Гайдар. Смельчак, который был со всеми на \"Вы\"

Если вы ничего не понимаете в экономике, вы ничего не понимаете в Гайдаре. Если вы ничего не понимаете в Гайдаре, вы ничего не знаете об истории нашей страны. Тут имеется в виду, понятно, Гайдар Третий.

Первый Гайдар, он же Аркадий Голиков, был драчуном. Это видно не только из ранней биографии: в 16 лет (правда, недолго) – командир полка. Все его крутые повести не для детей – для мальчишек. Каждая из них заквашена на неугомонности. В страшную войну Гайдар бросился, как в сабельную атаку. Погиб на выходе из окружения. Тогда много говорили про сдавшихся в плен. Про Гайдара и мысли такой не возникло. И правильно не возникло.

Второй Гайдар, Тимур Аркадьевич, был офицером-журналистом. Он работал в военном отделе «Правды». Оба его начальника были знаменитыми людьми в больших погонах. Они не поделили славу и ненавидели друг друга. На стене висели шашки, подаренные «Правде» разными буденовцами. Тимур боялся, что однажды они выхватят шашки из ножен и поубивают друг друга. Сам он был человек спокойный и сторонившийся интриг. Контр-адмирал, к чему сам относился с легкой иронией. Болезнями особо не страдал: вчера играл в теннис, сегодня его не стало.

Третий Гайдар, Егор Тимурович, был журналистом-экономистом. Типичный маменькин сынок: умненький, чистенький, начитанный, воспитанный. Когда настанет его час, выяснится, что отвагой он не уступает рубаке-деду, рассудительностью и отвращением к интригам – адмиралу-отцу. Но чтобы понять это, надо хоть немного понимать экономику.

Егор Гайдар входил в большую жизнь, когда самой популярной шуткой экономической науки были слова чеха Иржи Динсбира – диссидента, сидевшего в одной камере с Вацлавом Гавелом, над остротами Иржи потешалась вся тюрьма. Чешские тюрьмы всегда славились юмором высшего качества, что много говорит о Динсбире. Потом, уже министром иностранных дел своей страны, он сказал то, что стали приписывать многим. Но именно Динсбиру принадлежит это: «Превратить социалистическую экономику в экономику нормальную так же легко, как превратить рыбный суп в живой аквариум».

Доводилось ли вам, уважаемый, где-нибудь на берегу озера варить свежую уху? Помните ли вы волшебный пар над закопченным ведром и побелевшие, развалившиеся куски язей и лещей в кипящем бульоне? Пригласив на беседу молодого экономиста, президент Б.Н. Ельцин, единственный честно избранный правитель за всю историю России, выставил перед ним закопченное ведро и сформулировал простенькую задачку: превратить «вот это» в живой аквариум.

Тут важно уточнить не то даже, что уха в ведре была не свежей, не дымящейся, но давно и многажды прокисшей. Этот харч уже не лез в горло даже оголодавшим совхозным свиньям. Важнее, однако, было то, что ни одной инструкции, ни единого пособия насчет того, как превращать в юрких рыб это отвратное пойло, не существовало нигде и ни в каком виде.

В продвинутых университетах Америк и Европ были написаны тысячи диссертаций по поводу экономик СССР, Польши и Венгрии, Китая и Монголии. Либеральная профессура Запада гневно корила коммунистических лидеров за то, что они строят социализм «не так». Однако не существовало ни единой, мало-мальски серьезной академической работы, где рассматривались бы проблемы трансформации централизованного планового хозяйства в свободную рыночную экономику. С чего начать, как продолжать, чем и когда завершать? Ссылались на опыт Маргарет Тэтчер, на её обильную приватизацию. Смешно. В Британии не было прокисшей ухи. Там рыбку поймали, подержали в аэрированном бассейне капиталистической национализации и вновь выпустили в родную среду. Там её, живую, не резали на вздрагивающие куски прежде, чем бросить в крутой кипяток.

Мнение просвещенного Запада громче всех выразил патриарх Бостонской школы Милтон Фридман. По его мнению, России нужны были всего лишь три мероприятия. Первое – приватизация. Второе – приватизация. Третье – приватизация.

Потом, когда угрозы страшного голода, распада страны, армейского бунта и замерзших городов останутся позади, Егора Гайдара часто будут упрекать в том, что зря он зачитывался учением Фридмана. А что ему было читать? «Экономические проблемы социализма в СССР», автор И.В.Сталин? Доклад Л.И.Брежнева Сентябрьскому (1966 г.) Пленуму ЦУ КПСС «О дальнейшем развитии сельского хозяйства»? Все советские труды бесчисленных академических институтов вмиг оборотились тем самым осклизлым валуном: налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – жизни лишишься.

Но на деле сказка была еще страшнее, потому что в стране развернулась непримиримая борьба за власть.

Сначала подспудная, она жгучим пламенем вырвалась наружу, когда Руслан Хасбулатов, тоже доктор экономики, но ничуть не церемонный, напрямик рвущийся к власти, по именам назвал Гайдара и его соратников «мальчиками в розовых штанишках». Эти ругательства Хасбулатов, председатель всесильного по тем временам Верховного Совета, изрыгнул во время своего государственного визита в Японию. Так тлевший скандал вмиг взвился неумолимым стихийным бедствием.

Во времена макашовского путча Гайдар проявил себя человеком отчаянно смелым, но, по мне, это было легче, чем стоять под градом тупых острот, яростной клеветы и надменного невежества, которыми ежедневно и в прямом эфире осыпали Гайдара буквально со всех сторон. Например. Как и многие его коллеги-профессионалы, Гайдар порою говорил «в этой стране», имея в виду «в России». Ну, калька с академического «in this country». Только на этом хлипком основании критики обвинили Гайдара в пресмыкательстве перед Западом, отсутствии патриотизма и даже предательстве интересов родной страны. И что вы думаете? Невинное, ничем не запятнанное выражение с тех пор исчезло из их политического словаря. Нет его и поныне.

Вот что Гайдар слышал ежедневно, продолжая работать по 15 часов.

Ни тогда, ни потом Б.Н. Ельцин не предавал Гайдара. Но Ельцин был стопроцентный политик, чего нельзя сказать о Гайдаре. По той хотя бы простой причине, что политик, не ценящий власть и не влюбленный в неё, — это, скорее, какая-то боковая мутация. Ельцин к власти относился со всей серьезностью, а Гайдар был мутантом. Власть вне долга была ему обузой. Деньги как рычаг власти его не манили. В 1992 году он приходил в «Известия», и я сидел как раз напротив него. На нем был чуть примятый рядовой пиджак, и ни одна черта его оживленного лица не отражала величия. Просто не могу вообразить вопроса, в ответ на который он бы сказал: «Не дождетесь!»

Из власти он ушел по-гайдаровски. Сам предложил это колебавшемуся Ельцину, сам назвал имя своего преемника: «Он все же приличнее других». И во все последующие годы, а это без малого два десятилетия — ни разу не заскулил.

Из жизни он ушел по-гайдаровски. Работал до самой последней секунды. Писал не ради власти, не ради денег — ради людей. Никого не обременил своими хворями, никого не обругал и не проклял. Как был со всеми на «вы», так и остался. Теперь — навсегда.

Доказывать, что Егор Тимурович Гайдар навсегда останется в благодарной памяти россиян, я не стану. Если это надо кому-то доказывать, значит, этот кто-то не стоит того, чтобы ему хоть что-нибудь доказывали.

Однако к двум важным выводам судьба Гайдара все-таки взывает.

Вывод первый: нет и никогда не будет в нашей стране такого положения, чтобы на самую высокую и ответственную должность не было достойного кандидата. Уж до чего непредсказуемо возник молодой журналист, пишущий на экономические темы, пред очами одинокого президента, лихорадочно ищущего честных и готовых к труду единомышленников. Ну просто игра случая. А ведь задачи, которые никто и никогда до него не решал — оказались ему по плечу. Даже Милтон Фридман, тот самый, великий, из Бостона, под конец своей жизни грустно признал, что все его «три приватизации» суть заблуждение. Что в обществе, где не господствует право, приватизация — западня.

Только признал он это не до Гайдара, а после. И не вопреки Гайдару, а благодаря ему. А также благодаря «мальчикам в розовых штанишках», которые смогли оживить старую уху, заваренную еще товарищем маузером.

Вывод второй: стране не избежать болезненной ломки, если в недрах предыдущего режима нет системной оппозиции. Краткие годы горбачевской перестройки позволили сойтись, познакомиться, «снюхаться» сторонникам рыночной экономики. Всем диктатурам, жестким или мягким, имманентно присущи свойства саморазрушения. И тогда перед страною, в том или ином виде, встает задача превращения рыбной кухни в живой аквариум.

Скорее всего, это будет уже не газовая, не нефтяная уха. Возможно, оживлять придется заливное из выборов и референдумов, расстегаи из суда и прокуратуры, солянку из чести и неподкупности. Но все равно стране потребуются реформаторы. Если они окажутся на высоте исторических запросов, то на их письменном столе непременно найдется место портрету молодого человека, отчаянного смельчака, который со всеми был на «вы».