Проханов: У России впереди много вызовов, много войн

Писатель Александр Проханов в интервью \"Деловому Петербургу\" рассказал, почему поведение русского солдата вполне должно соответствовать поведению шахида, каким он видит будущее Петербурга, а также объяснил, почему Путин — политик–одиночка.

\"ДП\": Вы часто выступаете с резкой критикой и правительства, и президента. Считаете, у нас есть свобода слова?

Александр Проханов: У нас в стране есть свобода слова, конечно, не тотальная, но она существует. Но драма–то в том, что свобода слова, которую мы подразумеваем, не реализуется в политике власти, что не существует серьезного взаимодействия между общественным мнением, на которое влияет эта свобода, и политикой наших президентов, нашего правительства, наших чиновников.

Они сумели создать самые разные экраны — экраны равнодушия, экраны милого непонимания, экАлександр Прохановраны отсутствия, которые не позволяют обществу воздействовать на политический процесс в полной мере. Политика в России исчезла, заниматься ею невозможно. Нет думской политики, нет политики улиц, а есть византийское закрытое движение интересов, которое нельзя назвать политикой.

\"ДП\": В газете \"Завтра\" вы помещаете поэтические передовицы вперемежку с серьезными материалами. Кого бы вы хотели видеть среди авторов?

Александр Проханов: Ксению Собчак, или покойного ее отца, или генералиссимуса Суворова. Конечно, мы бы рассмотрели эти материалы, но смысл нашей газеты — в создании сложной историко–идеологической философии. Она связана с выстраиванием так называемого имперского субъекта.

Исторически Россия — империя, но все перемены последних 20 лет идут на уничтожение имперского комплекса, имперского пространства, имперского самосознания, имперских структур, имперской внешней политики и требующихся для поддержания имперского статуса обороны, науки и промышленности, а также имперского искусства.

Для нас очень важно создание имперского субъекта, который бы работал в условиях новой России. Он может быть создан, только если удастся объединить людей, которые несут в себе идеалы красной империи, и тех, кто несет идеалы белой, романовской империи. Соединение этих двух идеалов — дело огромной сложности и грандиозных технологий, не политических, а поэтических, как вы назвали, или магических.

\"ДП\": Как–то вы назвали Горбачева художником. А Путин — политик или художник?

Александр Проханов: Не помню, возможно, я назвал Горбачева художником в ироническом смысле. Путин, конечно, политик, причем, я думаю, политик–одиночка. Политик–одиночка, который пользуется помощью замечательных, утонченных политтехнологов, обеспечивающих ему одинокое существование.

Это не политик большой игры, не политик сложных человеческих комбинаций — это лидер группировки, эта группировка на марше постоянно перестраивается, меняет конфигурацию, меняет оттенки, но она преследует при этом одну цель — власть.

\"ДП\": Вы брали интервью у Бориса Березовского. А с кем еще хотите поговорить?

Александр Проханов: Это было не интервью, а две беседы, состоявшиеся в момент, когда Березовский был открыт. Он оказался загнанным в угол и был доступен. Конечно, мне было бы интересно взять интервью у самого Путина. Хотелось бы поговорить с Медведевым, понять, что лидер понимает под модернизацией, которую можно проводить только в условиях демократизации?

И думает ли то же самое Путин, который прекрасно понимает, что чем больше демократизации, тем больше воров, тем больше негодяев, тем больше беззащитных денег, которые утекают из народной казны, и тем больше деградация.

Мне хотелось бы сравнить эти две категории, путинскую и медведевскую, как они друг с другом сочетаются. Что это: нарастающие разногласия или баланс?

\"ДП\": Вы общались с представителями \"Хезболлы\". Вы ставите эту организацию в пример нашим политикам?

Александр Проханов: Думаю, \"Хезболла\" и \"Хамас\" — жертвенные, мистические организации национального сопротивления, которые могли бы дать пример и уроки многим нашим левым радикалам, которые утратили боевой дух, утратили стремление к борьбе, к жертве. Они стали конформистами, которые вполне достраивают архитектуру современной власти. Но время не пришло для такого рода уроков. Мне даже кажется, оно и не придет никогда, если удастся консолидировать Россию.

У России впереди очень много вызовов, много войн и конфликтов, и поведение русского лидера, русского солдата вполне должно соответствовать поведению шахида. Поведение советских партизан, Космодемьянской, Матросова, \"Молодой гвардии\" было поведением шахидов.

\"ДП\": Какие народы сейчас обладают имперским мышлением?

Александр Проханов: Имперским мышлением обладают американцы, китайцы, Евросоюз, Иран и, думаю, великая Турция. Вот эти имперские грозди демонстрируют сейчас мощнейшее развитие и цветение, и они окружают нашу рыхлую, тухлую структуру башнями, наполненными огнеметами, самолетами и дальнобойной артиллерией.

\"ДП\": Как вы видите будущее Петербурга?

Александр Проханов: Мне кажется, чем дальше, тем Петербург становится более загадочным, мистическим городом. Когда в нем жила имперская матка, он был более понятен. А когда из него ушел царь, ушла столица, осталась мистическая эссенция города, спустившегося на Россию с небес, — с одной стороны, расплющившего эту Россию, а с другой — впитавшего из России все ее мучительные, яростные и страстные соки.

Думаю, будущее российской государственности — создание империи нового типа, сетевой империи, без одной доминирующей столицы, а со множеством столиц, таких как Москва, Петербург, Казань, Киев, Минск, Астана, может быть, Грозный. Из каждого такого центра будет подниматься свой столп — и все эти столпы будут держать русское имперское небо, не давая ему прогнуться.

Полагаю, что периферийность Петербурга советского времени кончилась, как кончилась и нелепая конкуренция Москвы и Петербурга. Петербург прислал в Москву своих захватчиков, и произошла конвергенция Москвы и Петербурга.

Не думаю, что в Петербурге будет развиваться тяжелая промышленность: \"Электросила\", Кировский завод. Петербург будет обрастать цивилизацией нового типа. В этой цивилизации важны не только утонченные хай–теки, связанные с цифровыми системами, важны хай–теки, связанные с мистикой истории. Люди стремятся управлять историей прежде всего (не только своим организмом, укладом жизни), воздействовать на историю.

Петербург — место, где российская история совершила излом, место уязвленности русской оси. Управлять этой осью, манипулировать ею отсюда удобнее, чем из Москвы.