Пожар Москвы и спасенный Париж

В последнее время в современной России сложилось некое странное и малопонятное для русского человека отношение к Наполеону, его армии и войне 1812 года. Появились целые клубы, ассоциации так называемых «любителей наполеоновской эпохи», представители которых расхаживают в мундирах французской армии той далекой поры, досконально знают воинские традиции и песни Великой Армии, изучают ее историю и боевой путь.

У неонаполеоновских «солдат» есть свои «генералы», свои «маршалы» и даже сам «император». Они встречают друг друга бонапартийским кличем «Vive l'Empereur !» («Да здравствует Император!»), а во время реконструкции, скажем, Бородинской битвы «стреляют» в русскую «пехоту» и «кавалерию». Эти ассоциации и клубы существуют в России уже давно, и, наверное, не было бы в них ничего плохого, если бы ни странный привкус национального унижения русской воинской славы, который ощущается всякий раз, когда видишь русских молодых людей одетых в форму неприятеля, который почти 200 лет назад принес нашему народу неисчислимые страдания, сжег и наглумился над Москвой и, которого наши прадеды гнали до самого Парижа. Нельзя не заметить, что за пропагандой Наполеона скрывается все та же пропаганда Запада, его мировоззрения, его ценностей и его политики. Вольно или невольно, но руководители подобных ассоциаций являются своеобразными агентами влияния западного образа жизни. Современные любители Наполеона возражают нам и говорят, что их кумиром восхищались такие великие русские патриоты как Пушкин, Лермонтов, Тютчев. Но восхищение Наполеоном со стороны Пушкина или Лермонтова никогда не шло в ущерб русской славе. Пушкин свое стихотворение, посвященное Наполеону, начинает со строк:

Высокий жребий совершился,
Угас великий человек…

Но в чем величие этого человека? Оно, прежде всего в том, что он был бич Божий, наказание Франции, отрекшейся от Христа и законной монархии. Через этого человека Бог прославляет Русский народ, освободивший от Наполеона Европу:

Россия, бранная царица,
Воспомни древние права!
Померкни, солнце Австерлица!
Пылай, великая Москва!

В конце стихотворения Пушкин снова восхваляет Наполеона:

Да будет омрачен позором
Тот малодушный, кто в сей день
Безумным возмутит укором
Его развенчанную тень!

Но тут же поясняет, в чем величие умершего императора:

Хвала! он русскому народу
Высокий жребий указал
И миру вечную свободу
Из мрака ссылки завещал.

То есть Наполеона нельзя осуждать, как нельзя осуждать мировую чуму или проказу – это наказание Божие. И Русский народ, через победу над Наполеоном, очистился сам и очистил прокаженную революционной проказой Европу. То есть Пушкин имел ввиду то же самое, что говорил святитель Феофан Затворник: «Припомним двенадцатый год, зачем это приходили к нам французы? Бог послал их истребить то зло, которое мы у них же и переняли. Покаялась тогда Россия, и Бог помиловал ее».

Что же касается антихристовой сущности Наполеона, то Пушкин ее понимал всегда. Еще в юношеской оде «Вольность» он писал:

Восходит к смерти Людовик
В виду безмолвного потомства,
Главой развенчанной приник
К кровавой плахе Вероломства.
Молчит Закон – народ молчит,
Падет преступная секира...
И се – злодейская порфира
На галлах скованных лежит.
Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.

Итак, Наполеон, «самовластительный злодей», узурпатор, который, перешагнув через труп убитого законного Короля, воссел на его троне.

Вслед за Пушкиным и Лермонтов, отдавая в своем творчестве дань восхищения личностью Наполеона, его трагической судьбой, во многом реальной, а в еще большей степени порожденной так называемой «наполеоновской легендой», наряду с этим восхищением создает гимн Русской Славе – стихотворение «Бородино».

Мы видим, что у наших великих поэтов восхищение Наполеоном всегда сочеталось с чувством гордости за Россию, которая сокрушила его. У Императора Николая Павловича в Зимнем дворце висела огромная красочная картина «Парад Старой Гвардии в Тюильри». На ней был изображен Наполеон, в окружении маршалов принимающий парад своих «усачей-гренадеров». Николай I, глядя на картину, любил повторять: «Хочу каждый день видеть этого сильного и опасного врага, которого благодаренье Богу, мы сокрушили».

Подобных чувств совершенно не испытывают сегодняшние «наполеончики». Автору этих строк приходилось не раз слышать речи тех, кто стоит во главе бонапартийских ассоциаций. В них можно услышать, что в войне 1812 года виноват Император Александр I, который «завидовал» славе Наполеона, что русские выиграли лишь «чудом», что французы несли России «великое просвещение». Словом, как у Смердякова, который утверждал, что если бы Наполеон в 1812 году победил, то ничего страшного бы не случилось, так как «одна умная-с нация, победила весьма глупую-с». В красочно изданных журналах различных наполеоновских ассоциаций, проводится мысль о том, что французы были благородным противником, в сожжении Москвы виноваты сами русские, которые потом «зверствовали» в Париже (особенно казаки). Давайте посмотрим, так ли все обстояло на самом деле, какую «свободу» принесла в Россию Великая Армия, а какую свободу армия Александра Благословенного принесла во Францию.

24 июня 1812 года Россию постигло величайшее несчастье: наполеоновское нашествие. Европейская армада числом свыше 600 тысяч человек при 1420 тысяч орудиях, во главе с лучшим полководцем Европы, как это было принято считать, перешла границы Российской империи и двинулась в сердце ее, неся русскому народу смерть, разрушение и порабощение.

Война началась для России в очень невыгодных условиях. Наполеон тщательно, по меньшей мере, два года готовился к русскому походу. К лету 1812 года, он заставил все европейские страны, за исключением Англии и Швеции, так или иначе, оказать ему содействие в предстоящей кампании. Кроме того, используя масонские связи, Бонапарт добился вступления США в войну против Англии. 18 мая 1812 года, то есть почти за месяц до нападения на Россию, Соединенные Штаты Америки объявили войну Великобритании. Факт, который совершенно умалчивается большинством историков, но который имел очень большое значение для сковывания английских сил на море.

К моменту нападения Наполеона на Россию, последняя вела войны с Османской империей, с которой благодаря дипломатическому таланту М. И. Кутузова удалось заключить мир в самый канун наполеоновского нашествия, и с Персией. Русскому командованию пришлось держать на южном направлении большие силы, и даже мир с Турцией не позволил их быстро использовать против Наполеона, так как из-за отсутствия средств быстрого передвижения, Дунайская армия смогла поспеть к театру боевых действий лишь к осени 1812 года.

Наполеон собрал для русского похода огромную европейскую силу, собранную в так называемую Великую Армию. По пыльным дорогам России двигались французские, итальянские, прусские, баварские, австрийские, испанские, швейцарские, голландские, датские, фламандские, польские, венгерские, хорватские воинские части. Поистине, говоря словами Пушкина: «Не вся ль Европа здесь была?» Как верно пишет А. В. Рачинский: «В Великую Армию Наполеона войдут полки и батальоны двадцати стран. По экономическим, военным и людским ресурсам империя Запада превосходила Россию в несколько раз. Французы составляли только четверть Великой Армии, ее основой были немцы и поляки, а также итальянцы, испанцы, португальцы, хорваты, датчане, мамелюки».

Всей этой армаде русское командование могло противопоставить лишь 230 тысяч человек при 942 орудиях. Русские войска были разделены на три армии (генерала от инфантерии М. Б. Барклая де Толли, генерала от инфантерии П. И. Багратиона и генерала от кавалерии А. П. Тормасова). Фланги развертывания русских войск на Западе прикрывали 19-тысячный корпус генерала Ф. Ф. Штейнгейля в Финляндии и Дунайская армия адмирала П. В. Чичагова, насчитывавшая 57,5 тысяч человек. Но войска Чичагова и Штейнгеля вступили в бой лишь на втором этапе кампании, уже после ухода неприятеля из Москвы.

В Латинской Америке союзники Наполеона, Боливар, Сен-Мартен, Миранда, развязали антихристианскую гражданскую войну, призванную положить Латинскую Америку к ногам масонского императора.

Таким образом, Наполеон полностью использовал все имеющиеся у него резервы. Он достиг огромного превосходства над Россией, и у него, как ему казалось, нет ни одного шанса проиграть войну с нею. В умах большинства европейских политиков, даже не сочувствовавших Наполеону, судьба России была предрешена, и страх перед всесокрушающим завоевателем, толкал европейские правительства отправлять в далекую Россию свои войска.

Готовясь к нападению на Россию, Наполеон собирался не просто осуществить военную кампанию. Речь шла о последнем завершающем этапе создания «универсальной империи», то есть мирового владычества. Слова императора французов, сказанные им в преддверие 1812 года: «через три года я буду властелином мира, остается Россия, но я раздавлю ее», не были пустым звуком. В самой России у Наполеона были могущественные союзники, руководители русского масонства, многие из которых были на самом верху государственной власти. Министр полиции Франции Ж. Фуше в своих мемуарах, изданных в 1824 г., писал, что в 1812 году Наполеон рассчитывал на поддержку «французской партии в Петербурге». Пятую колонну Наполеона в России составляли масоны в высшем сословии и раскольники в простонародье. В Петербурге и в Москве зрели заговоры и строились планы государственного переворота в пользу Наполеона, убийства Императора Александра I-го. Сильную опору имел Наполеон среди русских раскольников, объявивших Царя «антихристом», а Наполеона – «истинным царем».

Сам Наполеон стремился воцариться в Кремле в качестве «русского царя» и расчленив Россию, превратить ее в своего вассала.

По складу своей души Наполеон был крайним циником и честолюбцем. Религия в его жизни играла ничтожную роль. Именно этим и воспользовались тайные сообщества, когда создавали из Бонапарта свое послушное орудие. Заметив еще в молодом Наполеоне несомненные природные способности, а также принимая во внимание его масонскую родословную (по масонской терминологии Наполеон был «волчонком», то есть сыном масона), тайные ордена соблазнили будущего императора возможностью неограниченной невиданной до селе власти. В египетской пирамиде Наполеон был посвящен в высшую степень розенкрейцеров «императора». Важнейшим и сакральным этапом стремительного восхождения Наполеона к власти стало изуверское убийство принца королевской крови Герцога Людовика д'Энгиенского Бурбона де Конде, которого Наполеона заставили казнить его розенкрейцерские покровители. Повязав себя королевской кровью, Наполеон открыл себе путь к абсолютной власти. Естественно, что на пути к этой власти ему мешал Бог и христианская Церковь. Наполеон вел с Церковью непримиримую войну. Внешне эта война была скрыта под маской толерантности и даже покровительства, но на деле Бонапарт делал все, чтобы унизить и разложить христианство. Его так называемое «венчание на царство» на деле являлось глумлением над христианским таинством. В самом соборе Парижской Божьей Матери, превращенного якобинцами в храм «Высшего Существа», отсутствовала любая христианская символика. Сам Наполеон венчался в западной, а не восточной части собора, присутствующий на коронации Папа Римский по существу исполнял роль статиста.

В отличие от благодушных бонапартийских мифов, Наполеон был чудовищным гонителем христианской церкви. По подсчетам историков, в царствование Наполеона во Франции было разрушено больше храмов, чем в годы якобинского террора! Большей частью храмы отдавались под каменоломни.

Между тем, христианская церковь, и Римо-Католическая и Православная, видели в Наполеоне злейшего врага. Папа Пий VII, который надеялся, что своим участием в коронации Наполеона он сможет влиять на режим Бонапарта, вскоре понял свое заблуждение. Не успев вступить на престол, Наполеон начал запрещать только что им восстановленные католические ордена, обязал все религиозные общества получать разрешения на свою деятельность от государства, сам назначал епископов. Наполеон совершенно не считался с главой католического Рима, а 17 мая 1809 года своим декретом лишил Папу светской власти, присоединил Рим и Папскую область к Французской империи, а самого Папу арестовал и вывез во Францию. В ответ на это Пий VII отлучил Наполеона от церкви. После этого руки Бонапарта в отношении католической церкви были окончательно развязаны. Она должна была превратиться в послушное орудие деспота и освящать его преступную власть. Личность Господа Иисуса Христа должна была быть вытеснена личностью Наполеона. «Мое имя должно жить столько же сколько Имя Бога», – изрекал Бонапарт. Все, кто был не согласен с таким подходом, подвергались гонениям и казням. Первой против богоборца стала католическая Испания, оккупированная французами. Во главе испанской «герильи» стояли простые священники, которые вели испанских крестьян на бой с захватчиками с крестом в руках. Тысячи испанских христиан, мужчин, женщин и даже грудных детей, пали от рук наполеоновских захватчиков.

Русская Православная Церковь осудила Наполеона еще за три года до римского первосвященника. В 1806 году Святейший Синод обличил личность и деяния Наполеона в самых решительных выражениях. В синодальном указе говорилось, что «неистовый враг мира и тишины, Наполеон Бонапарте... отложился от христианской веры, самовластно присвоил себе королевскую власть Франции, явил себя завоевателем и тираном в Европе, подверг гонениям Церковь, восстановил иудейский синедрион, «который некогда дерзнул осудить на распятие» Господа Иисуса Христа». В указе сказано определенно, что Наполеон, «отринув мысли о правосудии Божием, ... мечтает в буйстве своем, с помощью ненавистников имени христианского... похитить (о чем каждому человеку и помыслить ужасно!) священное имя Мессии...»

Начавшееся в июле 1812 года наполеоновское нашествие в полной мере продемонстрировало его антихристианскую и поработительскую сущность. Вторгшиеся завоеватели вели себя с местным населением как новые хозяева с рабами. Причем это касалось не только великорусских земель, но и литовских, лифляндских и белорусских. В одном из литовских городов итальянская и баварская солдатня вырубила все садовые деревья, растоптала огороды. Как вспоминал католический епископ Буткевич: «грабили все, что попало под руки, и в особенности съестные припасы; разогнали лицей, в соборе поместили солдат, которые ночевали даже на престоле и вообще осквернили храм Божий».

В 20 верстах от литовского городка Урдомина отряд ограбил местечко Сомно, причем из тамошнего костела взял 4.500 рублей, собранных на ремонт церкви.

Примечательно, что вторгшаяся в Россию армада, которую составляли люди, называвшие себя христианами, или хотя бы были людьми христианской традиции, были абсолютно нерелигиозны. Тот же епископ Буткевич вспоминал: «многие удивлялись, когда узнали, что не было при объявлении войны во французском войске никакой молитвы о счастливом ведении столь громадной войны; видно, французы были уверены в своем счастии; но оно и было поводом падения Наполеона, т. к., рассчитывая постоянно только на свое счастье и на материальную силу, он оставил в стороне Божию помощь и благодать Его. Этим же объясняется то обстоятельство, что в столь громадной армии, состоявшей почти исключительно из римо-католиков, не было ни одного штатного католического священника. Только гвардейский уланский полк Красинского постоянно держал на свой счет полкового священника».

Эта безбожная орда сеяла смерть и разрушение на Русской Земле. В Одинцово зверства захватчиков сократили население этого населенного пункта на треть.

Как писал историк Е.В. Тарле: «Разорение крестьян проходившей армией завоевателя, бесчисленными мародерами и просто разбойничавшими французскими дезертирами было так велико, что ненависть к неприятелю росла с каждым днем».

Но самым ярким проявлением антихристианской сущности наполеоновского нашествия стала Москва, куда неприятель вступил 2-го сентября 1812 года, после кровопролитного Бородинского сражения. Когда Наполеон с Поклонной горы увидел блестящую золотом церквей древнюю русскую столицу, он решил, что наступил конец войне. Взмахом руки, император дал знак своим войскам вступать в Москву, еще не зная, что город пуст.Войдя в Москву, захватчики принялись грабить и опустошать ее. Их не остановил даже великий московский пожар. Особенному глумлению подверглись московские святыни.

Время оккупации стало страшным испытанием для монастырей. 3-го сентября Великая армия получила официальное разрешение грабить, и многие ее представители дали выход своим самым низменным инстинктам, за что получили от местных жителей меткое определение – беспардонное войско. В это время неприятели побывали на территории всех монастырей и почти все они были разграблены.

Мародеров интересовали прежде всего драгоценности, украшавшие священные предметы. Они сдирали с икон серебряные оклады, собирали лампады, кресты. В поисках спрятанных сокровищ грабители нередко взламывали в храмах полы. Ограблению подвергались и монахи: у них отбирали сапоги, теплое платье, рубашки. Во многих монастырях монахов нещадно избивали, чтобы узнать, где спрятаны церковные сокровища. Некоторые из них от побоев скончались (например, иеромонах Знаменского монастыря Павел, священник Георгиевского монастыря Иоанн Алексеев). На территории Новоспасского монастыря был похоронен священник церкви Сорока святых Петр Вельмянинов, мученически убитый неприятелями за то, что не отдал им ключи от своего храма. Его били прикладами, кололи штыками и саблями. Всю ночь он пролежал на улице, истекая кровью, а утром проходивший мимо французский офицер пристрелил его. По свидетельству очевидца, рассказавшего эту историю, неприятели потом три раза раскапывали его могилу – увидев свежую землю они, видимо, подумали, что там зарыт клад. От грабежа оккупанты часто переходили к прямому осквернению русских святынь. Так, в Андрониевском, Покровском, Знаменском монастырях французские солдаты кололи на дрова иконы, лики святых использовали как мишени для стрельбы. Не довольствуясь монашескими кельями, неприятели в качестве жилых помещений часто использовали храмы, при этом престолы и жертвенники употреблялись вместо столов, а в алтарях стояли кровати. Некоторые церкви Заиконоспасского, Покровского, Новоспасского, Симонова, Крестовоздвиженского, Донского, Рождественского и других монастырей были превращены в конюшни. В алтаре соборного храма Чудова монастыря находилась канцелярия маршала Даву, а в Екатерининской церкви Вознесенского – хлебопекарня. Наибольшему осквернению со стороны врагов подвергся Высокопетровский монастырь, где оккупанты устроили скотобойню, а соборный храм превратили в мясную лавку. Очевидец пребывания французов в Москве (в то время – ученик Славяно-греко-латинской академии), проходя мимо монастыря, с ужасом увидел, что монастырский погост покрыт спекшейся кровью, а в соборе на паникадилах и на вколоченных в иконостас гвоздях висят куски мяса и внутренности животных. Из многонациональной армии Наполеона только греческие части не участвовали в разграблении монастырей, так как видели в русских монахах своих единоверцев. Впрочем, среди французов и поляков тоже иногда встречались люди, которые относились к православным святыням если не с уважением, то, во всяком случае, с осторожностью. Так, по словам монахини Новодевичьего монастыря Антонины, начальник остановившихся в их обители солдат Задэра «греха боялся». Осматривая монастырь, он посоветовал убрать серебряный крест, Евангелие и другие ценные вещи, пояснив на ломаном русском языке: «Французска солдата вора». По свидетельству монахов Данилова монастыря, квартировавшие у них французы часто заходили в церковь: все осматривали, но ничего не трогали. Один офицер, увидев перед иконой свечу, потребовал себе такую же, но от образа не велел брать. Узнав, что в монастырь должен прибыть отряд конной артиллерии, офицеры предупредили священника: «Это люди нечестивые» и предложили спрятать все ценное. При этом они даже помогли зарыть в землю церковные вещи, а приехавшим артиллеристам пришлось ограничиться обдиранием раки князя Даниила и снятием одежд с престолов. В некоторых монастырях (Новодевичьем, Рождественском, Зачатиевском, Страстном) французы разрешили возобновить богослужения. В Новодевичьем они даже выделили священнику необходимое для службы красное вино и муку для просфор, запретив при этом читать молитву «о победе на супостаты». Своим личным посещением Наполеон «удостоил» Новодевичий и Донской монастыри. Эти обители он, по-видимому, рассматривал как стратегические объекты. По его приказу в Новодевичьем французы разместили батарею, а стены монастыря укрепили окопами, для чего стоявшую рядом с монастырем церковь Иоанна Предтечи взорвали. В Новоспасском монастыре остался наместник (престарелый) иеромонах Никодим с малым числом монашествующих. Французы умертвив священника Сорока-Святской церкви, стоящей против монастыря, напали на обитель и разбили двери храмов. Престарелый наместник, уже избитый, приведен был ими в собор с одним послушником. Они оба были поставлены на колени среди храма с приставленными ко груди ружьями. Начальник неприятельской партии угрожал смертью из пистолета, требуя, чтобы наместник открыл места хранения монастырских сокровищ. Наконец, после истязаний французы, оставив их в живых, разграбили оставшиеся в ризнице вещи и оклады с икон. Когда же они сдирали ризу и венец с образа Спасителя, то находившийся в венце изумруд немалой величины, выпрыгнув с места, завалился за тумбу иконостаса, где и остался целым.

После сего разграбили братские кельи и монастырь сожгли. От пожара уцелели 3 церкви – Преображения Господня, 2-я теплая Пресвятой Богородицы и Знаменская. Но и сии церкви осквернены и обезображены. Наместника несколько раз предавали побоям и неоднократно наносили раны.

В Симоновом монастыре настоятель архимандрит Герасим отпустил небольшое число монашествующих с главными святынями в Вологду. Сам он с 16 монахами решился остаться в Москве. Неприятели 5 сентября, вырубив ворота монастырские, вбежали в церковь во время утреннего молитвословия. Архимандрит Герасим был тотчас схвачен и допрашиваем с побоями и угрозами смерти о сокровищах монастырских. Истязали наместника Иосифа, но не могли ничего добиться. Расхитив все, враги удалились. Настоятель скрылся с 8-ю братиями в Екатерининскую пустынь, туда прибыл затем наместник, который сообщил, что в монастырь приезжал неприятельский генерал с отрядом и искал повсюду настоятеля, принуждал наместника открыть место хранения церковных сокровищ и приказывал ему наклонить голову будто для ее отсечения, приставлял пистолет к груди, но, видя его непреклонность, оставил в покое.

13 октября арх. Герасим возвратился в Москву, нашел в монастыре святыню всю поруганную, церкви завалены сеном, соломою и навозом, престолы и жертвенники сдвинуты с мест своих, святые иконы расколоты и употреблены в ящики для хлеба. В Донском монастыре остался наместник Вассиан с 17-ю монахами. Неприятели, вторгшись в обитель 3-го сентября, вломились в собор, в котором укрывались монахи с частью других православных. Наместник, держа крест в руках, всех приготовлял к смерти. Неприятели подвергли избиению наместника, а ризничего, монаха Иринея, изранили саблей. Затем разграбили собор и прочие церкви и келлии. Церкви обратили в конюшни и кофейни. Монахов употребляли на тяжелые работы. Монастырь занимаем был попеременно различными неприятельскими отрядами.

Около 20-го сентября на несколько минут приезжал в монастырь Наполеон и, посмотрев на собор, удалился. Церкви и кельи, хотя все были разграблены и святыня поругана, но ничего не было сожжено из монастырских зданий.

Заиконоспасский монастырь занят был неприятелем, который обратил церкви в конюшни, а оставшихся при монастыре монахов употреблял на тяжелые работы и томил голодом. Когда неприятель был изгнан, церкви были наполнены навозом и всякою нечистью, но монастырь уцелел от пожара.

В Чудовом монастыре в обители остались казначей Аарон с 2 монахами; французы казначея приговорили к расстрелянию, но Божией помощью он спасся от смерти, скрывшись из монастыря. Он рассказывал, что французы, надев на себя митры и облачение в поругание духовенства, ездили так на конях. По изгнании врага все иконы были найдены поруганными и храмы осквернены.

В Сретенском монастыре иеромонаха Алексия истязали, требуя указания церковного имущества. Во время ограбления церкви французы неоднократно брали в руки ковчег с частью мощей Марии Египетской и опять поставляли его на своем месте, так что он остался целым.

Спасо-Андроников монастырь был разграблен и сожжен.

Из Высокопетровского настоятель престарелый архимандрит Иоанникий в сопровождении одного иеродиакона и 2 служителей с главными святынями выехал 1-го сентября с намерением продолжать путь в Вологду, но по старости лет остановился в Ярославле. Прочее братство в числе 8 человек осталось в монастыре. Казначей успел серебряную утварь скрыть в печной трубе. 5-го числа неприятели ворвались в храмы, и не обретая нигде сокровищ, истязали монахов. Но по учреждении в монастыре бойни, начальник принял монахов и служителей в свое покровительство. Заняв некоторые церкви бойнею, одну по их просьбе предоставил им для богослужения, которое началось с 25 сентября и продолжалось каждодневно до выхода неприятеля. Церковь едва могла вмещать приходящих для молитвы. Когда стало известным, что неприятели по выходе из Москвы намерены перерезать всех русских и взорвать святыни, все исповедовались и причащались, готовясь к смерти.

В Богоявленском настоятель, архимандрит Гедеон, скрыв в потаенном месте богатейшую жемчужную ризницу и утварь, выехал в Вологду. Казначей монастыря Аарон, оставшийся в монастыре, собрал остальные вещи и скрыл их в дверях церковных под пол. Неприятели мучили казначея, таскали его за волосы, выдергивали бороду и затем, как его, так и других монахов изнуряли работой. Казначей Аарон выпросил разрешения служить в одной церкви, в которой служба продолжалась непрерывно до выхода неприятеля. В этом монастыре, в церквах, иконы и престолы остались неповрежденными и антиминсы уцелели; только от взрыва Кремля в нижней церкви, железные связи лопнули, на колокольне согнулся крест и кровля на церквах и покоях пробита в 46 местах. Братские кельи сгорели, но скрытая утварь под полом сохранилась в целости.

Из загородных монастырей неприятели побывали в четырех: Николо-Перервинском, Николо-Угрешском, Можайском Лужецком Ферапонтове и Саввино-Сторожевском. Первые два пострадали сравнительно мало: все наиболее ценное было вывезено накануне. Поэтому утрата Николо-Угрешского монастыря ограничилась преимущественно истощением съестных запасов. В Николо-Перервинском французам не повезло даже с этим – остававшуюся здесь муку и подсолнечное масло монахи надежно спрятали. Можайский Лужецкий монастырь был разграблен и осквернен. Свидетелем поругания является хранящаяся здесь икона святого Иоанна Предтечи со следами от ножа – французы рубили на ней мясо. Удивительна судьба Саввино-Сторожевского монастыря, где во время войны произошло поистине чудесное событие, которое стало известно в России с 1839г. после посещения ее герцогом Максимилианом Лейхтенбергским – сыном вице-короля Италии Евгения Богарне. Отец рассказал ему, что во время пребывания в монастыре ночью к нему в келью (то ли во сне, то ли наяву) пришел старец в черных одеждах и сказал: «Не вели войску своему расхищать монастырь и особенно уносить что-нибудь из церкви. Если исполнишь мою просьбу, то Бог тебя помилует, и ты возвратишься в свое Отечество целым и невредимым». Утром принц Евгений пошел в церковь и в одном из образов узнал своего ночного посетителя. На его вопрос, чей это портрет, монахи объяснили, что это святой Савва, основатель монастыря. Евгений Богарне распорядился запереть и опечатать храм и вскоре увел свой корпус из монастыря. Верность предания подтверждается тем, что в соборной церкви разрушений практически не было. Однако в целом монастырю все же был нанесен определенный ущерб. Особенно пострадали находившиеся на его территории дворец царя Алексея Михайловича и Царицыны палаты. После ухода неприятелей от их интерьера почти ничего не осталось: кровать царя Алексея Михайловича была сожжена, дорогие кресла ободраны, зеркала разбиты, печи сломаны, редкие портреты Петра Великого и царевны Софьи похищены. Известно, что в Саввино-Сторожевском монастыре останавливался также 3-й кав. корпус генерала Груши. Возможно, что разрушения были сделаны этой воинской частью.

В иноческих воспоминаниях иногда встречаются сведения о защитниках православных святынь из среды мирян. Так, крестьянин Алексей Ревягин, увидев, что французский солдат укладывает в свою повозку серебряную ризу с иконы Спасителя из соборного храма Николо-Перервинского монастыря, сначала хотел отобрать ее, но, поняв, что силы неравны, попробовал обмануть грабителя, что получилось весьма успешно. Громко смеясь, он показал сначала на медные пуговицы своего кафтана, а затем – на снятую ризу. Мародер, подумав, что принял медь за серебро, выбросил похищенное. Крестьянин подобрал ризу, спрятал в своем доме, а после ухода неприятелей вернул ее монастырю. Штатные служители Симонова монастыря одного из грабителей убили. Несмотря ни на что, к врагам, оказавшимся в тежелом положении, монахи относились по-христиански: в Новодевичьем монастыре заболевших французских солдат лечили, а в Рождественском делились с голодными оккупантами своей скудной пищей. Рассказывая об этом, одна из монахинь пояснила: «Ведь захотят, так сами все возьмут, опять же жаль их сердечных, не умирать же им голодною смертью, а шли ведь они на нас не по своей воле».

Уходя из Москвы, французы пытались взорвать некоторые монастыри (Новодевичий, Рождественский, Алексеевский), но монахам удалось вовремя потушить огонь и тем самым спасти свои обители. Ущерб, нанесенный московским монастырям неприятельским нашествием, был огромен. На исправление монастырских зданий было затрачено более 500 тыс. рублей. Многие иконы и редкие книги безвозвратно погибли. Крестовоздвиженский, Георгиевский и Ивановский монастыри (как наиболее пострадавшие) были упразднены и превращены в приходские храмы (в 1859г. Ивановский был возобновлен как монастырь). После войны рассматривался также вопрос об упразднении Никитского монастыря, однако он был восстановлен на частные пожертвования. В заключение хочется отметить, что события, происходившие в московских монастырях, получили во время войны широкий резонанс и, несомненно, повлияли на усиление партизанского движения. Несмотря на весь свой военный гений, Наполеон не смог понять главного: нельзя воевать с народом великой страны, особенно – не зная его истории и не уважая его ценностей и традиций. «Дубина народной войны», сыгравшая значительную роль в истреблении Великой армии, блестяще доказала это в 1812 г.>Война 1812 года стала переломным моментом в жизни Императора Александра I. Христианская душа его очистилась «грозой 12 года» от того тяжкого груза «либерализма», который довлел над ним с юности. К моменту нападения Наполеона на Россию Император Александр уже четко понимал, что он воюет не просто с иноземным врагом, но с антихристианским владыкой, мечтающим захватить мир.

В июле 1812 года Император Александр Благословенный писал в своем манифесте: «Да встретит враг в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном – Палицына, в каждом гражданине – Минина. Соединитесь все с крестом в сердце и оружием в руках, и никакие человеческие силы вас не одолеют».

11 июля Государь посетил Москву. Все дороги перед столицей были заполнены народом, уходившим от Наполеона. В селах духовенство выходило навстречу к Александру I с крестом в руках. «Пребывание Государя в Москве произвело на него огромное впечатление. В Москве, молясь у святых мощей и чудотворных икон, соприкоснувшись в такое исключительное время со всей историей России, в древней России представленной, он весь проникся отеческим чувством и понял, на какую несокрушимую силу может рассчитывать в борьбе с полчищами Наполеона. Государь несколько раз повторял в Москве:«Этого дня я никогда не забуду».

Император Александр, уповая на помощь Божию, проникся твердым намерением воевать с супостатом до победного конца, или умереть сражаясь. Государь заявил, что никогда не заключит мир с Наполеоном. «Я лучше отращу себе бороду и буду питаться картофелем в Сибири, чем подписать стыд моего Отечества. Если у меня не останется ни единого солдата, я созову мое верное дворянство и добрых поселян, буду сам предводительствовать ими и подвигну все средства Империи».

Александр I свое слово сдержал. Стратегический русский план, кстати, утвержденный Императором еще до кампании 1812 года, предусматривал сдачу Москвы и отступление вплоть до Казани. Перейдя Неман, Наполеон попал в ловушку, был вынужден гоняться за неуловимой русской армией. Происходила парадоксальная ситуация: Великая Армия не проиграла ни одного сражения, но при этом стремительно таяла. Особенно был велик падеж лошадей, которых почему-то французы не подковывали. Самым губительным для Наполеона стало его вступление в Москву, где его многонациональное войско явило миру обыкновенное западное варварство. Император Александре I и фельдмаршал М. И. Кутузов прекрасно знали психологию западного солдата: грабителя и мародера. Они предугадали, что оставленная Москва, наполненная брошенным имуществом, драгоценностями и золотом, станет гибельной ловушкой для наполеоновских солдат. Прогнозы русского командования полностью оправдались. Войдя в Москву и обнаружив несметные богатства, оставленные москвичами при своем уходе из столицы, солдаты Великой Армии предались грабежу. При этом из зарядных ящиков и походных ранцев выкидывалось все военное снаряжение, а его место занимало золото, драгоценности, меха. Солдаты и даже офицеры одевали на себя песцовые и собольи шубы и шапки, дорогие одежды. К моменту ухода Бонапарта из Москвы, Великая Армия, за исключением Старой Гвардии, была скорее похожа на шайки мародеров и бандитов, чем на регулярную армию.Сидя в охваченной пожаром Москве, Наполеон понимал, что ему как воздух необходим мир с Царем. Мир, причем любой, продиктованный в Москве, означал его, Наполеона, победу. Одного за другим шлет император французов своих парламентеров в русскую ставку. Эти парламентеры везут наполеоновские письма Александру I с просьбой о мире. Ответа от Царя нет.

Тем временем, Наполеон, с постоянно тающей армией, не мог ни начать крупного наступления, ни зимовать на московском пепелище. У него был один путь: уходить обратно. Великая Армия начала свой отход из Москвы. Но она мало напоминала ту армию, которая покорила Европу и вторглась в русские пределы. Сотни обозов, груженных награбленны