Рассеянное внимание

\"Короче, Склифосовский!\", - это не просто цитата из фильма «Кавказская пленница». Это целая жизненная философия, которая завладела сознанием потребителя. Он (она) не может сосредоточиться. Устная реплика длиннее одного нераспространённого предложения навевает скуку. Толстая книга вызывает неподдельный ужас.

В сентябре у меня появилось 140 новых детей. Я наношу им визит раз в неделю, когда читаю лекции первому курсу отделения рекламы на факультете прикладной политологии Высшей школы экономики. Дети в основной массе хорошо воспитанные. Я веду у них бесполезный гуманитарный предмет — типичный неликвид, непрофильный актив и тому подобное. Они честно пытаются вести себя тихо, но акселератская энергия неизбежно рвётся наружу. Я по-человечески прошу не разговаривать — в амфитеатре хорошая акустика, даже нажатие кнопок на телефоне с выключенным звуком и то слышно. Почти не помогает. Вроде бы так было всегда — первокурсники есть первокурсники. Но я начал присматриваться и заметил, что даже самые усидчивые, эрудированные и расположенные к материалу студенты не могут удержать внимание в одном фокусе дольше пяти минут. Они обязательно что-нибудь делают. Шлют смс, фотографируют себя и друг друга, шлют ммс, играют и слушают плейер, фотографируют что-то за окном, просто разговаривают. Телефон вытеснил записки. Ныне в аудиториях чисто — нет бумажек на столах и на полу. Конспекты же ведутся редко и фрагментарно. Записывать нет смысла. Вся информация есть в интернете. Мысль о том, что значение может иметь подача материала и способ его организации, как-то нейдёт на ум. Потому что сама эта мысль — порождение книжной культуры. А ей приходит конец.

Конечно, магазины «Библио-Глобус», «Москва» и «Молодая гвардия» забиты людьми. Они покупают книжки — по финансовому праву, английскому языку, азам менеджмента. На десерт — иронический детектив или гламурная «альтернатива» вроде Чака Паланика. Тем не менее всё это инерция, чьё многолюдство есть следствие малого числа книжных магазинов в столице нашей родины. Никакой объявленный тренд в жанре «читать модно» не остановит общего движения культуры в сторону визуальных сообщений. Книга вряд ли исчезнет совсем (это всё-таки не чистый носитель вроде DVD), но изменится значительно. Визуальная культура несравненно более богата информацией и ассоциациями, тут книжка не в силах конкурировать. Она может только слабо подстраиваться, а книгопродавцы — внедрять броский дизайн и агрессивную раскрутку. Заворачивать «новеллизацию» кинофильма «Пираты Карибского моря» в футболку с портретом Джека Воробья. О своём наличии на рынке надлежит сигнализировать всё ярче и короче. С момента как Чехов написал в письме к брату своё спорное заявление о том, что краткость — сестра таланта, минуло всего сто двадцать лет, но теперь впору брать эти слова обратно. Только некому. Краткость, моментальность, мгновенное переключение, быстро, ещё быстрее. Многое уже не распознаётся, но это и не нужно. Скорость — свойство увлекательное и затягивающее. Только эта не та скорость, которую вдохновенно хвалит певец урбанизма Поль Вирильо, прозревающий в недрах ускорившегося мира рождение нового человека. Скорость может и не быть прогрессивной.

Почему не могут сосредоточиться вчерашние школьники, которых носит в чате, ещё более или менее понятно. Но почему-то аналогичный эффект обнаруживают люди старшего поколения, по логике вещей воспитанные в советской литературоцентричной традиции. Длинный спектакль в театре — ну уж нет, увольте.

Какая большая выставка, так же нельзя! Толстая книга — это вообще что-то запредельное. Когда читать, непонятно, в метро носить тяжело, в кровати тут же вырубает, лучшее снотворное. Телевизионные передачи — не больше четверти часа, потом рука сама тянется к пульту. Кто-то пристрастился прыгать по каналам, спасаясь от рекламы, кто-то — потому что мелькание тормошит, развлекает. От кухонной радиоточки советский человек плавно перешёл к телевизору, вопиющему о неделе скидок в «Эльдорадо». Это фон домашнего отдыха. Заполнение пустоты, вечный стресс, боязнь тишины, неумение расслабляться. В итоге сосредоточиться на чём-то более или менее внятном невозможно. Люди с высшим образованием не в состоянии дослушать, что им говорят. Если это, конечно, не шоу «Южное Бутово». От культуры, навязанной в советской школе, нам удалось оттолкнуться и в рекордные сроки превратиться в странный вид люмпен-буржуа, которые вместо журнала «Иностранная литература» машинально листают «Комсомольскую правду».

Любопытно, какие изменения претерпевает речь политиков. Отрывистая и рубленая, но почему-то не как «лесенка» Маяковского, а как столовская котлета. Странное сочетание агрессии и беспомощности. Краткость фраз — чтоб услышали и усвоили хоть что-нибудь. По контрасту с невоспроизводимым, абсурдно избыточным чиновничьим языком, дикими формулировками законов и другой административной документации речь национальных лидеров (их пока два) предельно адаптирована к ожиданиям аудитории. Может, поэтому население в основной массе уверено, что высокое начальство всегда понимает его лучше, чем неизвестно кем нанятая администрация, с которой бесполезно бороться? Короткие фразы президента и в особенности премьера способны вколотить в голову потребителя с дискретным сознанием и рассеянным вниманием одну мысль: делай, что тебе говорят. Можно, конечно, возразить, что Барак Обама тоже прессовал электорат своей риторикой, и его невиданная популярность была следствием эффективных технологий. Тем не менее, судя по речам, выложенным в сети, Обама склонен, скорее, к актёрским паузам, которые позволяют ритмизировать предложения достаточно сложной синтаксической структуры. Для того чтобы понять, о чём он говорит, надо слушать, а не разговаривать в это время по телефону. Подключая некоторые интеллектуальные компетенции. В прессе неоднократно писали, что Обама апеллирует к классической риторике, которую до сих пор зачем-то преподают в университетах США, но которую успели основательно подзабыть за время простого и понятного правления Джорджа Буша-младшего. В России о риторике говорят, скорее, учёные-гуманитарии, используя этот термин в метафорическом смысле: как язык эпохи, политической системы, социальной или профессиональной группы. О том, что это ораторское искусство никто давно не вспоминает. Моя тёща — адвокат по гражданским делам — выражает сомнение по поводу того, что речь, произнесённая в современном российском суде, может реально повлиять на ход процесса. И дело не только в коррупции.

Вряд ли можно говорить, что рассеянное внимание и неспособность сосредоточиться кем-то задуманы и специально поддерживаются. Паранойи хватает и без того. Но очевидно то, что это удобное качество населения. Информационное поле тщательно оберегает его от возможности задуматься и выбрать, что по душе. Ведь когда всё предельно коротко и столь же предельно ясно, задумываться не о чем. Да и душа не просыпается. Её просто ничто не тревожит. Всё ведь и так хорошо.