Похороны по понятиям

Смерть и похороны криминального авторитета Вячеслава Иванькова, больше известного как Япончик, стали чуть ли не главной общенациональной новостью: об этом говорили в новостях центральных телеканалов, наперебой писали газеты. Казалось, еще чуть-чуть — и свои соболезнования принесут первые лица страны. Почему почивший вор в законе вызвал такой живой интерес у почтенной, казалось бы, публики? Что так привлекает: что имярек — вор или что он — «в законе»? И что это говорит о стране — задался вопросом The New Times.

Масштаб новости определяется статусом ньюсмейкера, а если это смерть, да еще с элементами драмы, то пропустить такое событие нельзя. Но в случае Вячеслава Иванькова затронуты гораздо более глубокие пласты сознания и морали. И в этом стоит разобраться.

Шкала ценностей

Кто умер? Последний вор в законе старой закалки, уходящая натура. Надо понимать, что, в отличие от гангстера, власть традиционного вора в законе держалась на моральном авторитете, а не на силе. Изначально — это непримиримая позиция по отношению к советской, гулаговской власти и готовность страдать за идею. Поэтому у вора всегда был ореол мученика, образ аскета и страдальца за общее дело. Свергнуть советскую власть им было не под силу, но доказать моральное превосходство в пределах зоны — это они могли. А потом воровская идея ушла вместе с коммунистической, сначала подпорченная брежневской теневой экономикой, а потом и рынком. Воровская среда разложилась вместе со своим врагом — советским государством. Деньги и голая сила возобладали, титул вора стало возможным купить, а тюремные сроки, страдания за идею — все это девальвировалось: короновали всех подряд. Общак шел на депозиты и торговые операции, а «греть» зону стало убыточно. Воров старой формации убивали. А Иваньков вдруг воплотил в себе этот старый идеал — или таким он стал казаться, когда ушел.

Вот как представлял себя сам Япончик: «Я ненавижу роскошь. Мне не нужны богатство, бриллианты, собственные самолеты, яхты и прочая белиберда. Я веду полуспартанский образ жизни. Все, что надо, у меня будет. Но повторяю: мне ничего не надо! У меня совершенно другие ценности, у меня духовные ценности. Я слишком многое в жизни вытерпел. Для меня рассвет ценнее, чем для кого-то — миллиард долларов... Я буду лучше грызть булыжник и чувствовать себя порядочным человеком, чем жрать устрицы в шампанском и чувствовать себя полным говном».

А в обществе — моральный кризис, ориентиров нет, справедливость давно улетучилась из судебной системы, но у людей тоска по идеалам тлеет. И старая воровская аскеза, противопоставленная показной роскоши и помноженная на симпатию к мученикам и страдальцам за идею, отозвалась не только в преступном мире, но и во всей Москве, где похороны Иванькова оказались важнее выборов в городскую Думу. И СМИ интуитивно транслировали это отношение — ведь в новостных событиях отражается ценностный аспект происходящего. А может, Сурков проглядел… Но в итоге получилось, что государство и официальная власть не обладают моральным авторитетом, а только баблом, дубинками и карцерами, и некто с наколками снова прав. От этой мысли становится нехорошо…

Когда право в дефиците

Говорили, что Япончик отошел от дел. Но что это значит? Он сидел за кражу, разбой в СССР, за вымогательство — в США, был экстрадирован в Россию, его судили, но оправдали, скорее всего, это было результатом торга: выпустили в обмен на то, что он уедет и не будет вмешиваться в бизнес и политику.

Так сейчас власть поступает со всеми конкурентами из преступного мира. Он уехал. И если под «делами» понимать крышевание, гарантии по контрактам, энергичное ведение бизнеса, то он действительно был не у дел.

Но вор не может перестать быть вором, это пожизненный статус, а к нему привязаны обязанности. Он носитель понятий. Понятия – это нечто вроде обычного права, неформального, неписаного, всецело держащегося на авторитете и навыке судьи, его способностях толковать и выносить решения, отражающие интересы группы профессиональных уголовников в целом, а не отдельных жиганов. Это система права, альтернативная государству, созданная, чтобы регулировать жизнь воровской анти-системы, чтобы ее воспроизводить. А когда государство и его право рухнули в 90-е, разве удивительно, что «понятийное» право, носителями которого и авторами прецедентов были воры, вышло на первый план? И если Иваньков приехал в Россию, как утверждают, чтобы улаживать конфликт, вершить правосудие, то он в глазах криминального сообщества выполнял свой долг. Потому что он именно «в законе». А те, кто его убил, нарушили все законы и подписали себе приговор.

Если у Иванькова с «силовиками» был договор о невозвращении и он его нарушил, не исключено, что это могло стать причиной расправы. Хотя это из области догадок и маловероятно. Но общественное внимание к нему косвенно говорит о силе обычного, понятийного права и внутренней слабости нашей государственной системы закона и правосудия. То есть номинально она сильная, посадить можно кого угодно, а вот справедливость установить — этого нет. И всероссийская трансляция похорон отразила это состояние и силу понятий. Какого судью сегодня могут так хоронить? Есть ли такой?

Над законом

На самом деле влияние воров в законе и всей тюремной субкультуры сильно ослабло, поскольку это не капиталистический тип преступного сообщества, а социалистический. Общак — он и есть общак. Они приспосабливались к новым условиям и многого достигли. Например, вор по кличке Тюрик (Тюрин) в середине 90-х выстраивал цепочки трейдеров для Братского алюминиевого завода и контролировал его поставки и сбыт, так как другой системы принуждения к исполнению контрактов просто не было. В Комсомольске-на-Амуре были общественные приемные вора в законе Джема (Васина). Но рынок победил. А кого не победил, того дожало государство, справедливо решив, что вор должен сидеть в тюрьме. И традиционное уголовное братство, которое, кстати, отличается от бандитских, спортивных авторитетов, стало в бизнесе маргинальным. И тех и других подвинули «силовики» еще в начале 2000-х.

И еще один любопытный факт, бросившийся в глаза на похоронах: близость элит. Криминальной и той, что ассоциирует себя с истеб­лишментом и официальной культурой. Это говорит о том, что на повседневном уровне Иванькова и ему подобных воспринимают не как преступников, а на равных. Элита над законом, но не над понятиями — так это можно истолковать.

Вадим Волков — доктор философии (PhD), доктор социологических наук. Автор ряда работ о воровской и мафиозной культуре, исследовал эволюцию теневого мира России. Одна из самых известных его книг — «Силовое предпринимательство. Экономико-социологический анализ» (Москва, 2005 год).