Монопольное бюрократическое правление

В начале 90-х годов прошлого века Игорь Губерман написал провидческие строки: «Российскую власть обесчещенной//мы видим и сильно потоптанной,//теперь уже страшно, что женщиной//она будет мерзкой и опытной». За последние десять лет российский бюрократический класс, придя в себя после «разгула демократии» сплотился вокруг центральной власти и сформировал максимально удобный для себя политический режим.

Предлагаю именовать этот режим монопольным бюрократическим правлением (МБП). Думается, что именно такое обозначение максимально точно отражает его наиболее существенные особенности. Как и любой другой общественно-политический процесс, установление и укрепление МБП происходило в силу ряда объективных и субъективных условий. Вот главные из них.

Во-первых, усталость общества от перемен и острая потребность в стабилизации. Такой этап, когда требования свободы и справедливости сменяются жаждой порядка и спокойствия, характерен для финала любой демократической революции. Накопившаяся от революционного хаоса апатия, помноженная на социальные лишения, рождает массовую тягу к укреплению власти, обеспечению хоть какой-нибудь стабильности. На этой волне бюрократия легко обеспечивает свою монополию, не столько даже используя аппарат принуждения и методы обмана, сколько апеллируя к общественному мнению.

Во-вторых, консолидация бюрократического класса. Это важнейшее условие преодоления политической конкуренции и установления монополии на власть. Внутренние противоречия, естественно, остаются, но они загоняются внутрь. На смену публичной политической борьбе приходит теневая, закулисная, «подковерная». Единство бюрократии является основной несущей конструкцией МБП. Неслучайно поэтому его российские архитекторы дали своей «партии власти» соответствующее название.

В-третьих, слабость и разобщенность либерального движения. Государственный патернализм доминирует тем сильнее, чем меньше в обществе организовано сопротивление ему. Полная деморализация либеральных политических сил и укоренение МБП в современной России не просто совпали по времени, а стали взаимосвязанными сторонами одного процесса.

В-четвертых, благоприятная экономическая конъюнктура. Для современной России она выражалась, прежде всего, в неуклонно растущих долгое время ценах на нефть и другое сырье, поставщиком которых на мировой рынок наша страна является. Получаемые в результате сверхдоходы позволяли наладить такое их распределение, чтобы «и волки (коррумпированная бюрократия) были целы, и овцы (послушное общество) сыты».

Вопреки расхожему в оппозиционных кругах мнению, МБП следует все же считать разновидностью демократического режима. Хотя бы потому, что он устанавливается не силовым путем, а в соответствии с народным волеизъявлением. Обеспечивая слабому, уставшему, патерналистски настроенному обществу определенный уровень потребления, бюрократический класс с его полного согласия захватывает государство в свое монопольное владение. В начале 2000-х таксист в одном из российских городов пояснил мне, почему он голосовал и будет голосовать за действующего мэра: «Он, понятное дело, ворует, но и нам кое-что перепадает». Таково весьма распространенное в народе суждение: воровать с прибылей – не грех, если подобный способ правления обеспечивает большинству населения какую-никакую стабильность и сытость. В жертву этому приносится значительная часть политических и экономических свобод, а государственной власти прощается растущая коррупция и углубляющееся социальное расслоение.

В западной политологической литературе 20 века было сформулировано понятие полиархии как наиболее развитой в демократических условиях, либеральной политической системы. По мнению одного из авторов этого термина, Роберта Алана Даля, полиархию отличает семь базовых признаков: близкое к универсальному избирательное право; право участвовать в общественных делах; справедливо организованные выборы; надежная защита выражать свое мнение, включая критику правительства; существование альтернативных и часто конкурирующих между собой источников информации, выведенных из-под правительственного контроля; высокая степень свободы создания разнообразных организаций, включая оппозиционные партии; относительно высокая степень зависимости правительства от избирателей и результатов выборов.

Не правда ли, складывается впечатление, что творцы МБП внимательно изучили атрибуты полиархии и при конструировании современной российской государственности пошли строго противоположным путем. В самом деле, если не предаваться демагогии, наша нынешняя политическая система характеризуется:

а) последовательным и неуклонным ограничением активного и пассивного избирательного права;

б) назойливым бюрократическим прессингом институтов гражданского общества;

в) высокой степенью несправедливости проводимых выборов;

г) монопольным государственным контролем основных средств массовой информации;

д) практической невозможностью создания и регистрации оппозиционных политических партий;

е) низкой степенью зависимости власти от избирателей и результатов выборов.

Таким образом, МБП выступает в качестве антипода полиархии, образуя с ней два полярных состояния демократического режима.

Если последняя обеспечивает максимальное разделение властей и честное политическое соперничество на правовых началах, то суть первой – в концентрации власти и фактической ликвидации политической конкуренции, заменяемой жалкими суррогатами.

Подвергаясь естественному и «искусственному» отбору в ходе борьбы за выживание и господство над государством, бюрократия вырабатывает идеологемы, призванные обосновать ее монопольно властное положение. Надо признать, что эти идеологические семена находят благодатную почву в обыденном массовом сознании, притупленном и развращенном многовековым влиянием государственного патернализма. При этом своего рода сверхустановкой, идеологическим «хитом» бюрократии служит идея сильного государства. Примечательно, что распространяется и внедряется она без особой аргументации. Сильное государство рассматривается как самоценность, что органично ложится на социально-психологическую среду периода окончания демократической революции.

Более пытливым, разумеется, удосужатся разъяснить, что сильное государство необходимо для наведения порядка, борьбы с преступностью, решения социальных задач, обеспечения обороны страны и национальной безопасности. Но при всем том будут всячески камуфлировать три фундаментальных обстоятельства.

Во-первых, на деле усиливать предполагается лишь исполнительную власть, а отнюдь не законодательную и, тем более, не судебную.

Во-вторых, бюрократическое усиление государства всегда происходит за счет ослабления позиций общества и личности, путем существенного сужения пространства свободы. Подобно вампиру, государственная власть набухает, обескровливая питающие свободу социальные сосуды.

В-третьих, реальной целью МБП является не сильное, то есть по сути авторитарное, государство, а слабо зависимый от общества, но послушный бюрократии, смазываемый взятками и «откатами» государственно-властный механизм.

По-настоящему сильная государственность, как правило, заражена мессианством. Диктаторский режим нередко используется правителями для определенной модернизации страны, осуществляемой «на костях» соотечественников с помощью массовых репрессий и чудовищных ограничений свободы. Реформы Петра I, сталинские индустриализация и коллективизация – ярчайшие для нашей страны исторические примеры функционирования авторитарной государственности, катком проходящей и по самой бюрократии.

Не случайно в народной памяти кровожадные тираны остаются выдающимися государственными деятелями. И не только в силу внутренней солидарности с пресловутыми тезисами о цели, оправдывающей средства, и неизбежной участи щепок при рубке леса. Дело еще и в том, что диктаторы-реформаторы, периодически подвергая карательным мерам представителей политической элиты, выражают чаяния миллионов людей о суровом наказании «злокозненных бояр» и «не чистых на руку чиновников» как главном рецепте борьбы с бюрократическим произволом.

В сравнении с классическим авторитаризмом МБП оборачивается вполне бархатным режимом, при котором бюрократический класс стремится обезопасить себя от потрясений и репрессий. Жертв и разрушений здесь уже значительно меньше. Равно как подвигов и рекордов. Агрессивную государственную идеологию «мобилизаций и маневров» сменяет массовая психология «обогащения и потребления».

В целом такая смена приветствуется гуманистическим сознанием. «Ворюга мне милей, чем кровопийца», - утверждал Иосиф Бродский. Надо только иметь в виду следующее. Государство, монопольно управляемое бюрократией, в принципе не способно ни на какую модернизацию. МБП образует режим, паразитирующий на имеющихся в стране ресурсах и накоплениях, но блокирующий качественные социально-экономические реформы. Разнеженная коррупцией бюрократическая власть не может ни «взбодрить» страну силовыми методами, ни создать условия для свободной самореализации личности.

В связи с этим тщетны призывы лидеров российского государства о преодолении инерционного развития, необходимости поддержки творческого меньшинства. Реализация этих призывов невозможна без изменения политической «системы координат», восстановления конкурентной политической среды, изменения патерналистской атмосферы, питающей коррупционно-потребительский бум.