Владислав Сурков и его желаемый образ будущего

Главное достоинство текстов Владислава Суркова в том, что они создают четкие и вполне осязаемые желаемые образы будущего. Параграфы PRO суверенную демократию» во многом организовали политическое пространство страны в прошедшую пятилетку и стали частью официальной идеологии партии «Единая Россия».

Интервью «Чудо возможно» стоит в том же ряду программных текстов, формирующих реальность и предлагающих то видение будущего, которое либо уже является консенсусным, либо находится в процессе транзита от дискутируемого к консенсусному. Цельно, четко и системно представить обществу то, о чем до этого рассуждалось смутно, думалось много и говорилось «в общем» - дорогого стоит.

Ведь что есть желаемый образ грядущего? Морковка и страшилка или реалистичная картина перемен? Соблазн и искус, или план и стратегия? От ответа зависит отношение к своим согражданам, к своей стране, к своей истории, к своему настоящему и к своему будущему.

Скажешь, что впереди коммунизм, через 20 лет каждую семью ждет отдельная квартира, а каждой бабе достанется по мужику, и все понятно – перед тобой не утопист, а политический хам, человек, который попросту не уважает свой народ. Скажешь, что ВВП в текущем году вырастет на 1,5%, а еще через год - на все 3% - тут же прослывешь унылым счетоводом, который, пожалуй, и себя-то не уважает. И то, и другое справедливо.

Желаемый образ грядущего – это понятие в политологии неопределенное, однако ж имеющее довольно четкие рамки и параметры. Создаваемый образ должен отвечать на несколько базовых вопросов. Зачем? Как? За чей счет? Когда? Причем, подчеркну, что в самом определении через прилагательное «желаемый» заложено требование общественного консенсуса. Образ будущего должен устраивать нацию. Не бывает того, что какое-то меньшинство создало свой уютный облик грядущего, полностью противоречащий общественным ожиданиям, и навязывает его остальной части социума.

Сурков – высокопоставленный чиновник. И его образ будущего по определению означает, что это не только и не столько его личный образ. Очевидно, что эти же идеи разделяет значительная часть высшего руководства страны. И, как ни странно, но если задаться идеей и проверить, как относится общество в целом к тем или иным положениям, высказанным в интервью Суркова, то выяснится, что относится позитивно. Вопрос «зачем», таким образом, решается довольно-таки изящно и просто.

Затем, что вся страна (утрирую, но все же) видит, что без модернизации не обойтись. Как в анекдоте, где обещают, что жить народ будет плохо, но недолго, также и в нашей реальности – сидеть на нефтяной игле можно, но недолго. Потом те, кто получает сливки с сырьевой ренты, соберут свои чемоданы и улетят как Карлсоны, а вся остальная страна останется у разбитого корыта.

Затем, что роль государства в модернизации должна быть главенствующей. Все идеи о свободном рынке, который невидимой рукой что-то сделает, оказались бесплодны. Выяснилось, что свободный рынок невидимой рукой совершенно не может рулить инновационным процессом.

Затем, что модернизация не должна привести к украинизации. Мы уже пережили хаос конца 80-х-90-х и ничего хорошего в нем не нашли. Многочисленные любители политического промискуитета, конечно, хотели бы повторения этакой «клубнички а-ля майдан», но, к счастью, на то они и маргиналы, чтобы составлять нетрадиционные меньшинства как в политике, так и в других сферах жизни.

Месседж Суркова прост и понятен. Да, он обиден для бизнеса, поскольку подчеркивает его принципиальную антиинновационность и неготовность к модернизации страны (ан масс – понятно, что не без исключений). Далеко ходить не надо за объяснением причин – большая часть современного бизнеса – это паразитирование на советском наследстве.

Проедание мощностей основных фондов, введенных при Брежневе, а то и при Сталине, как справедливо указывает первый замглавы Администрации Президента, выливается в самом лучшем случае в строение домны, что означает лишь обеспечение уровня доходности, но никак не развитие.

У директоров и менеджмента подобных предприятий нет стимула для инвестиций в расширение производства, в закупку новых станков, в освоение инноваций, выдачу нового продукта. Зачем вкладываться, если уже существующие мощности, доставшиеся во время приватизации за гроши, выдают прибыль?

Отсутствие мотивации, нежелание бизнеса заниматься инновациями не секрет. Часто оно выражается в требованиях налоговых льгот и послаблений. Когда даются льготы, выясняется, что при строительстве очередного технопарка, забабахали торговый центр. Роскошный, но к технопарку никак не относящийся. Это суть бизнеса – сомнительная с точки зрения сиюминутной коммерческой выгоды инвестиция в инновацию никогда не станет альтернативой получению реального дохода, если у менеджмента не будет серьезной внешней мотивации.

Такой мотивацией в России будет государственная воля. «Принуждение к модернизации» - грустная шутка, последние полтора года ходившая по высоким кабинетам, теперь становится государственной политикой. Это ответ и на вопрос «за чей счет», и на вопрос «как». Модернизация будет осуществляться за счет всей страны – заплатить придется – и нерадивому бизнесу, и не приспособленным к рынку ученым, и среднему классу и бюджетникам. Всем придется раскошелиться, поскольку задача модернизации – это условие выживания России.

Модернизация – цель, которая ценна не сама по себе, а потому, что дает возможность решить задачи сбережения нации, а также обеспечения достойного места России в мире. Именно поэтому главное при модернизации – не допустить рецидивов советского опыта, когда слова «за счет» понимались как «ценой жизни». Ненасильственная модернизация – это не идефикс, а условие ее успеха.

Что же до вопроса «как», то тут нет смысла пересказывать Владислава Суркова, или Дмитрия Медведева, или Владимира Путина. Есть стратегия, план модернизации, сейчас определены составные его реализации, а также основные направления действий. Государство будет застрельщиком, бизнес попросят соответствовать, ученым дадут заказы и будут, как уже всем понятно, жестко спрашивать за неисполнение (слова о том, что вписаться в новый проект из всего ВУЗа может, к примеру, только одна лаборатория – это не угроза, а констатация системы правил).

Ну и еще один вопрос - «когда». Между прочим, совсем немаловажный. Поставить срок реализации в 20-30 лет означает поставить крест на проекте. Сказать, что он будет завершен в течение 10 лет, значит взять на себя полную ответственность за его выполнение.

Когда некие фантазеры уверяют, что в ближайшее время в Россию вернутся выборы губернаторов, а Москва станет чуть ли не столицей Североатлантического альянса, сразу возникает вопрос об адекватности прожектеров. Потому что «зачем»? Будет ли вообще к тому времени существовать НАТО? Ну и ответ на вопрос «когда» - через 50 или 100 лет, тоже сам по себе вызывает лишь сомнение в компетентности людей, которые строят прогнозы. Лица, не способные предугадать, что будет со страной через пятилетку, берут на себя смелость пророчить о том, что произойдет 100 лет тому вперед.

В этой связи Владислав Сурков вполне конкретен. Сроки выхода на проектную мощность концепта модернизация России – 10-15 лет.

Причем, этот срок, по мнению первого заместителя руководителя Администрации президента, Россия должна прожить без серьезных внутренних потрясений. Что, между прочим, означает необходимость убедительной победы «Единой России» на выборах 2011 года: политическое доминирование этой партии обеспечивает и в ближайшем будущем будет залогом успешного функционирования властных институтов на всех уровнях.

Вот желаемый образ будущего: без серьезных потрясений, создавая новые кластеры инновационного производства, бережно совершенствуя политическую систему, за 10 -15 лет запустить на полную мощность маховик модернизации. Такое вот обыкновенное чудо.