Тонкая специфика китайских предложений

В ходе российско-китайских экономических переговоров Пекин настаивает на условиях, которые сосредоточат в его руках максимум собственности и политического контроля во всех производственных цепочках. Это вполне естественно для режима, при котором руководители стремятся увеличивать импорт сырья в условиях системного расстройства мировой торговли.

Тем временем российский капитал и рабочая сила отнюдь не рвутся осваивать богатства Дальнего Востока — во многом из-за государственного регулирования экономики, искажающего структуру стимулов и связывающего производственные ресурсы в неэффективных проектах.

Проекты, которые будут осуществлены на территории России, почти все относятся к добыче сырья. Предполагается совместная разработка каменного угля на Беринговском месторождении (Чукотка) и бурого угля — на Новиковском (Сахалин). В Забайкальском крае будут добываться железные руды, в Хабаровском — оловянные, а в Иркутской области запланирована разработка Нижнеудинского района, где есть и золото, и серебро, и марганец, и молибден. А на северо-востоке Китая намечено развивать обрабатывающие производства. В Хэйлунцзяне развернётся изготовление и сборка электроприборов, в провинции Цзилинь (она соседствует с российским Приморьем и КНДР) будут делать легковые автомобили с электробензиновым приводом, в Ляонине (Южная Манчжурия) — силовые трансформаторы, во Внутренней Монголии — мебель. Кроме того, в Северном Китае возникнут производства олова, свинца, медного листа, огнезащитных дверей и кирпича.

Ясно, что российское сырьё, добываемое в рамках данной программы, будет поставляться преимущественно в Китай. К северу от Амура расположатся рудники, шахты и лесозаготовки, а к югу — металлургические, металлообрабатывающие, мебельные и машиностроительные производства. Это уже вполне привычный расклад. Более любопытную подробность намеченного соглашения в комментарии «Ведомостям» раскрыл функционер «Единой России» Александр Коган, недавно участвовавший в двухдневном форуме с коллегами из компартии КНР. По его словам, китайцы согласны на предложение России строить на её территории деревообрабатывающие заводы, но при условии, что на этих заводах будут работать китайские рабочие, для которых создадут специальные таможенные коридоры и облегчат получение годовых виз. Вице-премьер Александр Жуков, находящийся сейчас в Китае, в комментариях российскому телевидению подтвердил, что подобные инициативы действительно обсуждаются.

Здесь возникают вопросы. Было бы странно слышать, что руководство России одновременно озабочено растущей безработицей и обсуждает планы по импорту китайской рабочей силы. С одной стороны, в стране есть убыточный, сокращающий штаты АвтоВАЗ. С другой ― перспективные проекты по добыче сырья в Сибири и на Дальнем Востоке. Если это так, то правительству достаточно ни во что не вмешиваться, и увольняемые автомобилестроители потянутся туда, где их труд востребован, в том числе и в восточные регионы. При желании государство могло бы выделить переселенцам единовременное подъёмное пособие. Однако в реальности всё наоборот.

Российские власти не стимулируют мобильность национальной рабочей силы, а стараются прикрепить её к земле, в том числе средствами социальной политики и массовой поддержкой малорентабельных производств. Все дальневосточные регионы, несмотря на свои сырьевые богатства, являются дотационными, и русские оттуда уезжают. При этом власти объявляют приоритетными проекты, которые сопровождаются проникновением на эти территории китайского труда и капитала. Государственное вмешательство в экономику всегда отдаёт извращением, но в данном случае не обязательно быть либералом, чтобы всерьёз усомниться в осуществляемой политике.

Сегодня очень трудно определить, какие инвестиционные проекты в России рентабельны сами по себе, а какие могут окупиться только благодаря субсидиям, льготам и запретительным мерам правительства. Вся ценовая структура — а значит, и структура издержек — искорёжена наличием нерыночных тарифов на энергоносители. В трубопроводном и железнодорожном транспорте сохраняется государственная монополия, и руководство соответствующих компаний не имеет серьёзных стимулов ни для минимизации издержек, ни для максимизации рентабельности долгосрочных инвестиций. В воздушном транспорте процветает сращивание владельцев наземной инфраструктуры с местными властями, что ведёт к монополизации направлений приближёнными компаниями и запредельным тарифам. Многие отрасли изолированы от мирового рынка таможней, которая не только собирает высокие ввозные и вывозные пошлины, но и создаёт нетарифные барьеры для торговли, подчас запретительные.

Правила недропользования фактически уничтожают стимулы для частных инвестиций в геологоразведку. Региональные власти получают от федеральных премии за несостоятельность: чем беднее территория, тем больше денег она получит из центра.

Все эти оковы наложены государством, и можно только гадать, как выглядела бы страна, если бы правительство сняло их. Вполне может быть, что Дальний Восток превратился бы в русский аналог Клондайка или Дикого Запада, в землю, куда по доброй воле и без каких-либо государственных гарантий стекаются сотни тысяч наиболее энергичных, предприимчивых и трудолюбивых наших соотечественников. Капитал бы тоже нашёлся — его в России в расчёте на душу населения больше, чем в Китае. Природные условия в Приморском крае не хуже, чем в китайском Хэйлунцзяне, который расположен на той же широте, но не имеет выхода к морю. Однако плотность населения в Приморье в семь раз ниже, чем у китайских соседей, и втрое ниже, чем, например, в Удмуртии, где климат немногим лучше, а природных богатств гораздо меньше. Не объясняется ли эта аномалия нашей чрезмерной зарегулированностью?

Сегодня российские сырьевые отрасли насильственно превращены в доноров, которые субсидируют всех остальных. Такая политика ведёт к замедленному развитию регионов, богатых сырьём, в том числе дальневосточных. Затем государство, реагируя на последствия своего вмешательства, создаёт для некоторых сырьевых проектов в Сибири и на Дальнем Востоке льготные условия. Те инвестиционные возможности, которые при этом почему-либо отвергаются чиновниками, окончательно погибают, а избранные реализуются в добровольно-принудительном порядке, с раздутыми расходами, по правилам, установленным коррумпированными бюрократами. Естественно, чистый эффект совокупности данных мер может быть только отрицательным. Это всё равно что ударить человека молотком в левый висок, потом ― чтобы шея не скашивалась направо ― ещё в правый висок, а потом удивляться — что это он такой неэффективный? Почему это наши рабочие так мало работают, а наши предприниматели ничего не предпринимают?

Да потому, господа чиновники, что вы сами их к этому приучили. Не надо говорить, что у России нет трудовых ресурсов и капитала, чтобы освоить природные богатства Сибири и Дальнего Востока. Они есть, но они омертвлены. Они сидят в Тольятти, сидят в Пикалёво, сидят по всем дотационным регионам и отраслям. Сидят и ждут государственных субсидий, ждут защитных таможенных пошлин, заниженных тарифов на энергоносители, льготных кредитов от Сбербанка. Ждут, когда государство построит вокруг них инфраструктуру и пригонит к ним из-за границы простодушных «стратегических инвесторов». Ждут и долго ещё будут ждать. А Дальний Восток освоят китайцы.

Что же касается Китая, его политика понятна. По-видимому, китайское руководство пессимистично смотрит на перспективы доллара как мировой валюты и не уверено, что попытки заменить его какой-то «корзиной» будут удачны. Этот прогноз довольно здравый. Из него следует, что мировая торговля и инвестиции переживут сильное потрясение и сокращение. Однако ожидается, что экономика Китая продолжит рост, а значит, её потребность в импортном сырье будет и дальше возрастать. Как обеспечить рост импорта, когда мировая валюта исчезает, а мировая торговля сворачивается? В 1930-е годы, когда человечество в последний раз переживало такую ситуацию, многие политики считали, что их нации вынуждены захватывать чужие территории.

Конечно, для нормальных людей предпочтительны другие, более мягкие варианты. Покупать ресурсы по большому счёту всё-таки дешевле, чем завоёвывать их, но при отсутствии общей валюты и стабильного миропорядка возрастает склонность к заключению не обычных рыночных контрактов, а сильно политизированных «стратегических соглашений». Они нужны, чтобы подстраховаться, чтобы основательно привязать к себе поставщика и затруднить ему поиск новых партнёров в случае изменения конъюнктуры. Вся специфика китайских предложений вполне укладывается в эту логику. Перерабатывающие предприятия должны быть не в России, а в Китае. Или в России, но с китайскими рабочими. Российское сырьё должно не просто поставляться в Китай, но ещё и добываться на предприятиях с китайским капиталом. Иными словами, с точки зрения китайских товарищей, владеть предприятием лучше, чем покупать его продукцию, а политически контролировать его — лучше, чем просто владеть. Другого подхода от Пекина, наверное, ожидать и не стоило.