Листовки, например, могут изъять у активиста, которого правоохранительные органы давно собирались привлечь. На это тоже могут быть тысячи причин: активист мог мозолить глаза, вызывать раздражение у милиционеров. Играют роль и попутные соображения. Так, упомянутая выше Татьяна Гузаева была задержана в день, когда милиция в Тольятти проводила превентивные акции перед ожидающимся в городе Маршем несогласных. Хватает и примеров произвольного использования подобной возможности, заканчивавшегося сомнительными судебными приговорами.Кто ненавидит социальные группы

Особо следует остановиться на появлении в законодательстве об экстремизме мотива вражды по отношению к социальной группе и возбуждения социальной розни. Объяснить, почему подобная норма была введена в законодательство, затруднительно. Александр Верховский даже полагает, что разработчики хотели защитить от проявлений ненависти сексуальные меньшинства или бомжей и с этой целью в законе появился термин «социальная группа». Вопрос, однако, упирается в практику применения данной нормы. Самым известным и громким делом, привлекшим особое внимание к статье 282, стало осуждение в ноябре 2009 года журналиста и политолога Ирека Муртазина. Напомним, Муртазин был привлечен к суду за помещение в своем блоге не подтвердившегося сообщения о смерти президента Татарстана Минтимера Шаймиева, расцененного как «клевета». Однако в дальнейшем дело было возбуждено и на основании материалов, содержавшихся в его книге «Минтимер Шаймиев: последний президент Татарстан» и в газетных статьях. Они были признаны возбуждающими ненависть к социальной группе «власти Республики Татарстан». По совокупности статей Муртазин был приговорен к одному году и девяти месяцам колонии-поселения. Причем большую часть срока обеспечила именно 282-я. Борис Стомахин, прославившийся своими прочеченскими антирусскими высказываниями в интернете, был осужден в 2006 году, в том числе за возбуждение ненависти к социальной группе «российские вооруженные силы». Милиционеры признавались судом социальной группой, в отношении которой возбуждал ненависть блогер Савва Терентьев (дело было возбуждено на основании одного грубого высказывания в личном блоге, вызвавшего оживленное обсуждение в русской блогосфере; в 2008 году Терентьев был осужден на один год условно). Несколько дел о возбуждении вражды по отношению к социальной группе сейчас расследуется или находится на рассмотрении в судах.

Характерный пример приводит Карин Клеман: в августе прошлого года листовки профсоюзной ячейки Межрегионального профсоюза автомобильной промышленности на тверском предприятии «Центросвармаш» (профсоюз находится в остром конфликте с руководством) были признаны возбуждающими социальную рознь и отнесены к экстремистским материалам.

Пока применение экстремистских статей за ненависть к социальной группе все же редкость. Но случаи эти не единичны. Возбуждение же дела в большинстве случаев определяется очевидными неправовыми соображениями - либо представляется противоречащим любым доводам рассудка.Последний довод сыскарей

Большая часть дел по 282-й статье связана с малозначительными проявлениями экстремизма. Случаев, которые вызывают общественный резонанс, среди них не так много, как кажется на первый взгляд. Еще меньше среди них дел, заканчивающихся судебным приговором с реальным сроком заключения.

Не много, наверное, и случаев, когда 282-ю используют для разрешения конфликтов между активистами разных общественных сил и местных властей либо местных правоохранительных органов. Но примеры показывают, насколько легко можно это сделать. И насколько бесполезно в этом случае апеллировать к любым структурам, кроме общественного мнения.

Антиэкстремистское законодательство в России по своей потенциальной силе - «последний довод королей» (или глав районных администраций). Когда оказывается, что им можно пользоваться для сведения счетов, да и просто применять время от времени, «чтобы не заржавело», - это внушает тревогу. И создает неуютную атмосферу в том стеклянном доме, которому можно уподобить российское общество. В таком доме нельзя швыряться камнями. А тем более палить из пушек.

Сейчас адвокаты националистов, основных клиентов 282-й статьи, говорят, что готовятся подавать жалобы на выносимые решения в Страсбургский суд, поскольку, по словам адвоката Александра Васильева, «фактов нарушения прав человека в этих делах предостаточно». Тем более что есть прецеденты благоприятного рассмотрения в этом суде дел членов запрещенной НБП. Возможно, решения Страсбургского суда окажут какое-то воздействие на нынешнюю правовую практику. Но не лучше ли, однако, дать более четкое определение экстремизма, убрать из уголовных статей сомнительные понятия вроде «социальной группы» и установить критерий общественной опасности тех или иных деяний? Практика последних лет, несмотря на всю ее неоднозначность, показывает, что «стрелять по площадям» всей мощью нынешнего антиэкстремистского законодательства никто не собирается. А значит, орудие столь большой мощи вызывает лишь соблазн воспользоваться им в частных или корпоративных интересах.

То, что было вырезано из электронной версии статьи:

10 декабря 2009 года прокуратура Костромы направила в суд дело в отношении интернет-активиста Романа Замураева, обвиняемого по статье 282. Поводом к обвинению стала публикация им в интернете листовки с призывом провести референдум о возможности применения смертной казни к провинившимся чиновникам. Листовка была размещена от имени незарегистрированного движения «Армия воли народа». Согласно данным лингвистической экспертизы, листовка возбуждает вражду к социальной группе «люди, не присоединившиеся к данному движению».