Мимо объятий Обамы

Через три недели приедет Обама. У его приезда будет много различных последствий. Но, думаю, будет и вот какой: его приезд – это конец для так называемой несистемной оппозиции. Выступление Обамы в Каире показало, что он несет народам и их властям новое американское послание: «живите как умеете». Демонстративный отказ от гегемонистского бушизма связан с намерением создавать новую мировую архитектуру и на этом – раннем своем этапе – Обама сказал в Каире примерно следующее: если у вас тут есть десять парней, которые носят костюмы, читали «О вечном мире» Канта и готовы со мной сотрудничать – то остальное нас не интересует. Хотите, пусть ваши женщины ходят в чадре, не хотите – ваше дело. Хотите называть себя в интересах внутреннего пользования «суверенной демократией» – ну и флаг вам руки. Ходите с этим флагом.

Обама едет к Медведеву с широкой улыбкой. Что бы тут мы себе не фантазировали относительно собственного будущего, мы уже взвешены на мировых весах. И признаны слишком легкими. США, Китай и Евросоюз несопоставимы с нами ни по людским ресурсам, ни по способностям к модернизации. Мы нечто вроде Турции. А некоторые наши фантомные преференции связаны с историческим наличием ядерного оружия. Но оно уже работает лишь в том смысле, что большие парни нам просто снисходительно улыбаются и говорят «да-да-да». Поскольку понимают, что наличие этого оружия не подкреплено возможностями участвовать в экономической гонке.

Вес несистемной оппозиции в России тоже посчитан. Если в образах астрономии: ее гравитационный потенциал в сравнении с путинизмом все равно, что вес искусственного радиоспутника в сравнении с весом Юпитера. Спутник, конечно, издает какое-то «пи-пи-пи», которое могут уловить радиолюбители в разных частях мира. Но не более.

Медведев – как уже знает американская администрация – также воплощает собой если и не «новый курс» в полной мере, то во всяком случае, новый центр гравитации. Медведев демонстрирует переход к другим форматам. Путина как-то спрашивали с месяц назад: будет ли у него встреча с Обамой. И он так показательно отшутился: мол, ну, если найдется у Обамы время в графике для встречи с – всего-навсего – премьер-министром. Как-то они это уладят. Чтобы никому обидно не было. Путин – заслуженный человек. Восстановил вертикаль (в свое время), вернул «субъектность» (в известных пределах). Он, конечно, сегодня не олицетворяет собой «новое».

Но – по большому счету – кому интересно, как расположены стулья саудовских принцев во время встречи с лидером США. Это их внутреннее дело – как они там сидят, кто у них там в чадре.

Для «профессиональных оппозиционеров» наступают тяжелые, по своему трагические времена. Давно уже оторванные от почвы, утратившие способность говорить с большими социальными группами, давно загнанные сурковцами в особый кластер с жестко очерченным контуром, эти люди перекипели сами в себе. Трагедия в том, что одни сидят, другие были избиты или даже убиты. Те, кто сидят в кластере, ярко напрягают свои полемические таланты. Критика – да. Она всегда находит сочувственного читателя. Но образ будущего, который проступает в этих полемических трудах, не вдохновляет. Он не понятен большим социальным группам, в том числе и активным, стремящимся к самостоятельности. Эта несистемная оппозиция пытается убеждать в том, что путинская восьмилетка вся состоит из одних только ужасов, злохудожеств, поражений и глумления над здравым смыслом. В то время как большая часть общества прекрасно видит и достижения, и издержки. Гравитация сильна потому, что для российского общества эти достижения и издержки стали уже «своими». На них невозможно посмотреть откуда-то, как бы с другой планеты. Это так хотя бы потому, что за десятилетку в жизнь вошли новые генерации, и для них она – «родная». Они состоялись в ней. И для них образ будущего, который излучает Гарри Каспаров, сводится не к модернизации, а, в сущности, к тому, чтобы сдаться в объятия некоей фантомной «Америке».

И вот теперь приедет Обама. И выяснится, что никаких объятий Америки нет. И что бултыхаться дальше в мировой истории нам придется самим. Смысловой разрыв заключен в том, что мы отчасти все еще хотим изображать переходный период от коммунизма. Мы как бы все еще «изживаем». Но никому это уже не интересно. Мы отчасти все еще хотим выбирать какой-то «цивилизационный путь». Но это никто не воспринимает всерьез. Мы хотим отменять «ельцинизм», потом отменять «путинизм». Мы хотим постоянно симулировать «переопределение».

Но прошло 20 лет со дня падения Берлинской стены. И снаружи, т.е. по ту сторону этой стены, всем про нас все ясно. Мир нам хочет сказать вот что: «Обустраивайтесь сами, как можете». Энергию обновления придется генерировать из себя самих, опираясь на собственный гравитационный вес.