Москва теряет исторический облик - точка невозврата

Манеж, Военторг, гостиница «Москва» - эти наиболее заметные потери исторической Москвы - лишь вершина гигантского айсберга. «За два десятилетия Москва в очередной раз качественно изменила архитектурный облик. Мы потеряли около 700 памятников и образцов исторической застройки, включая здания, ожидавшие охранного статуса», - утверждает известный краевед и историк Москвы Рустам Рахматуллин.

- Сегодня много говорится о том, что Москва теряет исторический облик, что уже пройдена некая точка невозврата... С чем это связано?

- За два десятилетия Москва в очередной раз качественно изменила архитектурный облик. Мы потеряли около 700 памятников и образцов исторической застройки, включая здания, ожидавшие охранного статуса. 650 таких зданий собрано нами в книге «Хроника уничтожения Москвы: 1990-2006», с тех пор набежало еще изрядное количество утрат.

- Как это происходит? Не действует законодательство об охране памятников?

- Законодательство об охране памятников очень обширное, у него есть разделы, которые соблюдаются, и есть те, которые не соблюдаются. Меньше всего работает статья Уголовного кодекса, предполагающая тюремное заключение. Я знаю случаи, когда возбуждались уголовные дела, но не знаю ни одного, когда бы они доводились до конца. Что касается законов о наследии, они полны лазеек для вандализма.

Например, термин «предмет охраны», введенный федеральным законом о наследии 2002 года, стал главной отдушиной для вандалов. Насколько я знаю, в мировых законодательствах нет такого понятия - мы и здесь впереди планеты всей. Причем в московском законе, который был принят на год раньше федерального, такого понятия, к счастью, нет. Но федеральный закон его ввел, и теперь Москва охотно работает с этим понятием. Скажем, в громком случае Военторга закон соблюден таким образом, что «предметом охраны» стали изваяния у входа и несколько орнаментов, которые вернули на фасад совершенно другого здания. Вот такое издевательство. Не существует ни прописанного порядка определения «предмет охраны», ни методики - это было оставлено на усмотрение экспертов и начальников, заседающих в Росохранкультуре и в региональных органах охраны, например в Москомнаследии.

- Что же является научными критериями при определении «предмет охраны»?

- Они нигде не описаны, а во многих случаях наука остается за порогом высокого собрания. Например, берется готовый архитектурный проект, из которого следует, что будет сломано, и просто обрисовываются сносы.

Другая лазейка - понятие «приспособление памятника». В законодательстве есть запрет на реконструкцию памятников и запрет на капитальное строительство в них. Разрешены только консервация, реставрация, ремонт и приспособление. Теперь возьмем хотя бы последние случаи, которые у всех на слуху: изуродованное Царицыно, уничтожаемая сейчас усадьба Шаховских и намеченные на перспективу Провиантские склады. Это всё случаи, где запрет на капитальное строительство и реконструкцию чиновники пытаются преодолеть законодательным разрешением на «приспособление памятника». А «приспособлением» они называют что угодно: десятикратное увеличение площадей, подземные парковки, перекрытия дворов и снос всего, что этому мешает.

Притом в Царицыне каркас новодельного перекрытия над внутренним двором Хлебного дома был построен раньше, чем федералы дали согласование. Москва строила крышу «явочным порядком», а Росохранкультура плюнула нам в лицо, подписав это задним числом как «приспособление». В день, когда «приспособление» было подписано, конструкции уже стояли. Вопрос главным образом к прокуратуре: разве чиновник, согласовавший это, ввел процедуру в законное русло? По моему мнению, он вывел самого себя из законодательного поля.

- И что с этим делать?

- Надо прямо прописать в законе то, что подразумевается по умолчанию. Перечислить виды и формы запрещенных и разрешенных работ, дать исчерпывающие определения в понятийном аппарате. Об этом - предложенные «Архнадзором» поправки в московский закон об охране памятников, которые «Новая газета» опубликовала (см. «Новую» от 23 сентября 2009 года. - В. И.).

- А какие еще есть лазейки?

- Существуют еще как минимум два способа манипуляций с памятниками. Один - это когда уже выявленные памятники выбрасываются из списка. Глава охранного ведомства, в нашем случае Москомнаследия, своей рукой включает здания в список и своей же рукой исключает.

Другой способ - прямой подлог: застройщик вынимает из рукава отрицательную техническую экспертизу памятника, которую сам же и заказывает, после чего снос здания согласовывается Москомнаследием или Росохранкультурой как «вынужденное реставрационное решение». По ходу «реставрации» деревянный дом превращается в кирпичный, кирпичный - в бетонный.

Повторю: манипуляция предметом охраны, охранными списками и техническими экспертизами - основные приемы вандализма. Во всяком случае, с 2004 года.

- А что, раньше применялась иная схема обхода охранного законодательства?

- До этого мэр выносил собственные распоряжения. Причем это были памятники любого уровня охраны, вплоть до федерального. Так продолжалось десять лет, с 1994 года, когда вышли первые распоряжения о сносах - на Кадашевской набережной, до истории с Военторгом и гостиницей «Москва».

- Мэр обладает таким правом?

- Законодательство не дает таких полномочий никакому региональному руководителю. При любом ранге памятника единственный легальный способ его уничтожить - это снять с охраны постановлением Правительства России, в виде особого исключения. Такое положение содержалось еще в советском, 1970-х годов, законе об охране памятников. Новое федеральное законодательство было принято в 2002 году, московское - в 2001-м, но мэр и тогда не остановился.

- Как можно расценить подобные действия?

- Определение в таких случаях дает суд. Когда мэр подписал к сносу первый памятник - палаты XVIII века на Кадашевской набережной, - прокурор Москвы Пономарёв, который сейчас является его правовым советником, вынес протест. В ответ был приговорен к сносу соседний дом. Протесты не повторялись.

- И ничего не меняется?

- Как раз меняется. Был очень важный рубеж 2003-2004 годов. Тогда мы потеряли Военторг, гостиницу «Москва», сгорел Манеж, и вдруг оказалось, что наша тема интересует не десятерых специалистов, а тысячи людей, и они готовы противостоять вандализму. Тогда множество людей подписали известное письмо интеллигенции к президенту. Сносы продолжились, но иными способами.

Принятие вандальных решений опустилось на уровень средних чиновников. Они разрешают капитальное строительство на памятниках, что запрещено законом. В Петровском дворце чрезвычайными усилиями экспертов удалось если не ликвидировать, то минимизировать последствия решений мэрии. В усадьбе Шаховских - а это последний по времени случай - физически уничтожены усадебные дворы с теми строениями, которые их оформляют.

Особый случай - готовящееся уничтожение интерьеров «Детского мира». Читателям «Новой газеты» будет интересно узнать, что предмет охраны этого памятника просто умалчивает об интерьерах. И что этот фиктивный предмет охраны даже не прячется в паспорте памятника, а текстуально изложен в распоряжении мэра Москвы о реконструкции здания. Заказчик хорошо подстраховался.

- Как с этим бороться? Как довести до сознания людей, что надо беречь свою историю, охранять свои памятники?

- Я давно перестал объяснять, почему надо охранять памятники. Отвлеченные разговоры создают словесную ширму для вандализма, отбрасывают в XIX век, когда такие обсуждения только начинались. Прогресс заключается в том, что в XIX веке сложилось понятие «памятник искусства и старины» - этим мы обязаны эпохе романтизма; в XX веке сложилось охранное законодательство - причем сложилось в ситуации катастрофической, ценой свободы, а то и жизни многих людей, защищавших наследие; в XXI веке осталось исполнять закон. В этом и есть прогресс, а не в самоволии застройщиков и архитекторов. Самоограничение - вот прогресс, будь то исторический город, будь то душа человека. Все, кто мог нас понять, давно поняли. Кто не понял, уже не поймет. Есть списки памятников, созданные специально обученными людьми. И есть законы. Всё остальное - от лукавого.

Несмотря на опасения общественных организаций и истерию средств массовой информации, ситуация с их охраной за последние несколько лет значительно улучшилась - взгляд на проблему глазами директора НИИ Генплана Москвы Сергея Ткаченко.

- Сергей Борисович, как вы оцениваете изменения, происходящие с архитектурным обликом столицы, с охраной ее исторического наследия? Согласны ли вы с тем, что мы теряем историческую Москву?

- Я считаю, что за последние годы в Москве с точки зрения реставрации и охраны исторических памятников сделано значительно больше, чем за прошлый период. Мне известно, сколько проектов, в том числе проектов реставрации памятников культурного наследия, заказывается, разрабатывается, и я смело могу сказать, что сделано очень многое.

- Но где они - примеры хороших реставраций?

- Дело в том, что хорошие реставрации мы не замечаем. Более того, и не должны замечать! Ведь, когда мы читаем текст, замечаем ошибки, а не то, что сделано правильно. Точно так же и с городом.

- И все-таки, количество потерь памятников исторического наследия колоссально...

- На самом деле, если построить график уничтожения культурного наследия в Москве, то мы увидим, что он идет сверху вниз, хотя, конечно, еще не ушел в ноль. Всё еще наблюдаются скачки, потому что по-прежнему много системных ошибок, которые приводят к потере объектов культурного наследия. Понятно, что любой архитектор думает прежде всего о своем проекте: как бы что-нибудь такое интересное, эдакое, неповторимое сделать. Но, когда это происходит с памятниками или возле них, существует главенство законов о культурном наследии - оно перекрывает все наши архитектурные изыски.

- А оно работает?

- Законодательство стало гораздо эффективнее работать: сейчас осталось очень мало путей его обхода, и хотя они есть, но теперь слишком много специалистов - как административных, так и реставраторов - просматривают проекты, следят за этим. Так что таких грубых ошибок, какие были раньше, стало меньше.

Кстати, этим прогрессом мы во многом обязаны таким Рахматуллиным. Они обращают внимание общественности на существующие проблемы, на спорные моменты, и этот своеобразный общественный контроль не позволяет, чтобы возникало ощущение вседозволенности у тех, кто принимает окончательное решение.

Так или иначе, развитие города не остановить. Если оно остановится, то Москва перестанет быть инвестиционно привлекательным городом. К примеру, нужна ли нам реставрация Пушкинского музея? Нужна. Если бы Москва не была привлекательным для инвестиций городом, в лучшем случае бы поддерживалось то, что есть: отремонтировали бы наконец перекрытия в старом здании, чтобы не текли, и на том спасибо. Но Москва сегодня по-прежнему город, в который выгодно вкладывать деньги - как частным инвесторам, так и государству: это дает определенный доход, необходимый для развития.

- Но как соблюсти баланс между интересами инвесторов и охраной исторического наследия? Как эта проблема решается в генеральном плане?

- Что касается охраны исторического наследия, в Генеральном плане Москвы мы решаем проблему достаточно просто: мы «накрыли» всю историческую часть города разными ограничивающими режимами. Прежде всего это территории памятников культуры или зоны охраны объектов культурного наследия. Мы пытаемся сохранить наше наследие, направляя намерения инвесторов «в мирное русло»: чтобы при выборе между тем, чтобы что-то сломать и построить рядом с Кремлем или реализовать свой проект за Третьим транспортным кольцом, но в десять раз дешевле и без лишних проблем при согласовании проекта, инвестор выбирал второе.

- Это касается охраны самих памятников. А как дело обстоит с охраной исторической среды, в которой он находится? Что вы думаете о строительстве «Охта-центра»?

- Я не знаю. У меня неоднозначное к этому отношение. Возможно, это и правильно: город должен развиваться, в том числе в нем должны появляться новые объекты, бросающие вызов среде.

- Это - неизбежная цена, которую надо заплатить за развитие?

- Пожалуй, что да.

Справка «Новой»

Рустам Рахматуллин - известный краевед, историк Москвы, писатель-эссеист. Автор книг «Две Москвы, или Метафизика столицы» и «Облюбование Москвы»; лауреат национальной премии «Большая книга» 2008 года. Один из создателей и координаторов общественного движения в защиту исторического наследия Москвы «Архнадзор».

Сергей Борисович Ткаченко - директор НИиПИ Генплана Москвы, заслуженный архитектор Российской Федерации, член-корреспондент Российской академии художеств, действительный член Академии архитектурного наследия, член Союза архитекторов России. Автор множества архитектурных проектов, в числе которых знаменитые дом-«яйцо», дом «Патриарх», комплекс «Сад-лабиринт».