Внешний вид - способ выражения собственного мнения

В самом начале 1960-х годов одна моя знакомая прилетела отдыхать в Гагры. Точнее говоря, прилетела она в аэропорт Адлер, а оттуда собиралась ехать на такси. Но в такси её не пустили. Таксист не посадил. И второй тоже. И третий, и четвертый.

Потому, что она была в брюках. Таксистам города Адлера это, наверное, казалось какой-то несусветной развратной дикостью. Возможно, с транссексуальным оттенком, хотя такого слова тогда не знали. Но чувствовали. «Женщин в брюках не возим!» - и точка. Даже не знаю, с чем это сравнить. Что в наши дни может вызвать такое брутальное отторжение, такое агрессивное неприятие? Разве что плакатный террорист с бородищей и громко тикающей бомбой.

Моя знакомая (кстати говоря, она приехала с мужем) была вынуждена прямо на площади раскрыть чемодан, среди плотно уложенных вещей найти платье и отправиться на поиски общественного туалета, чтобы там, в кабинке, переодеться. Муж остался стеречь чемоданы и держать очередь на такси. Слава богу, всё кончилось хорошо: ситцевое платье устроило и таксистов, и старого чистильщика ботинок, который из своей будки сказал: «вот то-то же!».

Это было начало 1960-х, уже были спутник и Гагарин, уже разоблачили культ личности и провели в Москве американскую выставку. Импрессионистов тоже показали народу в залах музея имени Пушкина. Однако женщина в брюках воспринималась как ужасающий эротический монстр. И не где-нибудь, не в строгой обстановке советского учреждения (вспоминается довлатовский начальник, говоривший своим сотрудницам о тех же брючных костюмах: «нет такой моды!»), а именно что на курорте.

Кстати, нас с мамой - я это прекрасно помню - в те же годы на том же советском юге не пустили в столовую, потому что мама была в сарафане. Пришлось возвращаться за кофточкой.

При этом сами мужчины ходили по курортным набережным в пижамах. Да-да, в шёлковых полосатых пижамах, в которых теперь отдельные пожилые сибариты ходят в ванную и пьют кофе на кухне.

Современному мужчине, чтобы понять, что тогда ощущала женщина в брюках, надо выйти на улицу в пижаме.

Особым испытанием для женщин было лето.

Страна у нас в общем и целом северная. По преимуществу осенне-зимняя. Холодных месяцев семь, а то и все девять. Поэтому главные дамские одёжные усилия были направлены на что-то тёплое или, в крайнем случае, демисезонное. Шубки, куртки, пальто. Ботиночки и сапожки. Шапки меховые или шляпки фетровые. Платки пуховые, платки чёрные с шёлковой бахромою, в крупных розовых цветах.

Городские улицы были полны ярких зимних красавиц. «Как дева русская свежа среди снегов!» Или загадочных весенне-осенних незнакомок. «Дыша духами и туманами.»

Но климат в нашей северной стране, увы, континентальный. Лето хоть и недлинное, но жаркое. Лето ставит вопросы не только о платье и босоножках. О ногах как таковых тоже. Наверное, знаменитый моностих Брюсова «О, закрой свои бледные ноги» посвящён осенне-зимней красавице, не подготовившейся к летним испытаниям.

У моей мамы была подруга. Танцовщица из ансамбля «Берёзка». Звали её Анжелика Дмитриевна. По понятным профессиональным резонам танцовщицы ухаживали за своим телом несколько пристальнее обычных гражданок. Вот. Приезжает данная Анжелика Дмитриевна на юг. Снимает комнату в частном секторе. А соседнюю комнату снимает молодая супружеская пара, московские инженеры. Вернувшись с пляжа, Анжелика Дмитриевна сказала соседке со всей танцевальной грубоватостью: «Что это ты, подруга, под мышками такие кусты развела? Лето ведь, жара. Вот, держи бритву. И мужу понравится!» Та послушалась. Но вечером из комнаты вдруг раздался дикий крик. В коридор выбежали зарёванная инженерша и её разгневанный муж. «Это она, это она!» - рыдала дамочка, показывая на Анжелику Дмитриевну. «Сейчас милицию позову! - орал инженер. - Да вас в тюрьму посадят!» «За что?» - спросила Анжелика Дмитриевна. «За вовлечение в проституцию! Вы из моей жены проститутку сделать хотите? Это ведь только проститутки подмышки бреют! - присмотрелся к ней и всё понял: - Да вы... да ты сама проститутка!» - смачно повторял он неприличное, но, наверное, чем-то ему приятное слово.

Пришлось Анжелике Дмитриевне искать другую комнату в частном секторе.

Иные нынче времена.

Настала эпоха торжествующей эпиляции.

Однажды я написал и вывесил в своем блоге рассказ. Там все происходило в сентябре 1968 года. Я так точно знаю время, потому что это случай из моей жизни.

Вот цитата

«Не смотрите на мои ноги, пожалуйста, - сказала она. - Да, у меня волосатые ноги. И я не ношу брюк или чулок. Сентябрь, тепло. Но вы все равно не смотрите».

Боже! Оказалось, что читатели заметили только это. Волосатые ноги заслонили всю печальную лирику рассказа, весь его сюжет, смысл и стиль. Половина читателей говорила, что такого не может быть, потому что не может быть никогда.

Вторая половина вежливо отмалчивалась, но автора не одобряла за такие кошмарные выдумки.

Автор, конечно, поплакал и сменил слово «волосатые» на слово «некрасивые».

Но автор клянется, что это не выдумки. Это было. И это было повсеместно. Некоторые дамы травили волосы на своих икрах перекисью водорода: они оставались, но делались белые. Некоторые брили, но таких было немного, ибо считалось, что от бритья растёт скорее и жёстче. Другие - для мягкости - жгли волосы спичками. Отдельные добычливые счастливицы мыли ноги соком из кожуры молодого, ещё зеленого, грецкого ореха - во как! Для этого надо было иметь блат в Абхазии. Воском не пользовался почти никто. Лазеры находились на стадии секретных разработок. Поэтому почти все женщины ходили так, как бог дал. А бог очень многих сделал похожими на Балкис, царицу Савскую. Мода на длинные юбки была встречена с восторгом, ибо мини-юбки и шортики были для наших савских цариц сущим проклятием.

Желание похудеть велико, но не нужно рассчитывать на чудо. Никакие диеты или затраченные деньги на диетолога не смогут решить вопрос кардинально. Если нет культуры питания, временный эффект уйдет очень быстро. Можно всю жизнь сидеть на жёстких диетах, заключив желудок в своеобразный концлагерь, но и это не выход. В чём же секрет? Как, наконец, похудеть навсегда?
Читать дальше

Три революции пережила русско-советская культура. Революция кофточек, которая удвоила гардероб, ибо две юбки и две кофточки - это четыре наряда. Революция сапог, освободившая женщин от зимних рейтуз со штрипками. Революция колготок, избавившая от дополнительной части туалета под названием «пояс» и от выпирающих сквозь тугую юбку подвязок.

Но все эти революции не затрагивали тела. Ну, разве что появились шарики от пота. Да и то мне случалось еще в 1970-е (!!!) слышать фразу: «Проститучий запах дезодоранта». Привет от Анжелики Дмитриевны (кстати, танцовщицы издавна подпудривались питьевой содой: как рукой снимает, лучше всякой «Рексоны»).

Четвертой революцией - посткоммунистической - стала возможность показать своё красивое, гладкое, свежее тело. Просвет между коротким топиком и низко сидящими брючками - как неустранимый зазор между государством и гражданином, между политикой и повседневностью, между холодными требованиями общественной необходимости и жарким шёпотом желаний. В этом зазоре сияет смуглый животик с пирсингом в аккуратном пупе. Гладкие ножки. И в смысле legs, и в смысле feet. Здесь пора остановиться, наверное, а то уж совсем разогнался. Нет, хватит.

Не знаю, какой объём у индустрии тела, от косметики до фитнеса. Думаю, грандиозный. Но дело не в новой отрасли, подарившей нам красоту и рабочие места.

Революция тела сделала нас терпимыми. Ведь внешний вид - одежда, прическа, маникюр-педикюр, пирсинг, тату - это важнейший аспект самовыражения. Американцы считают, что внешний вид является одним из видов выражения собственного мнения, и тем самым подпадает под защиту Первой поправки (решение Верховного суда по делу «Тинкер против школьного округа Дес Моинес», 1969; благодарю Бориса Каплинского за справку). Но терпимость - это не только благородное сочувствие к иному. Это еще и безразличие, равнодушное созерцание. Иногда кажется, что революция тела привела к эволюции (вернее, к инволюции, то есть к обратному развитию) политического поведения. Энергия табуированного тела - задрапированного в бесформенные шаровары и свитера или втиснутого в строгие костюмы и платья - эта энергия устремлялась на площадь, на митинг, превращалась в марши и скандирования. Неважно, организованные властью, как в 1920-1980-е годы, или спонтанные, искренние, как в 1990-е. Теперь эта освобождённая энергия идёт по своему исконному руслу, проложенному за десятки тысяч лет до всякой политики. Не на площадь, а на дискотеку. Не на митинг, а на тусовку. Не орать хором, а шептать на ушко. Хорошо это или плохо? Не могу давать оценки явлениям природы. Но в любом случае это Эрос, который, согласно записи тов. Сталина на книжке М. Горького, побеждает Танатос.

В общем, начал с сарафанов и ножек, закончил политикой. Куда денешься, культура у нас такая.

Александр Христофорович Бенкендорф в 1830-е годы с удовлетворением отмечал, что современная молодежь наконец-то занимается тем, чем ей, молодежи, заниматься положено - балами и танцами, и совершенно забросила политику.

Тогда же он сказал: «Прошедшее России было удивительно, её настоящее более чем великолепно, что же касается её будущего, то оно превосходит всё, что может нарисовать себе самое смелое воображение».

Конечно, злой человек захихикает: эк двусмысленно выразился этот остзейский граф; смелое воображение разное бывает. Но будем надеяться на хорошее. Тем более что лето ещё не закончилось.