Христианские заповеди пора сделать обязательным законом

Удручающее непонимание сути христианства вообще и православия в частности - общая черта почти всех массовых обсуждений. Чаще всего эти обсуждения превращаются в хор хихикающих и хулящих, что, конечно, наводит на некие размышления. Но стоит христианину вдруг ответить чуть резче, чем это якобы положено, как все сразу вспоминают и заповеди и ветхо- и новозаветные установки.

Эти же самые оппоненты и противники, в частности, преподавания Закона Божия в школах (хотя речи об этом и не идет) часто являются горячими или, скорее, \"разгоряченными патриотами\" некоей будущей России - никакой религии, сплошная технология и свобода выбора, армия, как написал один чудик, максимально приближенная к гражданскому обществу и без иерархии (т.е. без субординации) - добавим от себя: и без оружия; сюда можно прибавить и пропаганду неоязычества с ярунами-перилами, стрибогами и прочими деревянными атрибутами исконно-посконной \"веры отцов\" той эпохи, в которую, как сказал историк, \"только что людей не ели, да кое-где и сие случалось\". Самое странное, что \"поповщина\" \"РПЦ\", по мнению этих ораторов, никак не может сочетаться с наукой и прогрессом. Как будут сочетаться перун и ярила - загадка, об этом ни слова...

И тем боле никто не знает, что простое приведение законодательства России в соответствие хотя бы некоторым христианским (православным) нормам, могло бы позволить сделать прыжок из ямы нынешнего кризиса. Да что там - нескольких! Достаточно во всей полноте использовать в законотворчестве православное понимание одной заповеди \"не укради\", как сразу бы встали на свое \"законное место\" все ростовщические структуры, расплодившиеся в стране и \"пожирающие дома вдовиц\"! В 1901 году была издана книга \"Нравственное Богословие в порядке десяти заповедей Божиих\" под редакцией протоиерея Евгения Попова. Рассматривая заповедь \"не укради\", протоиерей Евгений в главе \"О неправедных приобретениях\" касается и незаконных процентов, подпадающих, вне сомнения, под эту заповедь. \"Без сомнения, проценты должны быть умеренные, и - тогда только они не противны христанскому хакону. Как же определить их умеренность?

Они умеренны, следовательно, не противозаконны, когда от них получает пользу та и другая сторона, и кредитор и лиходатель. Но если от них выгоды единственно на стороне кредитора, а явный убыток - должнику: тогда они составляют лихву, - грех перед Богом и преступление закона гражданского. Но так как и тут цифра их еще не определяется и исключительно произволом кредиторов не может быть определена: то этот вопрос решает одно правительство. По закону (Улож., ст. 1707) проценты свыше 6 считаются лихвенными и в случае утраты займа должником не только не поступают под защиту закона, но и сами подлежат суду\" (Нравств. Богословие, ред. протоиерея Евгения Попова, СПб, 1901, Гостиный Двор, издание 2-е книгопродавца И. Тузова, стр 812-813.)

Добавить нечего, разве что процитировать классиков:

\"Гордость в словах Ростовцева звучала вообще весьма не редко. Гордость чем? Тем, конечно, что мы, Ростовцевы, русские, подлинные русские, что мы живем той совсем особой, простой, с виду скромной жизнью, которая и есть настоящая русская жизнь и лучше которой нет и не может быть, ибо ведь скромна-то она только с виду, а на деле обильна, как нигде, есть законное порожденье исконного духа России, а Россия богаче, сильней, праведней и славней всех стран в мире. Да и одному ли Ростовцеву присуща была эта гордость? Впоследствии я увидал, что очень и очень многим, а теперь вижу и другое: то, что была она тогда даже некоторым знамением времени, чувствовалась в ту пору особенно и не только в одном нашем городе. Куда она девалась позже, когда Россия гибла? Как не отстояли мы всего того, что так гордо называли мы русским, в силе и правде чего мы, казалось, были так уверены? Как бы то ни было, знаю точно, что я рос во времена величайшей русской силы и огромного сознанья ее. Поле моих отроческих наблюдений было весьма нешироко, и однако то, что я наблюдал тогда, было, повторяю, показательно. Да, впоследствии я узнал, что далеко не один Ростовцев говорит в таком роде, то и дело слышал эти мнимо-смиренные речи, -- мы, мол, люди серые, у нас сам государь Александр Александрович в смазных сапогах ходит, -- а теперь не сомневаюсь, что они были весьма характерны не только для нашего города, но и вообще для тогдашних {84} русских чувств.

В проявлениях этих чувств было, конечно, много и показного, -- как, например, играла каждая чуйка на каждом перекрестке, завидев в пролет улицы церковь, снимая картуз, крестясь и чуть не до земли кланяясь; с игры то и дело срывались, слова часто не вязались с жизнью, одно чувство не редко сменялось другим, противоположным; но что все-таки преобладало?  Ростовцев сказал однажды, указывая на оконный косяк, где были сделаны им каки-то пометки мелом:
-- Что нам векселя! Не русское это дело. Вот в старину их и в помине не было, записывал торговый человек, кто сколько ему должен, вот вроде этого, простым мелом на притолке. Пропустил должник срок в первый раз, торговый человек вежливо напоминал ему о том. Пропустил другой -- остерегал: ой, мол, смотри, не забудь и в третий раз, а то возьму да и сотру свою пометку. Тебе,
мол, тогда дюже стыдно будет!\" (И. Бунин, \"Жизнь Арсеньева\")

\"...- Да я-с, Сидор Авдеевич, к вашей милости с просьбой.
- Передать, что ли, по торговле в Рыбне?
- Так точно-с. Трифону Лукичу. Покорнейше просим...
- Много, что ли?
- Тысяч с пяток.
- Пожалуй, брат.
Тут Потапыч вынул из-за пазухи до невероятия грязный лоскуток бумаги, в котором завернуты были деньги, и, поклонившись, почтительно подал их седому.
Седой развернул испачканный сверток, внимательно пересчитал ассигнации и золотые и потом сказал:
- Пять тысяч двести семнадцать рублев с полтиною - так ли?
- Так точно.
- Хорошо, брат. Будет доставлено.
Седой поднял полу своего армяка, всунул довольно небрежно сверток в боковой карман своих шаровар и занялся посторонним разговором.
- Каково торгуется, Потапыч?
- Помаленьку-с - к чему Бога гневить?
- Ты ведь, помнится, салом промышляешь?
- Чем попало-с: и сало и поташ продаем. Дело наше маленькое. Капитал небольшой, да и весь-то в обороте. А впрочем, жаловаться не можем.
- Ну-ка, Потапыч, теперь еще чашечку.
- Нет-с уж, право, средствия нет. Чувствительно доволен. Никак не могу.
Несмотря на упорное отнекивание, Потапыч снова выпил чашечку вприкусочку, потом,
поблагодарив снова, почтительно раскланялся с седым, черным и рыжим, каждому поочередно пожелал телесного здравия, хорошего пути, всякого благополучия и наконец исчез в дверях.
Вся эта сцена возбудила в сильной степени любопытство Ивана Васильевича.
- Позвольте спросить, - сказал он, присоседиваясь к купцам. - Он вам родственник, верно?
- Кто-с?
- Да вот этот, что сейчас вышел. Потапыч.
- Никак нет-с. Я его, признательно-то сказать, почти что и не знаю вовсе. Он, должен быть, мещанин здешний.
- Так вы дела с ним ведете по переписке?
Седой улыбнулся:
- Да он, чаю, и грамоте не знает, а делов у меня с ним не бывает. Обороты наши будут-с поважнее ихних, - прибавил седой с лукавым самодовольством.
- Так отчего же он не посылает своих денег по почте?
- Да известно-с, чтоб не платить за пересылку.
- А как же он не потребовал от вас расписки?
Черный и рыжий засмеялись, а седой взбесился не на шутку.
- Расписку! - закричал он. - Расписку! Да если б он от меня потребовал расписку, я бы ему его же деньгами рожу раскроил. Слава Богу, никак уж пятый десяток торгую, а энтакого еще со мной срама не бывало.
- Изволите видеть-с, милостивый государь, не имею удовольствия знать, как вас чествовать, - сказал рыжий, - ведь-с это только между дворянами такая заведенция, что расписки да векселя. У нас, в торговом деле, такой-с, этак-с сказать, политики не употребляется вовсе. Одного слова достаточно. Канцеляриями-то, изволите видеть, заниматься некогда. Оно хорошо для господ служащих, а нашему брату несподручно приходится. Вот-с, примером будь сказано, - продолжал он, указывая на седого, - они торгуют, может статься, на мильон рублев серебром в год, а весь расчет на каких-нибудь лоскутках, да и то так только, для памяти...

(В. А. Соллогуб. Тарантас. Путевые впечатления. СПб, 1840 г.)