Уроки Октября. Cделать историю прошлым

Великая Русская революция так и не стала для нас историей: мы по-прежнему допускаем возможность повторения политической практики XX века в нашем настоящем и будущем. Меж тем на фоне внутреннего взаимного непонимания российская историческая наука теряет традиционно весомые позиции в международном изучении собственной же революции.

Вот уже почти столетие российское общество остаётся расколотым в отношении оценки одного из важнейших событий национальной и мировой истории. Чем была Октябрьская революция 1917 года для российской и мировой истории? На самом деле, при всём изобилии известных своей диаметральной противоположностью ответов российское общество после 1991 года так и не смогло всерьёз разобраться с этим вопросом. И хотя бы попытаться дать ответ, который поставил бы точку в нашем прошлом и позволил сформулировать более чёткий образ собственного будущего.

Более того, зачастую очевиден ощутимый откат в изучении и теоретическом осмыслении событий 1917 года: в лучшем случае происходит накопление новых фактов, в худшем — скатывание к примитивной конспирологии, поиску всевозможных «заговоров» и происков «тёмных сил». Как результат, помимо всего прочего, Россия, её историческая наука, теряют традиционно весомые позиции в международном изучении собственной же революции. Среди историков внутри страны утрачен общий научный язык описания тех событий, не говоря уже о консенсусе в отношении допустимых методологических подходов. Такова тревожная тенденция, на которую давно бы пора обратить внимание.

Сегодня день 7 ноября, некогда отмечавшийся как праздник Великой Октябрьской Социалистической революции, приватизирован в основном оппозиционными политическими силами, использующими его как повод для дополнительной медийной засветки. Коммунисты отмечают его как «красную дату», попутно не скупясь на популистские лозунги в отношении дня сегодняшнего. Либералы и националисты в свою очередь склонны рассматривать 1917 год как катастрофу, последствия которой приходится преодолевать современной России. Власть и вовсе в последние годы решила этот день не замечать, заменив его новым праздником . Возможно, и правильно. Вот только оставлять такой вопрос без ответа долго всё равно не получится.

Очевидный факт: великие европейские народы в разное время своей истории пережили великие революции. Эти кровавые события потрясали мир, раскалывали их на противоположные лагеря, порождая бури эмоций и моря крови. Они были подчинены служению великим идеям и подчас становились моментом крушения этих идей с последующим тягостным разочарованием. Так, в конце XVIII столетия прекрасные мечтания французского Просвещения были разбиты о лезвие гильотины. Однако прошло ещё какое-то незначительное в масштабах истории время, и что мы видим: в свободной Франции День взятия Бастилии — мифологизированного события, служащего отправной точкой их великой революции, — отмечается как национальный праздник с парадом и массовыми гуляниями. В Англии памятники казнённому королю и лидеру казнившей его революции стоят напротив друг друга, на площади у действующего парламента.

Тут, казалось бы, можно сказать что-то вроде: «Так почему бы и нам так сделать нельзя?». Похоже, что пока нельзя. По крайней мере, сегодня всё ещё не получается. И почему, более-менее очевидно. В отличие от Английской революции для британцев и Французской — для французов, Великая Русская революция так и не стала для нас историей — здесь можно только согласиться с питерским историком Борисом Колоницким, озвучившим этот тезис недавно во время устроенной Институтом общественного проектирования научной конференции, как раз по проблемам октябрьской революции.

Эта революция для нас не просто не закончилась — сознательно или бессознательно, мы по-прежнему допускаем возможность повторения политической практики XX века в нашем настоящем и будущем.

Именно поэтому мы, яростно споря друг с другом, продолжаем воспринимать события вокруг 1917 года исключительно с позиций «за» и «против». Оправдывая их или проклиная. «Наша Родина — революция…» — эти слова из песни, исполнявшейся лет тридцать назад на пионерских линейках, словно закодировали наше сознание. Когда мы рассуждаем о том, оправданной была политика большевиков или нет, чем руководствовались в своих решениях Ленин, а затем Сталин, можно ли было предотвратить красную революцию путём более жёстких действий со стороны прежней власти и Белой армии, мы невольно примеряем события прошлого к нашим сегодняшним реалиям. Отсюда страх повторения массовых репрессий в головах одних и мечты в духе «всех бы расстрелять» — в головах других!

Другой тяжкий груз, обременяющий наше историческое сознание: в той сложной и прямо скажем во многом провальной ситуации, в которой оказалась Россия после крушения коммунистического проекта, нам крайне тяжело осознать, что Великая Русская революция дала больше плюсов остальному миру, чем самой России. Как тут не вспомнить знаменитые слова, произнесённые ещё в XIX веке, что для реализации социалистических идей нужно выбрать такую страну, которую не жалко! Но вместе с тем столь привычные для современного развитого мира расовое и гендерное равенство, доступное массовое образование и медицина, пенсионное обеспечение и прочие социальные гарантии, стремление к миру без войн и защита угнетённых — разве всё это не рождено в те десять дней, которые потрясли мир?!

Большинство крупных событий мировой истории прошедшего столетия содержит в себе тот или иной отпечаток революции 1917 года. В этом смысле она действительно может быть названа главным событием XX века. Весь прошлый век был построен на том, что мир искал ответы на вызовы, которые поставила перед ним Великая Русская революция. Ответы эти были разными. Здесь и система социального государства в странах Запада, и, увы, германский нацизм, и американский неоконсерватизм последних десятилетий, но и шведский социализм, и социализм с китайской спецификой, и попытки поиска «третьего пути» в странах третьего же мира. Всё это, по большому счёту, тоже результаты октября 1917 года.

Однако что со всем этим делать нам — в нашей стране? Очевидно, что рефлексия в отношении национальной истории в тех формах, которые преобладают сейчас, ни к чему, кроме массового комплекса неудачника и, как следствие, апатии, привести не может. России жизненно необходим новый взгляд на своё настоящее, будущее и прошлое.

Между прочим, совсем не очевидно, что начинать тут нужно с прошлого. Хотя бы потому, что настоящее, т.е. происходящее непосредственно сейчас, всегда важнее того, что уже было. И это настоящее, в отличие от свершившегося, поддаётся изменению. Поэтому, безусловно, если сегодня Россия сумеет быть более успешной, если мы как нация будем удовлетворены нашим настоящим и увидим достойные себя перспективы в будущем, нам гораздо проще будет взглянуть и на наше прошлое. Понять и принять его таким, каким оно было, отдавая себе отчёт, что ничего из этого прошлого уже никогда не сможет стать нашей реальностью.

Перестать чувствовать себя вековой жертвой, понять, чего хотим добиться, и сделать это — вот то, что сегодня требуется от нашего общественного сознания в первую очередь. Смогут ли здесь как-то помочь историки? Наверняка. И много в чём. По крайней мере, почему бы уже сейчас не попробовать взглянуть на минувшие события в новом формате — разумеется, самостоятельно разработав и предложив его обществу. Создать такой образ прошлого, который позволил бы, наконец, примирить великую страну с её не менее великой историей.