Кризис в регионах или торжество хамского лоббизма

Минфин устами директора департамента межбюджетных отношений Минфина Ларисы Ерошкиной предал гласности список 13 российских регионов, «входящих в группу «кризисных» в связи с падением бюджетных доходов».

Это (по алфавиту): Астраханская, Белгородская, Волгоградская, Кемеровская, Курская, Новгородская, Оренбургская, Самарская и Челябинская области, Красноярский и Пермский края, Татарстан и Ханты-Мансийский АО.

Список, мягко говоря, спорный. Да, действительно, масштабы падения доходов региональных бюджетов весьма существенны. По данным того же Минфина, в мае 2009 года доходы региональных бюджетов упали по сравнению с апрелем на 42%, в то время как доход федерального бюджета снизился лишь на 14,3% (что хорошо иллюстрирует перекладывание федеральным центром основной тяжести кризиса именно на регионы).

По сравнению с маем 2008 года собственные доходы региональных бюджетов упали на 23%, а в реальном выражении, с учетом роста цен - более чем на треть. При этом поступления налога на добычу полезных ископаемых сократились на 46%, наиболее значимого для успешных регионов налога на прибыль - на 37%, подоходного налога - на 9%.

Однако с учетом этого не совсем понятно, почему в список не попал ни один регион Дальнего Востока. Что, эта часть России не затронута кризисом? Или просто находится слишком далеко от московских кабинетов?

Понятно, что кризис больше всего (наряду с машиностроением) ударил по черной металлургии: однако в списке волшебным образом не оказалось не только Липецкой, но даже Вологодской области, бюджет которой, как мы хорошо помним, на три четверти зависел от одной-единственной компании (и на 38% состоял из ее налога на прибыль).

Как среди кризисных регионов не оказалось Московской области, которая - насколько можно понять, в результате исключительной эффективности управляющих ею менеджеров - оказалась, по целому ряду сообщений, на грани дефолта, перенесла пугающее по масштабам сокращение расходов, в том числе и (вопреки всем официальным обещаниям) социальных, и вот-вот может лишиться своего губернатора?

Среди 10 регионов с наибольшим падением поступлений налога на прибыль, список которых опубликован Минфином (это Архангельская, Курганская, Оренбургская, Пензенская, Сахалинская и Смоленская области, Хабаровский край, республики Карелия и Коми, а также Ханты-Мансийский АО), лишь 3 включены тем же самым Минфином в перечень кризисных регионов. Да как такое может быть?

Среди 5 регионов с наибольшим сокращением поступлений подоходного налога (это Белгородская, Оренбургская и Ярославская области, республики Ингушетия и Тыва), составленных Минфином, тем же самыми Минфином в список кризисных внесено только два. Это как же составлялся указанный список?

Но главное не в этом, а в самом подходе к определению кризисных регионов: ими считаются те, кто больше всего потерял в результате кризиса.

При таком подходе наиболее пострадавшими от кризиса надо считать российских олигархов - и оказывать поддержку именно им, а не теряющему работу и экономящему на еде населению страны.

Правда, этот пример не очень удачен: ведь преобладающая часть дополнительной финансовой помощи государства действительно направляется именно на помощь олигархам и спекулянтам, а не обычным гражданам России...

И тем не менее: понятно, что богатые регионы пострадали от кризиса больше других - у них резко снизился уровень доходов, и многие программы пришлось срочно консервировать.

Однако такой подход страдает серьезнейшим методологическим «вывихом»: пострадавшими считаются регионы, ухудшившие свое положение, а не находившиеся в кризисе и без того.

То есть если регион много потерял, - он в кризисе, ему надо помогать. А вот если региону терять было попросту нечего, если в нем и так царили разруха и нищета, если он был беспросветно депрессивным и тихо умирал, - он «кризисным» не признается. Там вроде бы все в порядке - «на кладбище все спокойненько».

Это производит впечатление безумия.

Понятно, что богатейший Ханты-Мансийский округ и эффективно управляемый Татарстан страдают от падения цен на нефть и проблем машиностроения. Но они все равно остаются на порядок богаче и устойчивее депрессивных регионов. Начиная с Бурятии, в которой даже самое эффективное производство обречено на проблемы из-за огромного транспортного «плеча» и высоких железнодорожных тарифов.

А, скажем, Читинская область, о которой большинство обитателей московской политтусовки так никогда бы и не вспомнили, если бы туда не отправили посмевшего попытаться перестать быть олигархом Ходорковского?

А находящиеся совсем недалеко от Москвы Ивановская и Костромская области, ставшие символами безысходности и неизбывных проблем?

Получается, что Минфин печется о благополучных, об относительно богатых, которые «плачут громче всех». Почему тогда в списке нет Москвы? Ведь и по ее бюджету падение прибыльности российской экономики ударило довольно болезненно.

Чтение списка кризисных регионов вызывает ощущение, что Минфин собирается собрать деньги с депрессивных территорий и за их счет помочь наиболее успешным.

Абсурд? Конечно!

Торжество лоббизма в его наиболее чистом и хамском виде (ибо понятно, что богатый регион имеет более налаженные каналы взамодействия с федеральными властями, чем беспросветно депрессивный)? Весьма вероятно.

Однако вызывающий недоумение список кризисных регионов свидетельствует и о фундаментальном пороке всей межбюджетной политики Минфина: об отсутствии объективного критерия финансовой поддержки регионов.

Все 2000-е годы федеральная финансовая помощь регионам направляется не для вывода их на определенный уровень развития, а для выравнивания их бюджетной обеспеченности к абстрактному среднероссийскому уровню, не имеющему никакого содержательного смысла.

Если врач попытается лечить больных, приводя их температуру не к 36,6 градусам, а к «средней по больнице» - ему оторвут голову. В отношении же регионов России этот откровенно безумный подход «под фанфары» реализуется на протяжении скоро уже десяти лет - при неуклонном росте региональной дифференциации, доходящей до грани распада единого экономического пространства.

Отсутствие объективных критериев межбюджетной финансовой политики и порождает самые замысловатые интеллектуальные конструкции. Позволяя считать «кризисными» не нищих, но вполне обеспеченных, даже после потери доходов сохраняющих более высокий финансовый уровень.

Устранить эту проблему легко - создав систему минимальных социальных стандартов (для начала можно ограничиться прожиточным минимумом), подчинить всю финансовую помощь регионам целям их достижения.

Однако такой подход - именно в силу своей объективности - существенно ограничит потенциал лоббизма и коррупции.

За все 2000-е годы это не понадобилось никому в правящей бюрократии.