Тверские карелы на грани исчезновения

Речь пойдет о тверских карелах – самобытной народности, компактно проживающей в нескольких районах Тверской области, которая в ближайшие годы исчезнет с этнографической карты страны, если не принять срочных и эффективных мер по созданию условий для ее сохранения и саморазвития.

Я ПИШУ о карелах, которые наряду с русскими являются коренными жителями Тверской области. Здесь они сохранили свой язык, свою культуру, приобрели письменность. С 1937 по 1939 год имели свое национальное образование – Карельский национальный округ с центром в городе Лихославле, куда входили Лихославльский, Козловский, Новокарельский, Мак­сатихинский и Рамешковский районы. Эту местность еще в начале XIX века Ф.Н.Глинка назвал Тверской Карелией.

Каким же образом между двумя российскими столицами появилась Тверская Карелия? А складываться начала она более четырех веков тому назад, когда исконные земли карел на Карельском перешейке заняла Швеция, – тогда и ушли наши предки в глубь России под державную руку единоверных русских царей.

Уходили тайно, лесными тропами, за сотни километров от родных пепелищ, взяв с собой лишь то, что могли нести, образок же Николая-угодника – святого покровителя карел – обязательно. Да и как было не бежать от шведских властей, если, например, по данным Переписной книги Лена Кякисалми, при назначении налога на хозяйство карела учитывалось не только, сколько душ в семье, но и число лошадей, жеребят, коров, нетелей, бычков, овец, коз, свиней, а также – сколько в хозяйстве медных изделий, ружей, собак, рыболовных снастей, лодок, силков для лова зверя, сколько хмеля, ржи, овса в поле и амбаре. Все это переписывалось со всей тщательностью, и на основе этих записей чиновник назначал налог.

Шведам не нравилась и православная вера карел.
В большинстве своем беженцы селились по притокам верхней Волги, на обезлюдевших от моровой язвы тверских землях. Переселенцев встретил радушный прием со стороны властей. Они были записаны в привилегированное сословие дворцовых крестьян. Каждый двор получил надел земли, деньги на приобретение лошади и коровы. Кроме того, правительство Алексея Михайловича выплатило шведской короне 190 тысяч рублей золотом и серебром за отказ от требований возврата беженцев на прежнее место жительства.

По оценкам историков, к концу XVII века в Верхневолжье переселилось около 11 тысяч карел. На новой родине они быстро укоренились, их хозяйства успешно развивались. В Переписной книге Бежецкого уезда за 1709 год указывалось, что в каждом карельском дворе было по две лошади, 2–3 коровы, овцы, свиньи, домашняя птица. По переписи 1897 г. насчитывалось уже 117,2 тысячи тверских карел (в том же году в городе Твери насчитывалось всего 53,5 тысячи жителей). Карелы занимались главным образом земледелием и животноводством, уходили в Питер, Москву, Тверь на отхожие промыслы, во многих деревнях были маслобойни, кирпичные заводы; сельхозпродукцию продавали местным купцам, у них же занимались извозом товара.

На своей новой родине карелы наравне с русскими делили радости и горести, выпавшие на долю жителей общей, большой Родины. (Далее я буду ссылаться на мою родную деревню Стан, которая является типичной карельской деревней.)
В 1930 г. в деревне был организован колхоз «Красный путиловец». После войны колхоз несколько раз укрупнялся и стал называться «Новый мир», куда вошли 19 деревень. Под этим наименованием значится и нынешний СПК (сельскохозяйственный производственный кооператив). Что из себя представляет теперешний «Новый мир» – разговор ниже.

Во время Столыпинских реформ от нашей деревни в 45 дворов 5 хозяйств откололись и на дальних землях образовали хутор. Земли там были хуже общинных, и лет через 20 хуторяне разбежались.

Следствием Первой мировой войны явилась гибель на фронте четверых мужиков, в их числе моего деда Ивана, да возникновение целой слободы избушек в два окошечка. Избушки построили силами деревенской общины и на ее средства, и поселились в избушках женщины-бобылки, большей частью с малыми детьми на руках. Деревня не оставляла в беде своих односельчан, пусть даже не совсем путевых.

В революцию классовых боев у нас не наблюдалось, поскольку в деревне был один класс – крестьяне-середняки плюс-минус в ту или иную сторону да еще те самые бобылки. Хотя, как и положено, комбед существовал. Возглавлял комбед Яков Васильевич Балакирев, дядя моего отца. Он как вернулся с войны в шинели, так в ней и ходил и, по-моему, был коммунистом. И продотряды, как положено, к нам заезжали.
Кулаков-мироедов и батраков, в общепринятом понятии, в нашей деревне не было. Кто задерживался с уборкой урожая, тем обычно помогали почти бесплатно соседские девушки и парни. Им дорога была репутация бескорыстного, работящего, доброго юноши или девушки в преддверии неизбежной свадьбы. Только в годы нэпа на общем фоне деревни выделились хозяйства Жоголовых, отца и сына. Но и Жоголовых нельзя называть эксплуататорами. Они своими силами выделывали кожи и продавали местным сапожникам. Пришел достаток. Они перестроили свои избы, обшили тесом, крыши покрыли дранкой. Дома стали лучшими в деревне.

Однако тут грянула коллективизация. Бурной радости деревня по этому поводу не испытывала. Два вечера в гумне деда Спиридона кипело собрание, но в колхоз записалось меньше половины крестьянских хозяйств, несмотря на пламенные речи присланного из города двадцатипятитысячника Лодынина. Колхоз, хоть и ущербный, все же был создан. Первыми, конечно же, записались коммунисты. Их, по-моему, в нашей деревне было 4 человека: дядя Яков – бывший председатель комбеда; Василий Прокофьевич Соколов, Николай Васильевич Фёдоров, Иван Иванович Карелин. На следующий год, когда колхозникам выделили ближние и, стало быть, лучшие земли, а единоличникам достались дальние, в колхоз записались все, в их числе и Жоголовы. Весной колхозники по­бригадно, тремя колоннами, под красными флагами двинулись пахать коллективные поля.

В годы Великой Отечественной войны деревня трудилась много и напряженно, как и вся страна. Старые и малые работали в колхозе, кто помоложе – на оборонных работах, лесозаготовках. Фронт был рядом. Людей и тягла не хватало, тем не менее колхоз задания по сельхозпоставкам перевыполнял в 2 раза, при этом колхозникам не одни «палочки» доставались – по 2–2,5 килограмма зерна выдавали на трудодень.
В боях с фашисткой Германией погибли, без вести пропали более 20 тысяч земляков из Тверской Карелии. Позволю себе привести отрывки из сохранившихся писем с фронта, которые, надеюсь, отражают настрой наших бойцов.

Наша соседка тетя Маша Алексеева в 1942 году получила последнее письмо от сына:
«Милая мамочка! И я, и ты в один голос во всеуслышание можем заявить, что не позволим Гитлеру отнять завоеванное моим отцом в октябрьские дни 1917 года. Могу ли я быть полезным своему обществу, полезным тебе, крестникам, племяшу и всем родным? Да, хочу быть полезным, и эту пользу я обязан принести. В борьбе с гитлеризмом буду беспощадно бить фрицев… И если погибну в этой борьбе, то убедительно прошу: не оплакивайте мою смерть, не жалейте, а гордитесь этим… Писать больше нечего. Живите, как вам заблагорассудится. Коля. 31.08.42 г.».
С нынешних позиций, конечно, можно упрекнуть Колю (я его хорошо помню) в излишней высокопарности. Но упрекать его у меня язык не поворачивается. В том же письме, несколькими строчками выше, он извещал мать, что письмо пишет перед боем. Больше вестей от него тетя Маша не получала. Коле было 22 года.

Можно возразить: не все красноармейцы такие письма писали. И это будет правдой. Но мой отец писал похожие моей матери:
«Еля, я тебе долго не писал – некогда было, находился в боях. Меня второй раз ранило 30 октября, с 30 октября по 15 декабря лежал в госпитале в Ташкенте. Сейчас буду проходить медкомиссию, меня, наверное, примут в школу командиров; если не примут, уеду на фронт. Скоро покончим с фашизмом, и вернусь домой. Еля, я прошу обо мне не беспокоиться, а стараться работать как можно лучше в колхозе».
Письмо написано 2 января 1942 года. Отец с войны вернулся в 1945 году. Был четырежды ранен. Умер в 1949 году, ему был 41 год.

НАЦИОНАЛЬНЫЕ корни тверских карел – в деревне. Впрочем, как и других малых коренных народов. Крепнет экономика, благоустраивается село, повышается материальный и культурный уровень его жителей – все это благоприятно сказывается на процессе воспроизводства народа: повышается рождаемость, увеличивается продолжительность жизни, снижаются смертность и миграционная подвижность. В целом, с некоторыми отклонениями, так и происходило в карельских селениях вплоть до 90-х годов прошлого века.

Прежде всего коснемся упомянутых отклонений. Механизация сельскохозяйственного труда привела к избытку рабочей силы в деревне и усилила тягу к миграции. Но эта тенденция была ослаблена организационными и экономическими мерами. Мужики стали работать на машинно-тракторных станциях; были созданы предприятия местной промышленности. Так, на территории нынешнего колхоза «Новый мир» работали деревообрабатывающий завод «Северный полюс», молокозавод, две трикотажные мастерские, две гидроэлектростанции на реке Медведице, маслобойка, небольшой кирпичный завод. Не способствовало стабильности сельского населения и разделение деревень на перспективные и неперспективные, хотя, несомненно, это привело к улучшению культурно-бытовых условий переселенцев в крупные населенные пункты.
Курс, взятый КПСС на сближение и постепенное слияние народов и народностей Советского Союза в единый советский народ, в долгосрочной перспективе, считаю, был верным. Но из-за дурацкого чиновничьего подобострастия – «выполним и перевыполним» – негативно сказался на национальных отношениях в стране, в том числе и в Калининской (ныне Тверской) области. Положительные начинания, предпринятые в 30-е годы, – создание карельской письменности, изучение карельского языка в учебных заведениях, издание книг и газет на карельском языке – были сведены на нет.

Когда я пошел в школу, у нас в 1-м классе только двое умели говорить по-русски: Ваня Романов – он перед войной жил в городе, и Ледик Цветков – его бабушка была русская. И это было плохо. Но к 70-м годам все стало наоборот: карельские дети в большинстве своем по-карельски не умели (и теперь не умеют) говорить, и только к годам тридцати в бытовом общении переходили на родной язык. А если кто в школе и пытался заговорить на карельском, то (как мне рассказывают) педагоги, в их числе и учителя-карелы, детям делали замечания. Печально, что люди, считающие себя интеллигентами, забывают, что единство достигается в тесных связях многообразия. Помнится, когда я в 1951 году получил паспорт, работник паспортного стола спросил, как меня записать: карелом или русским? Недолго думая, ответил: «Пишите карелом». Но многие уже тогда, а тем более позднее, легко меняли свою национальную принадлежность.

Все вышесказанное привело к тому, что число карел, признающих себя карелами, то есть число тверских карел по паспорту, к 1989 году сократилось до 23,6 тысячи человек. Но это еще нельзя было назвать демографической катастрофой, тем более что последние 20 лет Советской власти для тверских карел были весьма обнадеживающими.

К 80-м годам численность сельского населения стабилизировалась. Главное – молодежь стала находить достойную работу в деревне, большинство тех, кто уходил на учебу в город, возвращались. Рождаемость превышала смертность. Этому способствовала принятая ЦК КПСС и Советским правительством программа развития сельского хозяйства Нечерноземья, в результате которой значительно повысился материальный и культурный уровень тверского села. Кроме того, колхоз «Новый мир» был включен в Программу развития льноводства в СССР, введенную решением ЦК и Совмина в качестве головного хозяйства по внедрению интенсивной технологии по возделыванию льна. По этой программе колхоз получил новейшую сельхозтехнику. Впоследствии, уже по местной инициативе, «Новый мир» занялся и новой технологией выращивания картофеля. С этой целью было сформировано специальное звено лучшего механизатора Д.И.Кружилова. Вскоре колхоз стал поставлять государству около 25% льнопродукции и 50% товарного картофеля, предусмотренных планом для всего Лихославльского района.

Трудно перечислить все то, что было построено в колхозе за 20 последних лет Советской власти. Это и животноводческий комплекс на 400 голов крупного рогатого скота, и построенные или обновленные 11 других животноводческих ферм. Это механические и столярные мастерские, сушилки, складские помещения. В 1984 г. в селениях колхоза проживали 1162 человека, из них более 80% – карелы. Колхозниками числились 934 человека, в это число входили и пенсионеры, которые по мере сил трудились не только в своем хозяйстве, но и в колхозе. Работы всем хватало. Колхоз имел 3900 гектаров пахотной земли.

С какой стати людям нужно было покидать родную деревню, милые сердцу поля и леса, менять налаженный быт, если средняя зарплата в колхозе была выше средней зарплаты по стране? Пастух Е.А.Ветров в летние месяцы получал более 1000 рублей за месяц (в переводе на нынешние деньги – 100 000 руб.), и не один он был такой пастух. Доярки получали до 800 рублей. В двух Домах культуры 6 раз в неделю демонстрировались кинофильмы. Колхозники при желании могли получить бесплатную путевку в санаторий или бесплатно отправиться в турпоездку по стране, за границу. И ездили – некоторые по пять раз.

Колхозный склад был битком набит спортивным инвентарем. Почти все молодые люди и девушки были членами Всесоюзного спортивного общества «Урожай», участвовали в спортивных состязаниях не только внутри колхоза, но и в районе, и в области. А охота! А рыбалка! Был зарыблен огромный колхозный пруд с глубинами до 7 метров. На центральной усадьбе колхоза в деревне Стан была построена общеобразовательная средняя школа. В каждом классе учились по 15–20 и более учеников. Работали несколько магазинов, две столовые (за 60 копеек можно было хорошо пообедать). Действовали парикмахерские и приемный пункт комбината бытового обслуживания. Работали два медпункта, два почтовых отделения, два отделения Сбербанка.

Верующие посещали службы в храме Покрова Божьей Матери в деревне Стан. Храм был построен нашими мужиками еще в 1777 году. В нем сохранялись ценные старинные иконы и ценная церковная утварь. Как архитектурный памятник храм охранялся государством.

Колхозники, работающие и пенсионеры, да практически и все деревенское население пользовались бесплатно колхозным автобусом для поездки в город или на станцию. Колхоз бесплатно выделял технику для обработки приусадебных участков, заготовки дров. Впрочем, для отопления многоквартирных домов и общественных зданий дрова не требовались – работало центральное отопление. Было построено около 40 домов коттеджного типа с водопроводом, канализацией и водяным отоплением.

…Завершались восьмидесятые годы прошлого столетия. Откуда-то ворвались люди, называющие себя демократами, начали кричать о советском тоталитаризме, о свободе, о демократии. Кричали во Дворце съездов, на улицах, на телевидении, почти во всех газетах. Часть партийно-государственной номенклатуры вяло отбрыкивалась, но их заглушали гайдары, объявившие советское сельское хозяйство черной дырой; черниченки, называвшие председателей колхозов красными помещиками, а колхозников – крепостными; башмачниковы, сулившие продовольственное изобилие стране от эффективных собственников-фермеров; сонмы редакторов всевозможных изданий и яйцеголовых пачкунов-политологов, обливавших грязью советское прошлое и рисовавших грандиозные перспективы всенародного благоденствия при буржуазном строе (впрочем, слова «капитализм», «буржуазия» в те годы никоим образом не употреблялись).

СОВЕТСКИЙ СОЮЗ развалился. Мгновенно взлетели ввысь взбесившиеся цены. Словно по мановению волшебной палочки, наполнились товаром, продуктами базарные прилавки (трудно понять: откуда все вдруг появилось в стране, когда, казалось, нигде ничего нет?).

У нас в деревне, да и по всей стране, люди были ошарашены «демократической» пропагандой и агитацией, противоположными коммунистическим, а главное – тем, что вели новую пропаганду чаще всего одни и те же люди, что и в советское время.
Весьма благополучный колхоз «Новый мир» быстро обанкротился. Не на что стало покупать горючее, запчасти, производство захромало, нечем стало платить колхозникам. Председателю колхоза прокурор стал угрожать тюрьмой, если вовремя и сполна не выдаст колхозникам зарплату. Начали резать скот. Технику частично распродали, другая часть ее поломалась, не обновлялась уже двадцать лет. Из 250 тракторов, комбайнов и автомашин осталось 20.

Землю, разделенную на паи, продали по 2 тысячи рублей за гектар какой-то компании, обещающей колхозу золотые горы. Одним словом, колхоз развалили. На его обломках на чужой земле образовался СПК (сельскохозяйственный производственный кооператив) «Новый мир».

Теперь СПК из 3900 гектаров земли обрабатывает 500, крупного рогатого скота на вчерашний день осталось 320 голов. СПК тоже обанкрочен. А еще раньше обанкротился его опекун – та самая компания, которая скупила земли. Теперь «Новому миру» назначен внешний управляющий, который сидит в Твери и время от времени помещает в прессе объявления о распродаже имущества СПК. Да что там продавать, коли все разграблено! Новейший животноводческий комплекс на 400 голов скота и тот стоит без окон, без дверей, с разодранной крышей, а все металлическое оборудование ночами кем-то разрезано и куда-то увезено (в этом прокуратура никакого преступления не усматривает).

Коммунальное хозяйство деревень за неимением сил и средств его содержать СПК передал районному сельскому ЖКХ, но тот прогорел и оставшуюся рухлядь администрации Станского сельского поселения пришлось взять на себя. А что брать-то? Центральная котельная развалена. Водопровод ежедневно рвется (проложен 40 лет тому назад). Поднялись грунтовые воды – затапливают подвалы домов; артезианская вода полноводным ручьем течет в речку, так как насос работает безостановочно. Хозяйки домов, перебираясь через ручей на пути в контору, чтобы заплатить за потребленную в хозяйстве воду, чертыхаются: за что платим? За этот вот ручей? Ведь население половины района можно напоить бесплатно убегающей водой!

Кроме снабжения водой на сельскую администрацию повесили обязанность благоустраивать села, ремонтировать дороги, обеспечивать надлежащее уличное освещение, содержать кладбища (в поселении у нас три кладбища, забор вокруг кладбища в Стане за 20 лет уже дважды переносили – расширяется кладбище; мрут наши люди – смертность стала превышать рождаемость в 7–10 раз). Похоронить усопшего стало большой проблемой. Раньше сельский медик давал справку о смерти; сельсовет выписывал свидетельство; соседи рыли могилу, сколачивали гроб; на поминки колхоз выделял деньги – и все. Теперь – нет. В обязательном порядке вези покойника в морг, в город. Там покупай неподъемный гроб из сырых досок и вези обратно. А как это все устроить, если в деревне 3–4 старухи живут, а казна администрации сельского поселения пуста?

То же самое с обеспечением дровами. При Советах, да какое-то время и при теперешней власти, ольху, осину на дрова заготавливать разрешалось бесплатно. Но когда в 90-е годы пришлые люди весь строевой лес вырубили и вывезли, разбив тяжелыми лесовозами наши дороги, денежки перестали капать тем, кто нашими лесами заведовал. Тогда они озаботились этим обстоятельством и для заготовки дров выделили участки в нескольких километрах от селений, установив плату: 34 рубля за кубометр. И это при том, что все луга заросли осиной и ольхой, поля уже зарастают.

Люди возроптали. И я в качестве народного защитника, поскольку депутат сельского Совета, ринулся к районному начальству, потом – к депутату Законодательного собрания Тверской области Н.И.Попову, тверскому губернатору отписал. Говорю: что ж вы делаете-то? Окончательно, что ли, задушить решили деревню и тем самым «черную дыру» закрыть? У нас не только в полях, в деревнях уже осина растет возле порога, а вы плату за дрова установили, не даете спокойно умерших похоронить. Цены в деревенских магазинах подняли непомерно. Ладно уж, бутылка водки у нас стоит на 20 рублей дороже, чем в Лихославле – пусть, нечего о пьяницах беспокоиться. Но почему бутылка постного масла на 15–20 рублей дороже, 50-граммовая пачка чая на 6 рублей дороже, чем в городе? Все выслушивали меня очень сочувственно, обещали принять меры и… плату за дрова увеличили вдвое, и цены в магазине выросли.
«Что тут делать? Как тут быть? Подыхать иль волком выть?» – впору зарыдать вслед за поэтом.

С культурным обликом деревни дела еще хуже. Церковь за годы реформ ограбили 15 раз – не осталось там ни старинных икон, ни ценной утвари. Два Дома культуры не смогли содержать ни поздний колхоз, ни сельская власть, и они переданы на баланс районного отдела культуры. За последние 15 лет в ДК не демонстрировался ни один кинофильм. Субботними вечерами, вернее ночами, шумят дискотеки. Танцы-тусовки однообразны, как и сопровождающая их «музыка». Вся «музыка» укладывается в повторяющиеся с частотой 60 ударов в минуту два звука: бум–ба-ам! С той же частотой под потолком зала повторяются не сочетаемые блики красного и зеленого света. Медициной уже давно доказано, что такая «музыка», подобно наркотикам, разрушает человеческую психику. Но кому нужно что-то менять? Масскультура реформированию не подлежит.

После дискотеки площадь перед ДК остается усеянной бутылками из-под горячительных напитков. Клуб во время дискотек переполнен молодежью. Кажется, и молодежи нет в деревне – в школьных классах по 4–10 учеников (а школа обслуживает около 25 окружных деревень). В субботу, на выходной, съезжаются дети деревенских родителей – теперь они работают охранниками, грузчиками в складах, продавцами в магазинах в Твери и в Подмосковье. Они и привносят городскую культуру. Приезжают на подержанных автомашинах – в иную субботу перед ДК собирается до 40 автомобилей. Приезжие хвастаются друг перед другом, какие у них крутые хозяева, какие замки они охраняют, какие невиданные в деревне деньги за пустяковую работу получают. Их слушают не только коллеги из города, но и еще не успевшие уехать в город наши деревенские юноши и девушки.

В 80-х годах числилось более 900 колхозников, теперь в СПК – 53 человека. Куда же делся народ? Очарованных Башмачниковым фермеров нет. Говорят, километрах в 15 от нашей деревни есть два фермера: один из них немец, а другой – чернявый, не похожий на местных. Неужели на них надеется Башмачников, что они накормят страну и будут опорой для буржуазной власти?

Часть ошарашенных молниеносными переменами мужиков ушли в леса, за 20 километров от родной деревни, заготавливают лес для неведомых им хозяев. Мужики немного опоздали – свой, ближний, лес пришлые уже успели вырубить и вывезти. Некоторые плотничают: рубят хоромы, бани для состоятельных дачников. Доярки, механизаторы-колхозники держатся, хотя и зарплата у них летом 4–6 тысяч, а зимой – 1,5–3 тысячи. Тракторист держится потому, что у него трактор «в руках». Число интеллигентов-бюджетников не убавилось пока, и школа кадрами укомплектована, и Дома культуры, и библиотеки – им вовремя выплачивается причитающаяся зарплата. Вот такие работные люди еще держатся в деревне, но их дети уже в городе и в деревню возвращаться не собираются. Деревня – материальный и культурный фундамент тверских карел – деградирует и вымирает.

Я не упомянул еще об одной прослойке сельского населения – о холостых, одиноких мужчинах. В одной нашей деревне я насчитал таких 16 человек. Им от 30 до 60 лет. Образование у них – от начального до высшего. Постоянной работы почти никто из них не имеет. Но они крайне необходимы для дряхлеющей деревни. Они немощным старушкам, которых очень много, за умеренную плату готовят дрова, помогают им копаться в огороде, справляют похоронные дела и т.п. Некоторые из них живут с престарелыми родителями. Нужные они для деревни люди, но, к сожалению, нерепродуктивные.

ВОТ ТАКАЯ невеселая картинка. Читатель может спросить: неужели власть так равнодушна к селу, что не видит его проблем и не пытается их решить? Отвечаю: видит и решает. Например, в последнее время успешно решает демографическую проблему. Она просто-напросто разрешила неограниченную прописку в частное жилье кому угодно, кто только пожелает – и население полупустых деревень в смысле численности мгновенно выросло. Прописывают по 5, 10, 30 и более человек в разбитую халупу. Хозяин такой недвижимости за каждого прописанного берет по 500 рублей. Видите, как ловко вопрос народонаселения решен! Наплевать, что после прописки этих виртуальных граждан никто не видит и никогда не увидит.

Параллельно решаются еще две задачи: повышение материального уровня жителей села – 5 тысяч рублей с каждого принятого в дом (ох, как не лишни денежки в деревне!) и политическая задача обеспечения нужного результата на выборах в органы власти также успешно решена – вышеуказанные граждане никогда не придут на сельский избирательный участок, но в списки избирателей они гарантированно будут внесены. Чуете, как хорошо?

Читатель также вправе спросить: а что же ваша сельская власть с широкими правами самоуправления делает для благополучия своих земляков – ведь и ты, автор, туда входишь? Делает, отвечаю. В прошлом году на средства поселенческого бюджета заменила сгнившие доски пешеходного мостика на новые, отремонтировала укрытие от дождя на конечной остановке автобуса – все, на остальное денег нема.

Я на заседании сельского Совета депутатов предложил: давайте, выделим деньги на какое-либо солидное свершение – скажем, на автобусной остановке установим освещение или заменим хотя бы метров сто водопровода. «Что вы, что вы! – в один голос возразила администрация. – Откуда такие деньги возьмем?» – «Сельская кубышка, – я говорю, – знаю – пустая. Давайте урежем статью расходов на вашу зарплату и проложим 100 метров водопровода, а что в казне останется, раздадим вам». Веселый смех администрации – исполнительного органа наших депутатских решений: «Нет, статья расходов на зарплату защищена законом вышестоящих органов».

Администрацию дружно поддержали остальные девять депутатов – все они молодые женщины-бюджетницы, и, кажется, все состоят в правящей партии «единороссов». У нас в Совете они даже в отдельную фракцию объединены.

«Против кого вы так сплоченно выступаете, – смеюсь, – ужели против меня, единственного коммуниста?»

Встречаясь с начальством, мы, сельская власть, поскуливаем: задыхаемся от безденежья, помогите. Начальство помогает… советом: проявляйте инициативу, ищите инвесторов, предпринимателей. Были, говорим, инвесторы, скупили наши земли, обещали райские кущи, да куда-то исчезли они, ни копейки налога с них не получили мы.

Возмутилась вышестоящая власть нами, неинициативными, взяла да и выгнала из административного офиса: идите куда хотите, надоели вы нам своим скулежом. Вот уже второй месяц истекает, как ютятся представители нашей исполнительной власти кто где: кому домашние для работы угол выделили, а некоторые за 10 километров ездят в д. Язвиху – там нашли помещение. Двери же офиса опечатаны из-за отсутствия противопожарной сигнализации. На сигнализацию денег нет. Да и зачем сигнализация, если своя пожарная машина не работает – ей 40 лет, а чтобы пожарным приехать из Лихославля, минимум час понадобится (в декабре прошлого года частный дом сгорел – пожарные приехали затухающие угли тушить). Заодно с конторой сельсовета опечатаны и двери Дома культуры с библиотекой.

Иногда я задаю сам себе вопрос: как так случилось, что мы, гордые карелы, 400 лет тому назад не потерпевшие иноземных притеснителей, ради воли и веры покинувшие свои родовые очаги и ушедшие в глубь России, где нашли и обустроили свою новую родину, героически ее защитили и вдруг за какие-то 20 лет растратили свои лучшие национальные качества: упорство в достижении цели, жизненную смекалку, взаимовыручку, трудолюбие, нестяжательство? Почему мы дали себя задурить?

Почему не берем пример со старшего поколения карел? Ведь есть нам чем и кем гордиться. Ведь наша Тверская Карелия дала большой Родине, Советскому Союзу, 27 Героев Советского Союза. Среди них: дважды Герой Советского Союза Смирнов Алексей Семёнович из деревни Пальцево – командир эскадрильи истребителей, лично сбивший 34 вражеских самолета и 15 самолетов в группе; в деревне Нигерёво родились два героя Советского Союза, брат и сестра Владимир Фёдорович и Тамара Фёдоровна Константиновы; летчица, Герой Советского Союза, Смирнова Мария Васильевна из д. Воробьёво.

Назову еще несколько достойных для подражания лиц и карельские деревни, в которых они родились.
Ученые: профессор Фёдоров Михаил Васильевич (д. Стан) – известный микробиолог, лауреат Сталинской премии; известный финансист Соколов Георгий Ильич (д. Воробьёво) – доктор наук; доктор сельскохозяйственный наук Лебедев Виктор Михайлович (д. Пантелиха), ученый секретарь Карельского филиала АН СССР, составитель словаря карельского языка Пунжина Александра Васильевна, тверская карелка. Знаменитый строитель Иркутской и Красноярской ГЭС, инженер-гидротехник, Герой Социалистического труда Бочкин Андрей Ефимович (д. Иевлево).
Государственные деятели: Бушев Павел Иванович (д. Гнездово) – председатель совнаркома Карельской АССР, член ЦИК и ВЦИК, участник трех съездов ВКП(б), член комиссии по выработке Конституции СССР; председатель Совета министров Карельской АССР Беляев Иван Степанович (с. Толмахи). Разве всех назовешь – множество их, достойных сынов страны!

НЕЛЬЗЯ сказать, что при нынешнем режиме ничего не делается для самоутверждения тверских карел. В 1997 г. создана Тверская областная национально-культурная автономия, созданы отделения НКА в Лихославльском, Спировском, Максатихинском, Рамешковском районах. Тверские карелы получили международное признание как малочисленная коренная народность России, их представители входят в Консультативный комитет финно-угорских народов, они участвуют во Всемирных конгрессах финно-угорских народов.

Литераторы, пишущие на карельском языке (С.В.Тарасов, Л.Г.Громова, З.А.Туричева), участвуют в работе Международных конгрессов финно-угорских писателей. Проводятся фестивали народного творчества тверских карел, имеются попытки наладить преподавание карельского языка в некоторых общеобразовательных школах, в Лихославльском педагогическом колледже и Тверском госуниверситете. Хотя и крайне редко, но издается газета «Карыйлан шана»… И это все обнадеживает. Если бы не одно «но»! Если не принять решительных мер по возрождению карельской деревни, то исчезнет объект устремлений энтузиастов карельского народа – сама народность тверские карелы.

Нельзя не отметить, что планировались и некоторые шаги материального порядка для поддержания экономики карельских селений. НКА тверских карел вместе с Центром обучения взрослого населения Хельсинкского университета в 1999 г. разработали проект под названием «Будущее тверского села», который предусматривал меры по самостоятельному развитию наших сел. В качестве пилотных были выбраны 10 сельских округов с преимущественно карельским населением. В их число попал и Станский сельский округ. Проект был одобрен, как нам сообщили, Европейским союзом – он же и взялся финансировать проект.

Глава нашего округа Сергей Иванович Николаев и я составили Программу развития округа, которая предусматривала привлечение населения не только к производству льна, картофеля, животноводческой продукции, но и хранение и частичную переработку сельхозпродукции: восстановление молокозавода; завода по выработке льняного масла; достройку крупного современного овощехранилища; создание малогабаритного кирпичного производства, пункта по приему и переработке грибов и ягод; создание туристической базы на Гнездовском водохранилище и т.д. С этой Программой Сергей Иванович ездил в Хельсинки. Там ее одобрили, и там же Сергей Иванович прослушал курс по менеджменту. Но на этом проект и остановился. Шум прошел. Не знаю, как другие, но наше сельское поселение под указанную Программу ни копейки не получило.

А дела тем временем на селе все ухудшаются. В ходе обсуждения с населением сложившейся обстановки мы пришли к выводу, что положение может быть исправлено лишь при организационной и материальной помощи федеральных властей, как это принято в ряде зарубежных стран в отношении малых коренных народностей. Считаем, что с учетом традиционных представлений карел должный эффект принесет нижеследующее:

1. На базе сохранившихся колхозных механических мастерских создать государственные машинно-тракторные станции для обслуживания кооперативных, единоличных и фермерских хозяйств.
2. Создать государственные предприятия по переработке сельхозпродукции, имеющие силы и средства для закупки продукции по твердым ценам госзаказа, для перевозки ее на предприятия, качественной переработки и реализации на рынке.
3. На машинно-тракторные станции замкнуть жилищно-коммунальное обслуживание сельского населения.
4. Ускорить дорожное строительство и газификацию села.
5. Организовать независимую сельскую потребительскую кооперацию.
6. Для исполнения предложенной программы необходимо провести административно-территориальные изменения в Тверской области:
а) укрупнить Лихославльский район, без изменения его статуса, селениями с преимущественно карельским населением соседних районов: Спировского, Максатихинского, Рамешковского;
б) вышеуказанные административные единицы ликвидировать; оставшиеся населенные пункты ввести в соседние с ними районы; высвободившиеся в результате реорганизации административные расходы использовать на выполнение данной программы.
Мы убеждены, что расходы, связанные с исполнением вышеизложенного, окупятся. Окупятся с укреплением экономики карельских поселений и связанного с этим возвращения на село сельского населения. В противном случае тверские карелы растворятся в общей массе населения, и в стране не будет такой коренной народности, что останется несмываемым пятном позора для нынешних властей.

Я предвижу резкие возражения либералов-рыночников на мои предложения, для которых частная собственность, рынок, бизнес, конкуренция и прочие атрибуты капитализма – священная корова. В таком случае, господа, берите грех на свою душу перед Богом и миром, что погубили весьма активную и патриотически настроенную народность в единой семье России. Да вам, похоже, и единая семья народов не нужна – уж больно она похожа до сих пор по идейно-нравственным качествам на единый советский народ, к которому вы симпатии не питали и не питаете, выдавливая «по капле раба».

Н.БАЛАКИРЕВ, капитан 1-го ранга в отставке, депутат Станского сельсовета
д. Стан, Лихославльский район, Тверская область.